– Вы сказали, что это слухи. Они могут быть ложными. – Я не смела предположить то, что пришло мне в голову: если Джозеф был драконом, он мог быть отцом Ларса.
– Он играет на альте, как ангел. Он говорит, что ненавидит драконов.
– Имланн мог бы выбрать такой тип поведения в качестве стратегии, чтобы не навлечь подозрений, – сказала я. Я не могла ничего сказать об ангельской игре на альте, не упомянув маму, которая играла на флейте с пугающе человеческой гармонией, согласно словам Ормы.
Принц посмотрел на меня с сарказмом, и я поспешила добавить:
– Я просто прошу вас рассмотреть такую возможность. Спросите, видел ли кто-то Джозефа сегодня при дворе.
– Это все, мисс Домбег?
Мои зубы стучали от холода и нервного напряжения.
– Не совсем. Я хочу объясниться по поводу своих отношений с Ормой.
– Мне правда не хочется слышать об этом, – сказал он, пришпорив лошадь.
– Он спас мою жизнь! – я крикнула ему в спину, решив, что заставлю его выслушать, хочет он того или нет. – Орма был моим учителем с самого детства. Помните, его семью подвергли наблюдениям. Цензоры боялись, что он может слишком привязаться к своим ученикам, потому что ему очень нравится учить и он хорош в этом. Они послали дракона Зейд проверить его. Она заманила меня на колокольню святой Гобнайт, пообещав дать там урок физики, а затем подвесила над площадью, словно хотела сбросить меня. Если бы Орма спас меня, видите ли, это означало бы, что он подвержен эмоциям. Ему не стоило так волноваться.
Я сглотнула. В горле пересохло, когда я вспомнила ужас при виде падающей туфли, ветер, воющий в ушах, качающийся мир.
Киггз слушал против своей воли, моя лошадь снова догнала его.
– Орма прибыл, – сказала я, – и моей первой мыслью было: «Ура! Он спас меня!» Но он облокотился о балюстраду, совершенно не волнуясь о моем благополучии, и начал пытаться убедить Зейд, что если она уронит меня, это станет концом ее карьеры – и тем более нарушением Мирного Договора. Она потрясла меня, позволила мне немного соскользнуть вниз, но он не дернулся. Ему было совершенно плевать на меня. Он просто помогал другому саару.
Честно говоря, от этого мне все еще было больно.
– В конце концов она поставила меня на дорожку. Орма взял ее за руку, и они ушли вместе, оставив меня одну, плачущую и босую. Я сползла по ступеням, по всем четырем сотням, и когда я наконец добралась домой, Орма отругал меня за то, что я доверилась дракону, и назвал умственно отсталой.
– Но он сам дракон, – разумно заметил Киггз, теребя поводья лошади.
Черт. Я решила, что ничего страшного не случится, если я расскажу ему.
– Тогда я еще не знала.
Теперь он уставился на меня, но я не могла встретиться с ним взглядом.
– Зачем вы мне это рассказываете?
«Потому что я хочу рассказать тебе правду, и это самое близкое к ней. Потому что мне кажется, что на каком-то уровне восприятия ты поймешь эту историю. Потому что мне нужно, чтобы ты понял».
Я сказала:
– Я хочу, чтобы вы понимали, почему я должна помочь ему.
– Потому что он был так холоден с вами? – спросил Киггз. – Потому что позволил вам одной возвращаться домой и назвал идиоткой?
– Потому что он… он спас мою жизнь, – промямлила я, мое смущение возросло.
– Можно подумать, что я, как капитан королевской стражи, должен был слышать эту историю раньше. Дракон почти убил кого-то, это не пустяк, а ваш отец даже не постарался привлечь ее к ответственности.
Мой желудок связался узлом.
– Нет.
Выражение лица Киггза стало строже.
– Хотел бы я знать, насколько ваша история правдива.
Он пришпорил лошадь, оставив меня одну.
Мы приближались к городу ползком. Драконы не такие быстрые, как лошади, когда идут, а эти двое, казалось, не спешили. Уже было давно за полночь, когда мы добрались до конюшни у подножья холма.
Драконы обратились при виде конюшни, охлаждаясь, уменьшаясь и складываясь в пару обнаженных мужчин. Они последовали за мной вместе с лошадьми, а Киггз отправился на поиски одежды, которая могла бы найтись для них у конюха Джона. На Орме теперь не было его фальшивой бороды. Я надеялась, что он хотя бы убрал в какое-то безопасное место свои очки, прежде чем превратился.
– Я поражен, что ты не ранена, – сказал он сквозь стучащие зубы, проявляя больше сочувствия в образе человека. – Как тебе удалось не погибнуть?
Я отвела его в сторону, прочь от Базинда, и рассказала, как обманула Имланна. Глаза Ормы сузились, пока он слушал.
– Повезло, что он принял тебя за саара. Я не мог представить, что твои особенности окажутся такими полезными.
– Не думаю, что правда когда-либо появлялась в его голове.
– Правда? – спросил Киггз, который подошел и встал позади нас. В руках он держал гору туник и штанов. – Не говорите, что я пропустил ее, – сказал он, передавая одежду саарантраи.
Я не могла встретиться с ним взглядом. Он фыркнул в отвращении.
