– Она не говорила, что я колючая?
– Ох, она точно это сказала. Вы такая и есть. – Казалось, выражение моего лица его немного забавляло. – Перестаньте смотреть так сердито. Нет ничего плохого в том, чтобы дать людям знать, когда они наступили на ваш хвост. Нужно лишь спрашивать себя, когда кусаешься и почему?
Кусаться. Хвост. Я сложила руки на груди.
– Сельда заметила, что вы не любите вопросы личного характера, а я точно задавал такие. Поэтому – простите.
Смутившись, я уставилась на ботинки.
Он продолжил:
– В этом случае, думаю, здесь было что-то большее. Вы честно ответили на мой вопрос. – Он довольно откинулся назад, словно решил сложную задачку. – Я спросил, каково быть талантливой, и вы дали прямой ответ: так же как и быть незаконнорожденным! И немного подумав над этим, я понял. Все глазеют на тебя из-за того, с чем ты ничего поделать не можешь и чего ничем не заслужил. Само ваше присутствие заставляет других людей испытывать неловкость. Вы выделяетесь, когда в действительности не хотели бы этого.
Мгновение я не могла вдохнуть. Что-то во мне задрожало, какая-то струна лютни, задетая его словами. И казалось, если я вдохну, она успокоится.
Он не знал правды обо мне, но он почувствовал ее, то, чего не замечал никто другой. И несмотря на это, он считал меня хорошей, полагал, что меня стоит воспринимать всерьез, и его вера на один головокружительный момент заставила меня пожелать стать лучше, чем я есть на самом деле.
Я была дурой, позволив себе почувствовать это. Я была монстром, и это никогда не изменится.
Я чуть не рявкнула на него, чуть не сыграла монстра по-настоящему, так, как только я могу сделать, но что-то остановило меня. Принц не был драконом, холодно наблюдающим за мной. В ответ он предлагал мне правду о себе самом. Она сияла, как бриллиант. Если я выбью этот подарок из его руки, я не получу второго. Я сделала неровный вдох и сказала:
– Спасибо, но… – Нет, никаких но. – Спасибо.
Он улыбнулся:
– В вас есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Я замечал это не раз. Какой из порфирийских философов вам нравится больше всего?
Это было настолько нелогично, что я чуть не рассмеялась, но Люсиан продолжал говорить, наконец снова ощутив себя в своей тарелке рядом со мной.
– Вы узнали ту цитату, тем вечером, и я подумал: наконец-то кто-то еще читал Понтеуса!
– Боюсь, не так подробно. У папы был его «Литературный сборник…»
– Но вы читали других философов. Сознайтесь! – Он возбужденно наклонился вперед, упершись локтями в колени. – Думаю, вам нравится Аркиборос. Он так интересовался жизнью разума, что никогда не пытался определить, применимы ли его теории в реальном мире.
– Аркиборос был помпезным ослом, – сказала я, – я предпочитаю Неканса.
– Этого глупого старого сучка! – воскликнул Киггз, хлопнув по ноге. – Он заходит слишком далеко. Если бы все происходило согласно его теории, мы были бы всего лишь бестелесным разумом, парящим и эфемерным, совершенно отделенным от материи этого мира.
– Было бы это так ужасно? – спросила я, и мой голос сорвался. Он снова наступил на личное, или я просто была так чувствительна, что меня задевало все, что угодно, каким бы безобидным оно ни было?
– Я решил, что вы предпочитаете Понтеуса, вот и все, – сказал он, рассматривая невидимое пятнышко на рукаве камзола, предоставляя мне время успокоиться.
– Философа юриспруденции?
– Вы явно читали только раннюю его работу. Его гениальность раскрывается в поздних.
– Разве он не сошел с ума? – Я пыталась быть надменной, но по выражению его лица поняла, что провалилась и выглядела забавно.
– Если это было безумие, Фина, то такое, о котором мы с вами можем только мечтать! Я найду вам его последнюю книгу. – Он снова взглянул на меня, и его глаза засияли в свете фонаря или от внутреннего отблеска приятного ожидания.
Энтузиазм украшал его. Я смотрела на принца, а потом перевела взгляд на свои руки.
Он кашлянул и поднялся, убирая монету в карман камзола.
– Так. Ладно. Завтра утром я отнесу монету Ормы Эскар, и посмотрим, что она скажет. С моей удачей она сделает вывод, что мы укрываем преступников. Думаю, она не простила мне того, что я позволил людям навредить тому новокожему – или того, что танцевал с ней, кстати. Спросите у вашего учителя про подробности, запомнившиеся рыцарям. Я был бы благодарен. Если мы сумеем опознать этого бродягу, посольство может поверить, что мы по-настоящему пытаемся… хотел сказать «поддерживать порядок», но для этого немного поздновато, не так ли?
Я сказала:
– Тогда до завтра. – Конечно, он должен был отпустить меня, а не я его. Я внутренне поморщилась.
Он, казалось, не заметил моего промаха в манерах. Я сделала реверанс, чтобы загладить вину. Он улыбнулся и открыл мне дверь башни. Мои мысли метались, я пыталась придумать, что еще сказать ему, прежде чем уйду, но не вышло.
– Доброго вечера, Серафина, – сказал он и закрыл дверь.
Я слышала, как затихали его шаги, когда он поднимался по ступеням башни. Куда он направляется? Это не мое дело, конечно же, но я долго стояла там, положив руку на дубовую дверь.
