Я уставилась на него, словно пораженная громом.
– Я была правдой и красивой? У Небес ужасное чувство юмора.
– Я перепутал тебя с метафорой. Но ты права насчет Небес, потому что иначе как оказался я в таком положении? Я пообещал и изо всех сил сдерживал обещание – хотя я лгал себе, да простит меня святая Клэр. Но я надеялся избежать этой самой ловушки, когда я окажусь между своим чувством и знанием, что правда, произнесенная вслух, ранит кого-то дорогого мне.
Я едва смела подумать о том, какую правду он имел в виду. Я надеялась и боялась, что он скажет мне.
Его голос наполнился грустью:
– Я был так увлечен тобой, Фина. Я продолжаю раздумывать над произошедшим. Мог ли я удержать тетю Дион подальше от покоев Комонота, если бы не танцевал с тобой? Я так хотел отдать тебе ту книгу. Мы могли бы так и не заметить, что Комонот ушел с бала, если бы не дама Окра.
– Или вы могли бы остановить их обоих, а затем пойти наверх и выпить за Новый год вместе с леди Коронги, – сказала я, пытаясь успокоить его. – По другому сценарию вы могли бы уже быть мертвы.
Он вскинул руки в отчаянии.
– Всю свою жизнь я старался ставить мысли превыше чувств, не быть таким же безрассудным и безответственным, как моя мать!
– Ах да, ваша мать и ее ужасные преступления против вашей семьи! – закричала я, теперь злясь на него. – Если бы я увидела вашу мать на Небесах, знаете, что я бы сделала? Я бы поцеловала ее прямо в губы! И затем я бы притащила ее к подножию Небесных Ступеней и показала на вас здесь и сказала: «Посмотри, что ты натворила, дьявол!»
Он казался возмущенным или, по крайней мере, испуганным. Я не могла остановиться.
– О чем думала святая Клэр, выбирая меня своим недостойным инструментом? Она бы знала, что я не смогу рассказать вам правду.
– Фина, нет, – сказал Киггз, и сначала мне показалось, что он отчитывает меня за то, что злословила на святую Клэр. Киггз поднял руку, дал ей зависнуть в воздухе на мгновение, а затем положил на мою. Его рука была теплой, и у меня перехватило дыхание. – Святая Клэр не ошиблась в выборе, – мягко сказал он. – Я всегда видел в тебе правду, как бы ты ни увиливала, даже когда ты лгала мне прямо в лицо. Я увидел само твое сердце, чистое, как солнечный свет, и это было что-то необыкновенное.
Он взял мою руку в свои ладони:
– Твоя ложь не помешала мне полюбить тебя, и твоя правда не остановила меня.
Я взглянула вниз. Он держал меня за левую руку. Он заметил мое смущение и ловко и осторожно закатал мой рукав – все четыре рукава, – открыл мою руку холодному воздуху, гаснущему закату и зажигающимся звездам. Он пробежал большим пальцем по серебряной линии моей чешуи и нахмурился взволнованно, заметив засохшую ранку, а затем хитро глянул на меня, наклонился и поцеловал мое чешуйчатое запястье.
Я не могла дышать. Эмоции переполняли меня. Обычно я почти ничего не чувствовала через чешую, но это я ощутила до самых кончиков пальцев ног.
Он вернул мои рукава на место, с уважением, словно накрывал алтарь святого. Он все еще держал мою руку в своих, согревая ее.
– Я думал о тебе до твоего прихода. Думал, молился, но не пришел к решению. Я собирался оставить любовь невысказанной. Давай переживем эту войну, пусть Глиссельда привыкнет к короне. Пусть придет день, прошу вас, Небеса, когда я смогу сказать ей об этом, не устроив хаос. Возможно, она освободит меня от обещания, а может, и нет. Возможно, мне придется жениться на ней в любом случае, потому что ей нужно выйти замуж, а я остаюсь лучшим вариантом. Ты сможешь с этим жить?
– Не знаю, – ответила я. – Но ты прав, ты ей нужен.
– Мы вдвоем ей необходимы, – сказал он, – и ей не нужно, чтобы мы так были заняты друг другом, что не смогли играть свою роль в войне.
Я кивнула.
– Сначала кризис, потом любовь. Этот день придет, Киггз, я в это верю.
Он беспокойно нахмурился.
– Мне не нравится скрывать это от нее, это обман. Маленькая ложь не лучше большей лжи, но если мы сможем, пожалуйста, снизить все до минимума пока…
– Всё? – спросила я. – Порфирийскую философию? Увлекательные рассказы о бастардах?
Он улыбнулся. Ах, я бы долго смогла прожить на таких улыбках. Я буду сеять их и пожинать, как пшеницу.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал он.
– Ты имеешь в виду, что больше не поцелуешь мое запястье, – сказала я. – Но все нормально, потому что я собираюсь поцеловать тебя.
И так я и сделала.
Если бы я могла сохранить одно мгновение на всю жизнь, это было бы оно.
Я стала самим воздухом и наполнилась звездами. Я была парящим пространством между шпилями собора, торжественным дыханием дымоходов, произнесенной шепотом молитвой на зимнем ветру. Я была тишиной и музыкой, одним чистым необыкновенным аккордом, поднимающимся к Небесам. Тогда я поверила, что могла сама подняться в Небеса, если бы не якорь его рук в моих волосах и его идеальные мягкие губы.
