— Мисс Монткальм, — сказал Уэст, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, — ваше запястье действует мне на нервы.
В тот день я была в бешенстве. Я почти не спала на этой гребаной кровати с изогнутыми спинками, и мне мерещились тени Филота по всей комнате. Уверена, что мой сосед-насекомое специально выводит меня из себя. В этих апартаментах творится что-то серьезное, связанное с преследованием насекомыми.
Я смерила Уэста равнодушным взглядом.
— Что вы хотите, чтобы я с этим сделала, мистер Уэст?
— Снимите их.
— Мне нравятся они там, где они есть.
— Снимите их.
Я сердито посмотрела на него и потрясла запястьем.
— Это вас бесит?
Он выглядел раздраженным.
— Да.
— Итак, вы можете часами постукивать ногой по столу, в каком бы гипнотическом состоянии вы ни находились, но ритмичное позвякивание моих браслетов мешает вам?
— Вы считаете этот шум мелодичным?
— Считаю.
Он выглядел так, словно хотел меня задушить.
— Сними свои браслеты прямо сейчас, Айви.
— Тогда перестань стучать ногой по столу.
— Это не обсуждается.
— Это не обсуждение. Оно означает, что каждый из нас получит то, что хочет. Нет, мистер Уэст, это компромисс. Мы теряем то, чего так хотели. Видите ли, это две совершенно разные вещи.
— Блядь, — внезапно выругался он, но это было смешано со стоном, как будто я только что уложила его на лопатки. То, как он посмотрел на меня в следующий момент, вызвало мурашки в запретных местах, например, в моей киске. В его глазах светился тот самый горячий взгляд. Он смотрел на меня так, словно впервые за весь день обратил на меня внимание. Было приятно чувствовать, что я не являюсь частью офисной мебели, что в кои-то веки его стены не были такими укрепленными.
Затем он все испортил, сказав:
— Как раз в тот момент, когда я начинаю думать, что твоя голова состоит больше из воздуха, чем из мозговых клеток, ты приходишь ко мне с этим.
— Это не очень приятный комплимент.
— Если от меня, то да.
«Его мудацкие комплименты лучше, чем напряженное моргание и пустые взгляды», — подумала я. Все еще. Я упрямо вздернула подбородок и повторила весь смысл этого идиотского разговора.
— Перестань стучать ногой, и я сниму свои браслеты.
Он стиснул зубы, но я уловила веселье на его лице.
— Ты первая.
Для тебя это новый Эйдан. Он должен побеждать все чертовы времена. Я мудро выбираю сражения. Ты не выиграешь войну, пытаясь одержать верх в каждой стычке. Нет, ты должен быть стратегом и все такое прочее.
Я закатила глаза и сняла их, оставив только золотой браслет. Уэст прищурился, глядя на браслет, будто собирался возразить, но сдержался. Возможно, я оказалась остроумнее, чем он ожидал, или, может быть, он что-то почувствовал, когда посмотрел на него. Об этом не стоило и думать.
Дело в том, что мы действуем друг другу на нервы. С той ночи в машине мы стали еще более раздражительными. Он сосал мои соски, щупал мою киску, а я ему дрочила — это, как правило, меняет обстановку на рабочем месте; это приводит к тому, что двум людям становится более комфортно друг с другом, чем они должны быть в профессиональном плане. Пассивно-агрессивные комментарии не являются чем-то необычным, и такая динамика может стать довольно ядовитой.
Как сейчас, когда я только что пришла в офис с опозданием на несколько минут.
— Знаете, мисс Монткальм, — говорит он, глядя на свои бумаги, когда я вхожу, — у меня такое чувство, что если бы машина одного из моих сотрудников сломалась посреди движения, и ему пришлось бы ехать на одноколесном велосипеде, чтобы добраться до моего дома, а по дороге его бы сбил полуприцеп, а потом он бы полз со скоростью улитки по битому стеклу со сломанными ногами, то все равно бы добрался сюда раньше вас.
Я падаю в кресло рядом с ним.
— Этот сотрудник не живет в одной комнате с Филотом, мистер Уэст.
Он поднимает взгляд.
— Филот?
— В моих апартаментах проблема с пауками, и их предводителя зовут Филот. Он охотится на меня.
— Паук охотится на тебя?
Я торжественно киваю.
— Он действительно вызывает беспокойство. Он каждый день плетет паутину на мою дверь, и с каждым днем она становится все толще. Прошлой ночью я решила перехитрить его. Я наклонилась и проползла под паутиной, и знаете что, мистер Уэст? Гребаный Филот и там соорудил паутину, похожую на мину-ловушку, будто он какой-нибудь Индиана Джонс из мира насекомых, и я угодила прямо в нее. Кстати, я до сих пор кашляю от этой паутины. Думаю, он еще и мухами ее напичкал. У меня першит в горле, и я просто не могу до него добраться.
Когда я смотрю на него в следующий раз, на его серьезное выражение лица, то вижу нечто, от чего у меня перехватывает дыхание.
Уэст улыбается. От этого захватывает дух.
Я сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться в ответ, потому что у меня действительно серьезная проблема с пауками в этих апартаментах. Прикусываю щеку изнутри, но это безнадежная битва.
Я смеюсь, и тогда смеется он.
