Я встала, приготовившись избавить ее от этого ужаса. У моего отца появилась та же идея, и он первым обрел голос:
– Я женился на драконе. Моя дочь, которую я люблю, полудракон.
– Папа! – воскликнула я, боясь за него, испытывая благодарность и гордость.
– Инфанта! – зашипел регент, вскакивая на ноги. – Святым Виттом клянусь, это неестественные мерзости. Бездушные звери!
Граф Пезавольта фыркнул.
– Не могу поверить, что вы волновались о нашей верности, но готовы доверять этим существам. Как вы можете быть уверены, на чьей они стороне, драконов или людей? Моя посланница, кажется, уже готова выбрать Горедд прежде Ниниса. Это всего лишь первая волна ее предательства?
– Я выбираю то, что правильно, – огрызнулась дама Окра. – Чего ожидаю и от вас, сэр.
Комонот повернулся к Нинису и Самсаму. Его глаза сверкали, но голос был полон спокойной властности.
– Вы не видите, что это уже не дракон против человека? Раскол теперь между теми, кто считает, что мир стоит сохранить, и теми, кто бы держал нас в состоянии войны, пока одна сторона не уничтожит другую.
– Есть драконы, которые видят плюсы Мирного Договора. Они присоединятся к нам. Молодежь выросла на идеалах мира. Они не станут симпатизировать седым генералам, которые хотят вернуть свои груды сокровищ и охотничьи угодья.
Он повернулся к Глиссельде и указал на небо.
– Чему мы, драконы, научились у вас, людей, так это тому, что вместе мы сильнее. Не нужно весь мир захватывать одним. Давайте объединимся, чтобы поддержать его.
Принцесса Глиссельда встала, обошла огромный дубовый стол и обняла Комонота, отбросив все сомнения. Она не отдаст его генералам. Мы будем воевать за мир.
36
Собрание завершилось. Регент и граф Пезавольта поспешно покинули комнату. Глиссельда и Киггз уже склонили головы друг к другу, планируя, как лучше обратиться к совету днем. Принцесса застенчиво улыбалась своему жениху.
– Ты был прав: Нинис и Самсам это плохо восприняли. Я надеялась работать эффективно, но стоило встретиться со всеми по отдельности. Злорадствуй, если хочешь.
– Даже не собирался, – мягко сказал Киггз. – Инстинкт не подвел тебя. Они бы все равно потом узнали о полудраконах и обвинили бы нас в двуличности. Они это переживут.
Я уставилась на затылок принца, словно могла понять, привык ли он сам к этой мысли. Если его отказ смотреть на меня что-то значил, то ответ нет. Я заставила себя отойти и позволила им продолжить планирование.
Отец ждал меня в коридоре, скрестив руки на груди. В его глазах застыла тревога. Он протянул руку, когда увидел меня. Я взяла ее, и мы стояли молча некоторое время.
– Мне жаль, – наконец сказал он. – Я так долго жил в этой тюрьме, я… я внезапно понял, что больше не могу.
Я сжала его руку и отпустила.
– Ты сделал лишь то, что я собиралась. Что теперь? У гильдии юристов должно быть наказание для юристов, нарушивших закон. – У него жена и четверо детей, которых нужно содержать. Я не могла заставить себя упомянуть об этом.
Он безрадостно улыбнулся:
– Я готовился к своему слушанию шестнадцать лет.
– Простите, – произнес голос слева от меня, и, повернувшись, мы увидели стоящего рядом Комонота. Он прочистил горло и пробежал покрытой драгоценными камнями рукой по щекам. – Вы являетесь… были… человеком, имевшим связь с безымянной… то есть Линн, дочерью Имланна?
Папа напряженно поклонился.
Комонот ступил ближе, осторожно, как кошка.
– Она покинула дом, свой народ, науку, все. Ради вас. – Комонот коснулся лица моего отца толстыми пальцами: левой щеки, правой, носа и подбородка. Мой отец выдержал это с каменной решимостью.
– Что вы? – спросил Ардмагар с внезапной суровостью в голосе. – Не испорченный маньяк. Вы известны на севере как бесстрастный толкователь Мирного Договора – вы это понимаете? Вы защищали драконов в суде, когда никто другой не стал бы этого делать. Не думайте, что мы не заметили. И все же именно вы забрали нашу дочь.
– Я не знал, – хрипло ответил мой отец.
– Нет, но она знала. – Комонот положил руку на лысеющую голову отца, зачарованный тайной. – Что она видела? И почему я этого не вижу?
Папа отошел, поклонился и направился дальше по коридору. На мгновение в печальном изгибе его плеч я увидела то, что Комонот не мог: внутреннюю добропорядочность, бремя, которое он нес так долго, бесконечные попытки сделать все правильно, несмотря на это необратимое зло. Горюющего мужа и испуганного отца, автора всех этих любовных песен. Впервые я поняла.
Казалось, Комонота не тронул поспешный уход моего отца. Он взял меня за руку и хрипло прошептал мне в ухо, словно маленький ребенок:
– Твой дядя в больнице семинарии.
Я уставилась на него:
– Он обратился?
Ардмагар пожал плечами:
– Он был тверд в своем решении, что ни один врач-саар к нему не приблизится. Кажется, он считает, что они сразу же на месте проведут эксцизию. В любом случае, завтра он исчезнет.
Я отодвинулась от него:
– Потому что Базинд заберет его, чтобы удалить его мозг?
