– Кем тебе приходится Джозеф? – Мне нужно было спросить его. – Что происходит, могу ли я как-то помочь?
– Не знаю, о чем ты, – сказал он, и его взгляд внезапно стал отчужденным. – Я ничего не говорил против Джозефа.
– Ну нет. Мне – нет, – настаивала я. – Но ты не можешь отрицать…
– Могу. И так и делаю. Не упоминай его снова, граусляйн.
Сказав это, он сбежал прочь.
Пока я дирижировала, меня окружала музыка, воодушевляя и возвращая к себе самой. Хор пропел последние строчки: «Не заслуживая, мы получаем милость/ мы зеркало, поднятое перед ликом Небес». Я тепло улыбнулась своим певцам, и они вернули улыбку в пятидесятикратном размере.
Хор покинул сцену, и его место занял симфонический оркестр. Теперь моя работа завершилась, и я могла танцевать, сколько хотела, что значило – один танец. Было мило со стороны Киггза выбрать павану, то есть грациозное хождение по кругу. С этим я справлюсь.
Вокруг суетились слуги, переставляли стулья и скамейки к стенам, меняли свечи в канделябрах, приносили людям напитки. У меня тоже пересохло в горле. Выступление на сцене всегда пробуждает жажду. Я направилась к напиткам на столе в дальнем углу и оказалась позади Ардмагара. Он высокопарно разговаривал со слугой:
– Это правда, наши ученые и дипломаты не пьют алкоголь, но это скорее не правило, а совет, уступка вашим людям, которым свойственна паранойя и которые боятся, что дракон потеряет контроль над собой. У драконов, как и у вас, разная сопротивляемость алкоголю. Такой благоразумный дракон, как я, мог бы выпить немного вина, и ничего бы не случилось.
Его глаза сверкнули, когда он взял предложенный бокал. Он осмотрел комнату, словно она была сделана из золота. Другие гости, яркие, словно маки, собрались в пары в ожидании танцев. Симфонический оркестр закончил настраивать инструменты и отправил теплый аккорд плыть по комнате.
– Я не принимал человеческую форму целых сорок лет, – сказал Ардмагар. Вздрогнув, я поняла, что он обращается ко мне. Он крутил чашку в толстых пальцах, бросая на меня хитрые косые взгляды. – Я забываю, каково это, как одни лишь ваши чувства отличаются от наших. Зрение и обоняние раздражающе приглушены, но вы компенсируете их насыщенностью других чувств.
Я сделала реверанс, не желая начинать с ним разговор. Другие воспоминания матери могут внезапно нахлынуть на меня. Пока что жестяная коробка стояла тихо.
Он продолжил:
– Для нас все на вкус, как пепел, и чешуя почти не позволяет что-либо чувствовать при прикосновении. Мы хорошо слышим, но ваш слуховой нерв соединяется с каким-то эмоциональным центром – все ваши ощущения связаны с эмоциями, но это особенно… вот почему вы создаете музыку, не так ли? Чтобы пощекотать ту часть мозга?
Я могла бы вытерпеть такое непонимание от Ормы, но этот высокомерный старый саар раздражал меня.
– У нас более сложные на то причины.
Он надул губы, отмахнувшись.
– Мы изучили искусство со всех возможных сторон. В нем нет ничего рационального. В конце концов, оно просто форма самоудовлетворения.
Он сделал глоток вина и отправился снова наблюдать за балом. Ардмагар напоминал ребенка на шоу, пораженного огромным пиром чувств: сладкий парфюм и пряное вино, стук бальных туфель, скрип смычков о струны. Он потянулся и коснулся зеленого шелкового платья графини, когда она прошелестела мимо. К счастью, она не заметила.
Пары заняли танцевальный пол для «пяти шагов». Комонот с нежностью смотрел на них, словно те были цветами вишни – не то выражение, которое обычно видишь у саарантраса, – и я стала гадать, сколько бокалов вина он выпил. Меня беспокоило, что он был способен стоять здесь, разыгрывая карту человека, полностью погруженного в чувства, в то время как Орма даже поговорить со мной не имел возможности, не приняв меры безопасности против Цензоров.
– Это сложный танец? – спросил Ардмагар, наклоняясь ближе. Я отступила: он вряд ли ощутил бы запах моей чешуи, выпив столько алкоголя, но не было смысла рисковать зря.
– Он интригует меня, – сказал Комонот. – Я хочу все попробовать. Возможно, в следующий раз я приму это обличие спустя еще сорок лет.
Он приглашал меня на танец? Нет, он просил меня пригласить его. Я не могла решить, льстило ли это мне или раздражало. Я постаралась, чтобы мой голос прозвучал нейтрально.
– Я никогда не танцевала «пять шагов». Если внимательно понаблюдаете за танцорами и проанализируете шаги, вы сможете увидеть повторяющийся рисунок, который, как я думаю, идет параллельно мелодии.
Он уставился на меня. Его глаза были расположены слегка навыкате, что неприятно напоминало мне Базинда. Он облизнул толстые губы и сказал:
– Так бы подступился к проблеме дракон. Видите, наши народы не так сильно отличаются.
Прежде чем он успел снова заговорить, позади нас строгий женский голос произнес:
– Ардмагар, не хотели бы вы принять участие в наших гореддийских танцах?