К черту мою жизнь.
— Нам нужно что-то с этим сделать, — выдавливаю я сквозь приступ смеха. — Честно, мистер Уэст...
— Потому что у вас проблема с пауками…
— Да, у меня в апартаментах проблема с пауками, это так.
Уэст кивает, его взгляд задерживается на моем лице еще на мгновение.
— Ты — нечто особенное, не так ли?
Я не отвечаю. К моим щекам приливает жар. Опускаю взгляд, закрывая лицо волосами, чтобы он не видел, как я покраснела.
— Пора сделать несколько звонков, — говорю я со вздохом.
— Кому?
— Мистеру Рональду Гриру.
— Еще раз, чем он занимается?
— Он изобрел какую-то штуковину для открывания окон.
Уэст снова смеется, и это музыка для моих ушей. Ого.
— Черт возьми.
— Да.
Это самые глупые компании, которые я когда-либо видела, но неважно. У меня такое чувство, что это терапия для Эйдана.
По правде говоря, мы, возможно, действуем друг другу на нервы, но мы упрямы, и ни один из нас не хочет отказываться от этой неудачной пары.
После почти целого дня работы я смотрю на Уэста, который сидит рядом со мной, и он ничего не знает. И никогда не узнает о нашей короткой истории, о том, как страстно мы любили друг друга. Никогда не узнает, что я для него значила. Трудно не думать о таких вещах, когда напоминалка сидит рядом со мной каждый божий день. Я не знаю, что я здесь делаю, потому что, если это делается для того, чтобы напоминать ему о нас, то это не работает. Вообще. И я также не могу достучаться до него так, чтобы он открылся мне.
Сидящий сейчас рядом со мной Эйдан, похоже, не нуждается в помощи. Он, вероятно, не думает, что нуждается в ней, и я часто задаюсь вопросом, а нуждается ли он вообще. Если бы он продолжал жить холодной, замкнутой и пустой жизнью, разве это было бы так уж плохо?
Я думаю, Стивен все неправильно понял. Думаю, он отправил меня сюда, думая, что Эйдан снова нюхает наркотики и отрывается по полной.
Я не вижу, чтобы он делал что-то из этого.
Я понимаю, что он прячется от мира, может быть, даже от себя.
17
Айви
Я официально лишилась рассудка.
Сейчас очередная вечеринка, и на этот раз народу меньше, чем обычно. Возможно, поместье теряет свое очарование… неважно, мне все равно. Суть в том, что я лишилась рассудка. Почему? Потому что присоединилась к игре в покер с этими богатенькими мальчиками, и все это для того, чтобы иметь прямой обзор коридора, ведущего в спальню Эйдана. Моя импульсивная натура становится все сильнее. Мне нужно знать, что происходит с ним наверху, и это как никогда важно.
Разве это нездорово?
Возможно.
Нужна ли мне помощь?
Нет, нет, обещаю. В смысле, я только что признала, что это, вероятно, нездорово, и один из шагов к преодолению проблемы — признать ее. Видите, я в порядке. У меня получилось…
— Куда, по-твоему, ты идешь? — огрызаюсь я, отрываясь от своих карт и прищуриваясь при виде очередной девушки, посматривающей в сторону его спальни.
Она хмурится, глядя на меня.
— Это не твое дело…
— Я живу здесь, — прерываю я. — На самом деле я слежу за тем, кто приходит и уходит из поместья мистера Уэста, поэтому это мое дело, и тебе лучше отвалить. — Я выжидающе поднимаю брови.
Ничего хорошего из этого не выйдет, знаю. Я подчеркиваю свою сомнительную власть, и все, что нужно сделать этим девушкам, — проявить достаточно упрямства, чтобы бросить вызов. Тогда мой карточный домик рухнет, и никто больше не будет воспринимать меня всерьез.
Я не могу этого допустить.
Итак, я выпячиваю грудь, смотрю на нее так, словно готова к дуэли, и жду, когда она отвалит. Эта действительно отваливает, но, боже, как же та на меня смотрит. Без сомнения, я в черном списке этой цыпочки.
— Ладно, Эдди, — говорю я, хлопая ладонью по столу. — Давай посмотрим, что там у тебя!
— Роял-флеш, — отвечает Эдди через журнальный столик, раскладывая карты. — И, пожалуйста, перестань называть меня Эдди. Меня зовут Дэйв. (примеч. Роял-флеш — последовательность из пяти одномастных карт, начинающаяся с туза. Самый сильный расклад в игре.)
— Я Эдди, — говорит мужчина рядом с ним, поднимая руку.
Я еще раз проиграла. Бормочу проклятие за бутылкой пива… ладно, еще я выпиваю совсем немного. Слушайте, все не так уж плохо. Я все еще здесь. И могу немного покричать, потребовать еще одну раздачу, могу даже попросить ди-джея, который продолжает твердить мне, что он не ди-джей, включить песню получше… и да, я рычу на женщину, которая просто стоит рядом в коридоре, но я… все еще… здесь.
Парень рядом со мной — Мэтт? — теперь сидит очень близко, и он смеется над всеми моими шутками, так что я еще и налаживаю связи. Это работает. Мне давно следовало попробовать пообщаться. Приятно спрятать свою боль за несколькими бутылками пива и партиями покера.