Комонот облизнул толстые губы, словно ему нужно было ощутить мою горечь, чтобы понять ее.
– Совсем нет. Я прощаю Орму – не то чтобы Цензоры подчинялись решениям изгнанного Ардмагара. В полночь Эскар незаметно заберет его, и даже я не знаю куда. Возможно, пройдет много времени, прежде чем ты снова увидишь его.
– Не говорите, что вы потворствуете эмоциональным преступникам!
В его остром взгляде светился ум, которого я раньше не замечала. Ардмагар сказал:
– Потворствую, нет, но, возможно, лучше понимаю скрытые проблемы. Я думал, что знаю, что драконам стоит изучать, а что нет, но теперь вижу, что мое мнение было словно окаменевшим. Я был так же упрям в своих взглядах, как и старые закостенелые генералы, укравшие мою страну.
Он потянулся к моей руке, поднял ее и прижал к своей шее. Я попыталась отдернуть руку, но он крепко ее держал и произнес:
– Пусть это станет символом моего согласия обучаться у тебя. Я сомневаюсь, что ты согласишься укусить меня за затылок. Ты мой учитель. Я буду слушать и пытаться научиться.
– Я постараюсь быть достойной вашего уважения, – ответила я, когда слова матери вырвались на поверхность из глубин коробки с воспоминаниями. Мне хотелось добавить и свои собственные: – И я постараюсь сочувственно относиться к вашим попыткам, даже когда вы будете терпеть неудачу.
– Хорошо сказано, – заметил он, отпуская меня. – Теперь иди. Скажи своему дяде, что любишь его. Ты же любишь его, да?
– Да, – ответила я, и внезапно мой голос охрип.
– Иди. Серафина, – окликнул меня Ардмагар, – я сожалею о твоей матери. Поверь, это так. – Он показал на свой живот. – Там, да? Так это ощущают?
Я присела в глубоком реверансе и поспешила прочь.
Пожилой монах провел меня в больничное крыло.
– Он здесь один. Как только другие больные узнали, что сюда прибудет дракон, они волшебным образом исцелились! Хромые – смогли ходить, а слепые решили, что им не так уж нужно видеть. Он – панацея.
Я поблагодарила мужчину и зашла тихо на тот случай, если мой дядя спал. В дальнем конце палаты рядом с единственным окном Орма лежал на подушках, разговаривая с Эскар. Я подошла поближе и поняла, что они не совсем разговаривали. Они подняли руки и касались лишь кончиками пальцев. Они по очереди пробегали кончиками пальцев по ладони другого.
Я прочистила горло. Эскар поднялась с кровати с каменным лицом, преисполненная достоинства.
– Простите! – сказала я, не зная, за что извиняюсь. Не то чтобы я застала их за какой-то проказой.
Только вот возможно, что и так, с точки зрения дракона. Я плотно закрыла рот, чтобы не захихикать. Я сомневалась, что Эскар простит хихиканье.
– Мне хотелось бы поговорить с дядей, прежде чем вы заберете его. Спасибо, что помогли ему, – сказала я.
Она отошла, но словно не собиралась уходить, пока Орма не сказал:
– Эскар, иди. Возвращайся позже. – Она коротко кивнула, запахнула мантию поплотнее и ушла.
Я косо глянула на него:
– Что вы двое…
– Стимулировали кортиковые нервные реакции, – ответил мой дядя, пугающе улыбаясь. Монахи явно давали ему что-то от боли. Казалось, он расслабился и смягчился по краям. Его правая рука была забинтована и помещена в лубок. Линия его челюсти была покрыта белыми пятнами – так выглядят синяки, если у вас серебряная кровь. Я не видела ожогов. Его голова откинулась на подушки. – Она величественна в своем образе. Я уже забыл. Прошли годы. Она была сверстницей Линн, знаешь ли. Приходила в мамино гнездо, чтобы выпотрошить туров.
– Мы можем доверять ей? – спросила я, неохотно говоря об этом, ведь он казался таким спокойным. – Она несет ответственность за Зейд и Базинда. Ты уверен…
– Не за Базинда.
Я нахмурилась, но не стала продолжать. Я постаралась улучшить собственное настроение, поддразнив его.
– Так ты соскочил с крючка, старый преступник.
Его брови сошлись, и я задумалась, не слишком ли далеко зашла с шуткой. Оказалось, его беспокоило нечто другое:
– Не знаю, когда увижу тебя снова.
Я похлопала его по руке, пытаясь улыбнуться.
– По крайней мере, ты узнаешь меня, когда увидишь.
– Может пройти много времени, Серафина. К тому времени тебе может быть лет сорок и ты уже родишь шесть детей.
Он явно был не в себе, если говорил такую чепуху.
– Может, я и буду среднего возраста, но никто не женится на мне, и, конечно, я не могу иметь детей. Мулы не могут. Полукровки – конец линии.
Он с блаженным видом глянул в пустоту:
– Интересно, правда ли это.
– Мне не интересно. Я пришла попрощаться и пожелать тебе хорошего пути, а не гадать насчет моих репродуктивных возможностей.
– Говоришь, как дракон, – сонно заметил он. Его веки тяжелели.
Я вытерла глаза.
– Я буду так скучать по тебе!
Он повернул ко мне голову:
– Я спас маленького мальчика. Он перепрыгнул с шеи Имланна на мою, а затем я упал в воду, и он затанцевал. Он танцевал прямо на моем животе, и я даже почувствовал это.