Я застыла так надолго, что чуть не выпрыгнула из кожи, когда чей-то голос произнес:
– Учительница музыки? Вам нехорошо?
Я оглянулась. Позади стоял один из моих музыкантов, худощавый игрок на сакбуте, чье имя я не могла запомнить. Он явно проходил мимо и заметил мое бессознательное состояние. Он неуверенно ступил вперед.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, – хрипло ответила я. Мой голос звучал грубовато, словно я только что нарушила годовой обет молчания. – Спасибо, – добавила я. И, склонив голову, смущенно обошла его, направившись обратно по коридору в свои покои.
14
Следующий день был последним перед приездом Комонота, и Виридиус планировал репетировать с нами до полусмерти. Я встала очень рано. Мне нужно было прежде всего связаться с Ормой, чтобы сообщить Киггзу его слова. Я сыграла наш аккорд на спинете и ждала, обжигая язык о чай и гадая, где я смогу найти Киггза в это время дня. Я знала, что его кабинет находится рядом с основным караульным помещением, но он проводил много времени в городе.
Когда котенок на спинете наконец заговорил, он так испугал меня, что я чуть не выронила чашку.
– Не могу говорить, – прожужжал голос Ормы. – Работаю нянькой Базинда.
Я совсем забыла о новокожем.
– Когда мы сможем поговорить?
– За ужином? «Молот и кефаль»? В шесть?
– Ладно, но давай в семь. Виридиус собирается пороть нас сегодня, пока не потечет кровь.
– Увидимся тогда. Не ешь это!
Я глянула на чашку, а потом на котенка.
– Не ешь что?
– Не ты, а Базинд. – Котенок заскрипел, и голос исчез.
Я вздохнула, отодвинулась от инструмента и услышала звон больших часов на центральном дворе. Для моих утренних процедур и завтрака времени было предостаточно. Сегодня я приступила к делам раньше обычного, и это было хорошо. Виридиусу будет не в чем меня упрекнуть.
Я прибыла в огромный зал замка Оризон рано в бодром расположении духа. Вокруг сцены носились слесари, что не было хорошим знаком, и я не заметила ни тени, ни жидких волос больного подагрой старика. Музыканты стояли повсюду, словно муравьи, но Виридиуса не было. Наконец его флегматичный слуга Мариус подкрался ко мне с сообщением:
– Хозяин не здесь.
– Что ты имеешь в виду под «не здесь»? Это генеральная репетиция.
Мариус нервно прочистил горло:
– Цитирую его: «Скажи Серафине, что я оставляю все в ее более чем способных руках. Не забудь отрепетировать вступления и завершение!»
Я проглотила первое слово, которое пришло мне в голову, а потом и второе.
– Так где он?
Мужчина опустил свою седую голову: мой тон явно не был приятным.
– В соборе. У его протеже какие-то проблемы…
– Ларса? – спросила я. Кто-то определенно с хорошим слухом остановился позади меня. Я понизила голос: – Какие именно проблемы?
Слуга Виридиуса пожал плечами:
– Хозяин не сказал.
– Все как обычно, несомненно, – ухмыльнулся граф Джозеф за моей спиной. – Устроил скандал, привел своих грязных радт-граузер в собор, напился и разбил собственный механизм.
Я поняла слова «красные женщины».
– Здесь, в Горедде, они носят черно-желтые полосатые одежды, – сказала я, пытаясь перекрыть свое волнение шуткой. – Думаю, вы знаете об этом лучше других.
Граф пробежал языком по своим идеальным зубам и потянул за кружевные манжеты.
– Я бы не стал переживать, но вы мне нравитесь, граусляйн. Держитесь подальше от Ларса. Он даанит и лжец, а еще магнит для неприятностей. Он едва ли человек.
– Виридиус доверяет ему, – сказала я.
– Маэстро Виридиус проявляет опасный интерес к нему, – сказал граф. – Никто из вас не понимает, что он такое. Я каждый день молюсь, чтобы святой Огдо уничтожил его.
Я так сильно хотела сказать, что точно знаю, кем является Ларс, и не ставлю это ему в вину, но у меня получилось лишь ответить:
– Мне безразличны ваши слова. Он мой друг. Я больше не стану слушать эту клевету.
Он без предупреждения обнял меня за талию. Я попыталась оттолкнуть его, но он держал крепко, словно лобстер.
– Вы самая милая и невинная из всех, граусляйн, – пробормотал он. – Но в этом мире есть люди, которые совершают ужасные и неестественные вещи, которые вы даже представить себе не можете. Он ваш худший кошмар. Учтите мое предупреждение и держитесь от него подальше. Иначе мне за вас страшно.
Он наклонился и поцеловал мое ухо, словно запечатывая согласие, но внезапно отдернулся.
– Что за странным парфюмом вы пользуетесь?
– Отпустите меня, – сказала я сквозь сжатые зубы.
Джозеф высокомерно фыркнул и отпустил меня, уходя и даже не оглядываясь.
Я подавила волну паники. Он почувствовал мой запах. Он узнал запах саара?
Я собрала оставшееся после такого неприятного обращения достоинство и приблизилась к собравшемуся стаду исполнителей, готовая спустить на них настоящего Виридиуса. Все-таки ничего другого они и не ожидали.