– Каково быть незаконнорожденным? – вырвалось у меня.
Я в ужасе прижала ладонь ко рту. Я чувствовала, что это случится, но не знала, что арбалет заряжен этой стрелой, специально подобранной, чтобы ударить по больному. Какая часть меня изучала его, накапливая знание, чтобы применить его как оружие?
С его лица исчезли все эмоции. Внезапно принц показался незнакомцем, его взгляд стал чужим и холодным. Он вытянулся, принимая защитную позу. Я отшатнулась на шаг, словно он толкнул меня.
– Каково это? Вот так, – сказал он, сердито показав на расстояние между нами. – Почти всегда.
Затем он ушел, словно его унес ветер. Я стояла во дворе одна, понимая, что не поговорила с ним об Орме. Мое раздражение из-за того, что забыла об этом, бледнело по сравнению со всеми другими эмоциями, желающими прорваться наружу, поэтому я цеплялась за него так крепко, словно это кусок бревна в бурном море. Каким-то образом мои уставшие ноги донесли меня до дворца.
12
Тем вечером я нашла утешение в обыденности и рутине ухода за своим садом. Я надолго задержалась на краю ущелья Громогласа, глядя, как он строит палатку из камыша и сброшенной кожи Пандовди. Громоглас, после того как и мисс Суетливость, теперь казались четче, как я увидела его в настоящем мире. У него были длинные и ловкие пальцы и печально опущенные плечи.
Фруктовая Летучая Мышь все еще оставался единственным гротеском, который смотрел на меня. Несмотря на мою просьбу оставаться в роще, он пришел и сел рядом со мной на краю ущелья, болтая своими худыми коричневыми ногами над краем. Я поняла, что не против. Я подумывала взять его за руки, но одна только мысль об этом угнетала меня. У меня было достаточно забот на данный момент. Он никуда не уходил.
– Кроме того, – сказала я ему, словно мы только что вели разговор, – учитывая, как все идет, мне нужно просто дождаться, когда ты наткнешься на меня.
Он ничего не ответил, но его глаза сияли.
На следующее утро я медленно мылась и смазывала маслом чешую. Я боялась урока с принцессой Глиссельдой. Киггз точно поговорил с ней обо мне. Но когда я наконец пришла в южные покои, ее там не было. Я села за клавесин и стала играть, чтобы успокоиться. Тембр этого инструмента для меня – музыкальный эквивалент теплой ванны.
Сегодня он был холоден.
Прибыл посланник с сообщением от принцессы, которая отменила занятие без объяснений. Я долгое время смотрела на записку, словно почерк мог рассказать мне о ее настроении, но я даже не была уверена, что она сама это написала.
Меня наказывали за оскорбление ее кузена? Это казалось возможным, и я, конечно, это заслужила. Я провела остаток дня, пытаясь отогнать мрачные мысли. Я занялась своими обязанностями с Виридиусом (хандря), репетировала симфонию государственных песен (дуясь), присматривала за построением сцены в большом зале (сердясь), заканчивала программу выступления на приветственной церемонии (жалея себя), которая должна была состояться всего через два дня. Я занялась работой (на взводе), чтобы избавиться от (кислых) чувств, приходящих, как только я останавливалась.
Наступил вечер. Я направилась в северную башню на ужин. Самый быстрый путь от покоев Виридиуса проходил мимо государственных покоев: королевского кабинета, тронного зала, палаты совета. Я всегда проходила здесь быстро. В этом месте часто бывал мой отец. Этим вечером, словно прочитав мои мысли, папа вышел из палаты совета и остановился прямо на моем пути, разговаривая с самой королевой.
Он увидел меня – мы с папой, словно коты, чувствовали друг друга, – но притворился, что не заметил. У меня не было настроения быть униженной, когда королева покажет ему на меня, думая, что тот не приметил дочь, поэтому я свернула в маленький боковой коридор и подождала на другой стороне статуи королевы Белондвег. Не то чтобы я пряталась, но и встречаться с кем-либо мне не хотелось. Другие сановники вышли из комнаты: дама Окра Кармин, леди Коронги и принц Люсиан Киггз. Все они прошли мимо моего коридора, даже не заглянув в него.
Веселый голос за моей спиной спросил:
– За кем шпионишь?
Я подпрыгнула. Принцесса Глиссельда, сияя, смотрела на меня.
– Из зала совета ведет потайная дверь. Я прячусь от этого иссохшего кабачка, леди Коронги. Она уже прошла?
Я кивнула, пораженная, что принцесса Глиссельда была все такой же непробиваемой и дружелюбной. Она практически пританцовывала от удовольствия, и ее золотые локоны порхали вокруг лица.
– Мне жаль, что пришлось пропустить сегодня урок, Фина, но мы были ужасно заняты. У нас только что состоялся самый увлекательный совет, и я выглядела очень умной, во многом благодаря тебе.
– Это… это чудесно. Что произошло?
– Сегодня в замок приехали два рыцаря! – Она едва могла сдерживаться, ее руки метались, как две взволнованные птички. Они слегка коснулись моей левой руки, но мне удалось сдержаться и не отпрыгнуть. – Они утверждают, что заметили бродячего дракона, летающего по деревне в своем естественном образе! Разве это не ужасно?