Это была мама Глиссельды принцесса Дион, в сияющем желтом шелке. На ее голове покоились простой обруч и легкая вуаль, а волосы были убраны под криспиннет. Она сияла, как золотые фениксы Зизиба. Я же в своем коричневом гупелянде казалась тусклой маленькой павой по сравнению с ней. Я отошла, испытав облегчение от того, что она затмила меня, завладев вниманием Ардмагара, но Комонот, старый лис, показал ей на меня.
– Я только что обсуждал танцы с этой особенной молодой девушкой.
Принцесса бросила на меня прохладный взгляд.
– Это наша ассистентка преподавателя музыки. Она помогала Виридиусу организовывать концерт сегодня вечером.
Видимо, у меня не было имени, но я не возражала. Я сделала реверанс, шагнув подальше так быстро, как только смела.
Что-то атласное и розовое ударило меня по голове. Я испуганно подняла взгляд, как раз вовремя, длинный рукав принцессы Глиссельды снова ударил меня по лицу. Она засмеялась, кружась, и унеслась прочь. Ее партнер, граф Апсига, легко танцевал. Мое сердце при виде его упало, но он даже не удостоил меня взглядом. Он был отличным танцором и красивым мужчиной, когда никому не угрожал. Его строгие черные одежды оттеняли ее розовое платье. Все взгляды в комнате были направлены на эту пару. Джозеф снова подвел ко мне принцессу. Я снова приготовилась к удару рукавом, но она окликнула меня:
– Люсиан поговорил с тобой? Я не видела, чтобы вы танцевали.
Киггз сказал, что обсудил с ней Имланна. Я надеялась, что она, не подумав, не выболтала все графу.
– Мы ждем павану, – сказала я, когда она прошла мимо.
– Трусы! Танец с тобой был моей идеей, знаешь ли! Будет сложнее подслу… – Джозеф дернул ее прочь на другой конец комнаты.
Я не услышала конца фразы, но смысл уловила.
Второй танец подошел к концу. Музыканты перешли на сарабанду почти без промедления. Я наблюдала за плывущими парами. Не только Комонот был очарован всей этой помпой. Глиссельда все еще танцевала с Джозефом, чем заслужила строгий взгляд матери. Граф Апсига не был никем, а вторая наследница не танцевала просто веселья ради. На танцевальном полу вершилась серьезная политика.
Киггз танцевал «пять шагов» с Амертой, дочерью графа Пезавольта из Ниниса, гавот – с Региной из Самсама, и теперь плавно двигался в сарабанде с какой-то герцогиней, которой я не знала. Он танцевал безукоризненно правильно, хотя и не так красиво, как Джозеф, но, казалось, наслаждался танцами. Он улыбался герцогине сияющей, несдержанной и совсем не застенчивой улыбкой, и на мгновение стал прозрачен для меня: я чувствовала, что могла видеть его насквозь. Я внезапно поняла, что заметила это еще на похоронах. Он не ходил с душой нараспашку, а хранил ее в том месте, где я могла ее заметить.
Сарабанда закончилась. Половина симфонического оркестра поднялась. После каждого третьего танца часть музыкантов брала «перерыв на пироги», а остальные играли повторяющуюся простую мелодию, чтобы заполнить тишину, пока все не вернутся. Это была хорошая система, ведь танцоры тоже могли передохнуть, а пожилые люди – не в последнюю очередь сама королева – могли восстановить силы.
Рядом со мной остановились принцесса Дион и леди Коронги, пробуя пирог. «Перерыв на пирог» был, конечно, эвфемизмом. Было странно в действительности, что такие высокородные леди делали перерыв на пироги.
– Признаюсь, Ардмагар меня шокировал, – сказала леди Коронги, аккуратно промакивая уголки губ платком, чтобы не размазать ярко-красную помаду.
– Это не его вина, – сказала принцесса. – Он низкий и просто споткнулся. Мое декольте было прямо на пути.
Я постаралась представить, что должно было произойти, и сразу же пожалела об этом.
– Он дурак, – сказала леди Коронги, морщась, словно Ардмагар был таким же кислым, как вкус у нее во рту. Но она хитро стрельнула глазками в сторону и сказала:
– Каково это, привести одного из них в свою постель?
– Кларисса! – Смех принцессы Дион напомнил Глиссельду. – Теперь шокирована я. Ты шалунья. Ты же ненавидишь драконов!
Леди Коронги проказливо улыбнулась:
– Я не сказала выйти замуж. Но говорят…
Я не собиралась подслушивать их разговор. Я двинулась дальше к столам с напитками, но там стоял Джозеф, горько жалуясь.
– Мы, самсамийцы, глубоко верующие и не употребляем напиток дьявола, – огрызнулся он на бедного слугу. – Святой Абастер никогда не пил. Должен ли я плюнуть в лицо святого – образца для подражания?
Я закатила глаза. Я сама была не в восторге от вина, но можно было попросить о чае вежливее. Нырнув обратно в толпу, я пробиралась через лес тонких вуалей и подбитых горностаем гупеляндов, пока не оказалась в центре зала. Временная мелодия оркестра подошла к концу, и зазвучали первые ноты паваны. Я ступила на паркет, но нигде не заметила красного камзола.
– Потрясающе выглядишь, – внезапно произнес Киггз мне на ухо, и я подпрыгнула от неожиданности.
Я глупо захлопала ресницами. Обычно в ответ на комплименты что-то говорят, но мое сердце колотилось в ушах, и я не могла ничего вспомнить.