«Никаких Небес, кроме этих!» – подумала я и знала, что это такая правда, что даже святая Клэр не смогла бы поспорить.
Потом все закончилось, и он держал обе мои руки в своих и говорил:
– В какой-нибудь балладе или порфирийском романе мы бы сбежали вместе.
Я быстро взглянула на лицо Киггза, пытаясь понять, не предлагает ли он сделать именно это. Решимость в его глазах говорила нет, но я видела, куда могла бы надавить и как сильно, чтобы сломить эту решимость. Это было бы поразительно легко, но я поняла, что не хочу этого. Мой Киггз не может вести себя так подло и оставаться моим Киггзом. Другая часть его сломается вместе с его решимостью, и я не знала, как снова сделать его единым целым. Острый край такого решения будет резать его всю жизнь.
Если нам нужно двигаться дальше, мы не станем спешить бездумно, но сделаем это в стиле Киггза и Фины. Только так оно может сработать.
– Кажется, я слышала ту балладу, – ответила я. – Она красивая, но плохо заканчивается.
Он закрыл глаза и прижался лбом к моему.
– Теперь менее грустно от того, что я попрошу тебя больше не целовать меня?
– Да. Потому что это лишь на время. Тот день приедет.
– Я хочу в это верить.
– Верь.
Он сделал нервный вдох.
– Мне нужно идти.
– Знаю.
Я отпустила его первым. Моего присутствия не требовалось на ритуале сегодня ночью. Я облокотилась о парапет, глядя, как дыхание вырывается серым облачком на темнеющем небе, словно я дракон, выпускающий шепот дыма в ветер. Этот образ заставил меня улыбнуться, а потом мне в голову пришла идея. Осторожно, избегая льда, я забралась на парапет, но не собиралась просто сидеть. С комической медлительностью, словно Комонот, пытающийся красться, я подняла ноги на перила. Я сняла туфли, желая ощутить камень под кожей. Я хотела все ощутить.
Я выпрямилась, словно Ларс на барбакане, и темный город распростерся у моих ног. Огни мерцали в окнах таверн, качались у конструкции моста Вулфстут. Когда-то я висела над этим огромным пространством, беспомощная и обмякшая, в руках дракона. Когда-то я боялась, что правда подобна падению, что любовь подобна удару о землю, но вот она я, твердо стою на ногах, сама.
Мы все монстры и бастарды, и мы все красивы.
Я получила больше красоты сегодня, чем заслужила. Завтра я ее верну, сохраню и наполню ею мир. Я сыграю на похоронах принцессы Дион, я поставлю себя в программу в этот раз, специально, поскольку больше мне не нужно скрываться от публики. Хочу просто встать и дать то, что могу.
Ветер играл моими юбками, и я засмеялась. Я протянула руку к небу, растопырив пальцы, представляя, что моя ладонь – гнездо звезд. В порыве я кинула свои туфли в ночь со всей силы, крича: «Разойдись, тьма! Разойдись, тишина!» Они летели с ускорением девять целых восемь десятых метров на секунду в квадрате и приземлились где-то на Каменном дворе, но Зейд ошибалась насчет неизбежности падения навстречу своей гибели. Придет будущее, полное войны и неуверенности, но я столкнусь с ним не одна. У меня была любовь и работа, друзья и мой народ. Мне было на что опереться.
Глоссарий
Апсида – часть собора за местом для хора и алтарем (и Золотым Домом, в соборах Горедда), часто с прилегающими часовнями.
Ард – слово на Мутья, означающее «порядок, правильность», но также может означать батальон драконов.
Ардмагар – титул, принадлежащий лидеру рода драконов, примерно переводится как «главенствующий генерал».
Биниу – тип волынки, используемый в традиционной бретонской музыке в нашем мире.
Все святые – все святые в Небесах, призванные вместе. Не божество, если точнее, а собирательное понятие.
Горедд – родина Серафины.
Гупелянд – одеяние из богатого материала с широкими рукавами, обычно его носят с поясом. Одеяние женщин доходит до пола, мужское может заканчиваться на уровне колен.
Даанит – гомосексуал, происходит от святого Даана, который стал мучеником именно поэтому, вместе со своим любовником, святым Маша.
Дракомахия – военное искусство, придуманное специально для сражений с драконами, согласно легенде, ее изобрел святой Огдо.
Зизиба – действительно далекая страна, на Дальнем Севере, дом многих странных зверей, таких как крокодилы и камелопарды.
Золотая неделя – ряд дней святых посреди зимы, оканчивающийся Спекулусом и годовщиной Мирного Договора. Традиционно люди смотрят Золотые пьесы, ходят вокруг Золотого Дома, вешают фонари Спекулуса, устраивают вечеринки, дарят подарки друзьям и благотворительным организациям, делают пафосные объявления на следующий год.
Золотой Дом – модель Небес, располагающаяся в центре соборов Горедда и больших церквей.
Золотые пьесы – драмы, изображающие жизни святых, ставящиеся гильдиями Лавондавиля во время Золотой недели.
Итьясаари – порфирийское слово, означающее «полудракон».
Годовщина Мирного Договора