Базинд, да будет благословлен его тугой череп, был единственным среди нас, кому было хорошо. Во время долгого пути домой он расспрашивал Орму, что произойдет дальше и пришли ли мы уже. Теперь, снова вернувшись в образ саарантраса, он прохрипел:
– Вы бросите нас в темницу? – Казалось, он радовался такому варианту.
– Не знаю, – невесело ответил Киггз, и его плечи опустились. Прошлой ночью он поспал всего четыре часа. Изнеможение настигло его. – Я отдам вас королеве и Ардмагару. Они решат, что делать с вами.
Мы сменили лошадей и отправились дальше, в этот раз к городским воротам. Киггз не хотел показывать выход для вылазок драконам. Стража хмуро встала у нас на пути, но отошла, когда узнала своего принца. Мы пробрались через нетронутый снег спящего города, обратно по холму и к замку.
И королева, и Ардмагар, конечно же, спали, но Киггз не сводил с нас глаз. Он собрал нас в прихожей королевского кабинета под бдительным оком трех стражников. Базинд, сидя рядом с моим дядей на элегантном бархатном канапе, заснул на его плече. Киггз ходил туда-сюда. Его подбородок стал жестким от щетины, глаза светились нервной лихорадочной энергией, последними каплями изнеможения. Он не мог сосредоточить взгляд на одной точке. Смотрел куда угодно, только не на меня.
Я не могла перестать наблюдать за ним, хотя что-то ужасное угрожало восстать во мне каждый раз, когда я бросала на него взгляд. Мое тело переполняло возбуждение. Левая рука начала чесаться. Мне нужно было уйти отсюда, и я знала лишь один способ это сделать.
Я поднялась, трое стражников встали по стойке смирно. Киггзу пришлось посмотреть на меня. Я сказала:
– Принц, не хочу доставлять неудобств, но мне нужно в уборную.
Он уставился на меня так, словно не понимал. Разве в вежливом обществе туалет не называют уборной? Как бы выразилась леди Коронги? Комната печальной необходимости? От желания уйти мой голос стал неестественно высоким:
– Я не дракон. Я не могу просто отойти в лощину или пописать серой в снег. – Последнее относилось к тому, что Базинд сделал по пути домой.
Киггз быстро моргнул, словно просыпаясь, и сделал два жеста. Прежде чем я успела это осознать, один из солдат повел меня по коридору. Он, казалось, был решительно настроен сделать так, чтобы мне было как можно неудобнее: мы прошли мимо всех относительно теплых туалетов внутренней крепости и пересекли Каменный двор, через снег, направляясь прямо к солдатской уборной на южной стене. Мы прошли мимо ночных стражей, собравшихся вокруг жаровни с углем, чистящих арбалеты и громко смеющихся. Они замолкли и уставились на своего товарища, который провел меня дальше.
Мне было все равно. Я могла бы дойти до Тровебриджа. Мне просто нужно было оказаться подальше от Киггза.
Я захлопнула дверь маленькой комнаты и осторожно задвинула щеколду. Туалет пах лучше, чем я ожидала. Здесь было два отверстия, и выходили они прямо в защитный ров внизу. Я видела заснеженную землю через дыры. Оттуда дул ледяной ветер, который мог бы отморозить самый крепкий солдатский зад.
Я открыла ставни окна без рамы, чтобы впустить немного света. Встала на колени на дерево между драконьими глазами (некоторые так называют эти дыры). Я поставила локти на подоконник, опустив голову на руки, и закрыла глаза, повторяя мантру, которой Орма научил меня для успокоения разума, но одна мысль все еще жужжала вокруг меня, жаля, как шершень, снова и снова.
Я любила Люсиана Киггза.
Я издала горький смешок, потому что не могла выбрать более подходящего места, чтобы осознать это. Потом я заплакала. Какой глупой я была, что позволила себе почувствовать то, чего не должна была? Представила, что мир может быть другим, не таким, каким является на самом деле? Я была чешуйчатым дьяволом. Я могла бы доказать это, коснувшись рукой кожи под рукавом. Это никогда не изменится.
Спасибо всем святым, что у принца были принципы и невеста в качестве барьера между нами. Спасибо Небесам, что я оттолкнула его грязной ложью. Мне стоило бы радоваться таким преградам. Они спасли меня от окончательного унижения.
И все же мой разум в своей извращенности продолжал возвращаться к произошедшему после того, как улетел Имланн. На мгновение – мгновение, застывшее в моей упрямой памяти, – он тоже любил меня. Я знала это, в этом не было сомнений. Одно мгновение, каким бы скоротечным оно ни было, казалось намного большим, чем я считала себя достойной получить, и, конечно, оно оказалось слишком коротким. Мне не стоило допускать и этого. Знать, что я теряю, было еще хуже.
Я открыла глаза. Тучи разошлись, луна ярко сияла над заснеженными крышами города. Она была красивой, отчего мне стало еще больнее. Как смел мир оставаться красивым, когда я была так ужасна? Я подтянула свой внешний рукав и аккуратно развязала ленту, стягивающую рукав рубашки. Я отвернула его, открыв ночи мою серебряную чешую.
Луна светила достаточно ярко, чтобы я могла рассмотреть каждую чешуйку в узкой извивающейся полосе. Они казались крошечными по сравнению с чешуей настоящего дракона, каждая размером с ноготь, с твердыми, острыми краями.