Казалось, принц напрягся. Сначала я решила, будто он оскорбился, что я была груба, не осознавая этого, но потом я заметила, что он бросает взгляды на Эскар и ее маленькую группу, бесприютно стоящую в углу. Возможно, он чувствовал себя неловко рядом с принцессой, так громко рассуждающей о «драконьих делах» рядом с настоящими живыми драконами. К тому же Глиссельда делала вид, что не видит их.
Принцесса казалась настолько озадачена неловкостью, повисшей в воздухе, словно это был запах, которого она раньше не встречала. Я взглянула на принца Люсиана, но он смотрел в сторону. Смела ли я сказать то, что не мог он?
Именно страх позволял Томасам Бродвикам этого мира процветать: страх высказаться, страх перед самими драконами. Последнее ко мне не относилось, а первое, конечно, должна победить совесть.
Я выскажусь ради Ормы.
Я сказала:
– Ваше Высочество, простите мою прямоту. – Я глазами указала в сторону саарантраи. – Но если бы вы пригласили саарантраи присесть рядом с вами или даже потанцевать, это бы выгодно подтвердило вашу репутацию доброй натуры.
Глиссельда замерла. Теоретическое обсуждение драконов было одним делом, взаимодействие с ними – чем-то совершенно иным. Она бросила на кузена паникующий взгляд.
– Она права, Сельда, – сказал он. – Двор смотрит на наши действия.
– Знаю! – заволновалась принцесса. – Но что я… как я… я просто не могу…
– Ты должна, – сказал Люсиан твердо. – Ардмагар Комонот прибывает через восемь дней, ведь так? Мы не можем опозорить бабушку. – Он одернул рукава камзола, расправляя их. – Я пойду первым, если так тебе будет легче.
– О, спасибо, Люсиан, конечно, – выпалила она с видимым облегчением. – Он настолько в этом лучше меня, Фина… Вот почему наша свадьба будет такой выгодной. Он понимает практичность и обычных людей. Ведь он все-таки бастард.
Сначала я поразилась, что она так непринужденно назвала своего жениха бастардом, словно для него это не имело значения. Но потом я увидела его взгляд. Это имело для него значение. Огромное, но, видимо, он считал, что не имеет права высказываться.
Я знала, каково это. Я позволила себе немного эмоций. Сочувствия. Да. Вот что это было.
Юноша быстро собрался с духом – будучи военным, он знал, как себя держать. Люсиан подошел к Эскар, как мог бы подойти к изрыгающему пламя, шипящему, адскому существу, с осторожным спокойствием и железным самообладанием. Все разговоры в комнате затихли или прервались, а взгляды обратились к принцу. Я поняла, что задержала дыхание. И я была не одна.
Он грациозно поклонился.
– Мадам заместитель госсекретаря, – произнес он, и его голос был отлично слышен всем в затихшей комнате, – вы не присоединитесь ко мне в гальярде?
Эскар оглядела комнату, словно искала автора этого розыгрыша, но ответила: «Присоединюсь». Она взяла его за руку. Ее кафтан Зибу полыхал яркой фуксией рядом с его алым камзолом. Все выдохнули.
Я осталась на несколько минут, чтобы посмотреть, как они танцуют, улыбаясь себе под нос. Он возможен, этот мир. Просто нужно желание. Я молча поблагодарила принца Люсиана за решительность. Я поймала взгляд Виридиуса с другой стороны комнаты. Он, казалось, понимал и показал жестом, что я могу идти. Я развернулась, чтобы покинуть салон, радуясь, что помогла случиться чему-то хорошему, но и испытывая ощутимое облегчение, что оставляю толпу и разговоры позади. Тревожность – или шанс избавиться от нее – толкала меня к двери, словно пузырь на поверхности озера. Коридор обещал мне место, где я смогу вздохнуть.
Я бросилась туда с такой поспешностью, что чуть не врезалась в леди Коронги, гувернантку принцессы Глиссельды.
8
Леди Коронги была миниатюрной женщиной, старой и старомодной. Ее головной убор был излишне накрахмален, а вуаль-бабочка, десятилетие назад вышедшая из моды, торчала так, что могла выколоть кому-нибудь глаз. Рукава полностью закрывали ее руки, поэтому есть или вести переписку ей было сложно. Но она принадлежала к древней школе, которая приравнивала хорошие манеры к сложным ритуалам. Одежда мешала обыденным действиям, но, очевидно, давала ей больше поводов для брезгливых хлопот.
Она потрясенно вытаращилась на меня, ее глаза за вуалью округлились, накрашенные губы сложились в тугой осуждающий бутон. Она не сказала ни слова. Я должна была извиниться, так как это, очевидно, мне не хватало манер.
Я сделала такой низкий реверанс, что чуть не потеряла равновесие. Она закатила глаза на мое шатание.
– Нижайше прошу вашего прощения, миледи, – сказала я.
– Меня поражает, что такой неумелой обезьяне, как ты, позволено носиться по коридорам, – фыркнула она. – У тебя нет хозяина? Поводка?
Я надеялась поговорить с ней об образовании принцессы. Увидев, как Глиссельда боится настоящих живых саарантраи, я лишь сильнее захотела обсудить это с ней, но теперь боялась сама.