Так ужасно, что она широко улыбалась от уха до уха. Она была странной маленькой принцессой.
Я поняла, что тереблю свое чешуйчатое запястье. Я быстро сложила руки на груди.
– Пропала голова принца Руфуса, – сказала я полушепотом, думая вслух.
– Словно ее откусили, да, – сказала принцесса Глиссельда, живо кивая.
– Совет видит связь между этим драконом и смертью принца?
– Бабуле не нравится такая мысль, но ее не избежать, не так ли? – сказала она, подпрыгивая на месте. – Сейчас перерыв на ужин, но мы проведем остаток вечера, пытаясь понять, что делать дальше.
Я снова коснулась запястья, а потом зажала правую руку под мышкой. «Прекрати, рука. Ты наказана».
– Но я не рассказала тебе самое интересное, – сказала Глиссельда, положив руку на грудь, словно собиралась произнести речь. – Я сама обратилась к Совету и рассказала им, что драконы смотрят на нас, как на интересных тараканов, и что, возможно, некоторые из них и хотели заключить перемирие, в качестве уловки! Но, возможно, они втайне планируют сжечь гнездо тараканов дотла!
Я почувствовала, как у меня отвисла челюсть. Возможно, по этой причине гувернантка ничего ей не рассказывала: дай ей палец, она и всю руку откусит.
– К-как это восприняли?
– Все были поражены. Леди Коронги, заикаясь, сказала что-то глупое о том, что драконы побеждены и деморализованы, но из-за этого она лишь выставила себя в невыгодном свете. Думаю, мы заставили остальных задуматься!
– Мы? – Камни святого Маша. Все будут считать, что я прививаю принцессе безумные идеи. Я провела аналогию с тараканами, да, но горящее гнездо насекомых – и тем более перемирие в качестве уловки! – это ее суждения.
– Ну, я не упомянула тебя, если ты на это надеешься, – фыркнула она.
– Нет, нет, все нормально, – быстро сказала я. – Не нужно вообще упоминать меня!
Внезапно принцесса Глиссельда показалась серьезной.
– «Вообще» это слишком. Ты умна. Это полезно. Есть люди, которые оценили бы это качество. В действительности, – сказала она, наклоняясь вперед, – есть люди, которые ценят, и ты не помогаешь себе, отдаляясь от них.
Я уставилась на нее. Она имела в виду Киггза, ошибки быть не может. Я сделала реверанс, и она снова улыбнулась. Ее эльфийское личико не было создано для серьезности. Она убежала, оставив меня со своими мыслями и сожалениями.
Я раздумывала над новостями по пути на ужин. Дракон-бродяга в деревне – беспрецедентный случай? На чьей совести это было? Я хорошо знала Мирный Договор, но на этот вопрос в нем ответа не было. Горедд, несомненно, попытался бы заставить драконов разобраться с этим – но как могли они это сделать, не отправив драконов в своем естественном облике перехватить бродягу? Это было неприемлемо. Но что тогда?
Мы сильно полагались на сотрудничество с драконами в поддержании мира. Даже если некоторые из них теперь отказывались принимать его, что могли мы предпринять, кроме как попросить помощи других драконов? Разве это не даст им возможность сражаться друг с другом в наших небесах?
Мой шаг замедлился. Дело не в одном драконе-бродяге. Мой собственный дед, изгнанный генерал Имланн, присутствовал на похоронах и послал Орме монету. Возможно ли, что повсюду незаконно живут незарегистрированные драконы, избегающие колокольчиков и давно смешавшиеся с толпой?
Или все-таки один бродяга? Могли ли рыцари видеть Имланна?
Мог ли мой собственный дед убить принца Руфуса?
От этой идеи мой живот завязался узлом. Я почти отказалась от ужина, но сделала глубокий вдох и заставила себя идти вперед. Сплетни в обеденном зале были шансом узнать больше о бродяге, если есть что узнавать.
Я пересекла длинный зал для ужина и, подойдя к столу музыкантов, втиснулась на скамейку. Ребята были погружены в разговоры, они едва замечали меня.
– Двадцать лет под землей, в своем ли уме до сих пор эти старые чудаки? – спросил Гунтард со ртом, набитым десертом бланманже. – Они, скорее всего, увидели цаплю на солнце и приняли ее за дракона!
– Они хотят помешать прибытию Комонота, устроив неприятности, как и сыновья, – сказал барабанщик, выбирая изюм из салата. – Не могу винить их. Разве у вас волосы дыбом не встают на затылке от мысли, что драконы будут бродить среди нас, как люди?
Все одновременно повернулись, чтобы взглянуть на стол саарантраи, где члены драконьего посольства низшего ранга ужинали вместе. Сегодня вечером их было восемь, и они сидели так, словно аршин проглотили, почти не разговаривая. Слуги избегали встречи с ними. Один саарантрас приносил миски на кухню для добавки. Они ели хлеб и корнеплоды, пили только ячменную воду, как монахи в пост или некоторые аскетичные самсамийцы.
Худощавый игрок на сакбуте[25] наклонился ближе.
– Откуда нам знать, что все они носят колокольчики? Один из них может сидеть среди нас, за этим самым столом, а мы ничего не знаем!