Губы леди Коронги растянулись в оскале, и она прошла мимо, ударив меня своим острым локтем под ребра и отпихнув в сторону. Она сделала только два шага, прежде чем остановилась и резко развернулась.
– Как, вы сказали, вас зовут?
Я быстро сделал реверанс.
– Серафина, миледи. Я учу принцессу Глиссельду…
– Игре на клавесине. Да, она упоминала вас. Говорила, что вы умны. – Она снова остановилась передо мной и подняла вуаль, чтобы лучше меня рассмотреть. Она изучала мое лицо проницательными голубыми глазами.
– Поэтому вы наполняете ее голову чушью о драконах? Потому что очень умны?
Вот что я хотела с ней обсудить, мне даже не пришлось подводить ее к этому разговору. Я попыталась успокоить ее.
– Дело не в уме, миледи. А в опыте. Мой отец, как вы, наверное, знаете, королевский эксперт по Договору Комонота. Меня саму многие годы обучал дракон. Я обладаю определенными знаниями…
– О том, что драконы считают нас насекомыми? Такими знаниями вы обладаете? – Она стояла так близко, что я ощущала липкий запах ее ниниийского парфюма. – Я пытаюсь внушить уверенность второй наследнице, заставить ее гордиться своими людьми и их победой над драконами.
– Это не уверенность, это презрение, – сказала я, увлекшись спором. – Вам бы стоило увидеть, как она только что волновалась из-за простого разговора с саарантраи. Она испытывает отвращение и страх. Однажды она станет королевой и не может позволить себе ни того ни другого.
Леди Коронги сделала круг большим и указательным пальцем и прижала их к сердцу: знак святого Огдо.
– Когда она станет королевой, если Небеса позволят, мы закончим этот конфликт так, как должны были, вместо того чтобы вести себя как трусы.
Она развернулась на каблуках и вошла в Голубой салон.
Встреча с леди Коронги ужасно меня взбудоражила. Я вернулась в свои покои, позанималась игрой на спинете и лютне, чтобы успокоиться, и забралась в постель только много часов спустя, все еще не ощущая усталости.
Мне нужно было поухаживать за садом, но я могла сделать это и лежа. Половина гротесков уже спала, когда я добралась до них. Даже Фруктовая Летучая Мышь сидел сонно в ленивой позе. Я прошла мимо него на цыпочках и не стала тревожить.
Когда я добралась до Розового Сада, я долгое время смотрела на мисс Суетливость, сбивающую тлю с листьев с помощью очень маленького арбалета. Я совсем забыла о том, что видела ее вечером, но глубинная часть моего разума помнила. Ее платье изменилось на то бархатное зеленое, в котором она была в салоне. В действительности весь ее образ казался четче и реальнее, прочнее, крепче. Было ли это доказательством того, что я на самом деле ее видела, или просто так решила?
Если бы я прямо сейчас взяла ее за руки, что бы я увидела? Будь она сейчас в Голубом салоне, я бы сразу ее узнала. Я почувствовала укол совести из-за того, что намеренно шпионила за ней, но любопытство взяло верх. Мне нужно было знать.
Мисс Суетливость протянула мне руки совершенно спокойно. Попасть в видение – словно оказаться в трубе и после попасть в другой мир.
Тускло освещенная комната подо мной не была Голубым салоном, что на мгновение озадачило меня. Но прошли долгие часы, она могла уже быть дома. Я смотрела на крошечный будуар: тяжелая резная мебель под старину, занавешенная кровать (пустая), книжные полки, необычные статуи – и все это подсвечено только светом камина. Комнату во дворце не напоминало, но, возможно, у нее был дом в городе.
Но где она?
– Кто здесь? – внезапно спросила она, чуть не выкинув меня из видения – так сильно я испугалась.
Фигура, которую я по ошибке приняла за статую, двинулась, медленно подняла одну руку, ощупывая пустой воздух, словно была слепой или искала что-то невидимое.
– Я не знаю, кто ты, – рявкнула подо мной пожилая женщина, – но у тебя два варианта: сказать, кто ты, или подождать, пока я найду тебя. Последний тебе не понравится. Мне все равно, что сейчас глухая ночь. Я найду тебя и заставлю пожалеть об этом.
Мне все еще было трудно узнать ее. Я винила в этом отсветы камина, но дело оказалось не в плохом освещении. Она выглядела по-другому.
Она была не одета и намного худощавее, чем казалась в платье. В действительности она выглядела почти по-мальчишески. Ее большая грудь была сделана из подкладок? Я определенно застала ее за подготовкой ко сну, и хотя я была очень смущена, я не могла моргнуть или отвернуться. Казалось очевидным, что такая высокородная дама с искусственной грудью должна иметь слуг, которые помогали бы ей раздеваться.
А потом я поняла, почему их нет, и потрясение выкинуло меня из видения прямо в комнату.
Мне казалось, словно я упала в свою кровать с большой высоты. У меня кружилась голова, я была дезориентирована и возбуждена из-за увиденного.
У нее был хвост, короткий, полностью покрытый серебряной чешуей.
Такой же чешуей, как у меня.
Я натянула покрывало на голову и лежала, дрожа, в ужасе от того, что увидела, в ужасе вдвойне от своего ужаса, в абсурдном возбуждении от того, что это могло значить.