Они пили виски, столпившись вокруг стола на втором этаже, в военной комнате. Пиджаки сняты, галстуки развязаны, лица усталые, но довольные. Донован познакомил Саманту со своим младшим братом Джеффом, а Вик Канцаро достал с полки еще два хрустальных стакана. Саманта не могла припомнить, чтобы когда-нибудь пила эту коричневатую жидкость неразбавленной. Ну, может, и случалось пару раз, на какой-нибудь бурной молодежной вечеринке, где смешивали все подряд, но она этого просто не замечала. Саманта предпочитала вино, пиво и мартини, крепкие напитки, особенно виски, были ей не по вкусу. Однако сегодня, похоже, выбора не было. Эти ребята пили виски «Джордж Дикель», неразбавленный и безо льда.
Напиток обжег ей губы и язык, жидким огнем разлился по пищеводу. Но когда Донован спросил: «Ну, как он вам?» — Саманта умудрилась выдавить улыбку и ответить: «Замечательно». Потом облизала губы с таким видом, точно в жизни не пробовала ничего вкуснее, хотя в этот момент ей больше всего на свете хотелось забежать в ванную и выблевать содержимое желудка в раковину.
Аннет оказалась права. Джефф был умен и вообще похож на старшего брата — такие же темные глаза и длинные непослушные волосы, хоть Донован и подровнял свои, готовясь предстать перед присяжными. Джефф был в пиджаке и галстуке, но при этом в джинсах и сапогах. Он не был юристом, опять же, если верить Аннет, его вышибли из колледжа. Но Мэтти утверждала, что он работает с Донованом и выполняет за него самую грязную работу.
Накануне Вик провел четыре часа на свидетельской трибуне и до сих пор со смехом вспоминал свою пикировку с адвокатами «Стрейхорн коул». Одна история сменяла другую. Мэтти спросила Джеффа:
— Ну, как тебе жюри присяжных?
— Все повязаны с компанией, — без колебаний ответил он. — Ну, может, за одним исключением. Но мы в хорошей форме.
Тут вмешался Донован:
— После выступления последнего свидетеля они предложили полмиллиона баксов и мировую. Но мы послали их куда подальше.
— Бери деньги, идиот несчастный, — проворчал Вик.
— А ты бы как поступила, Мэтти? — спросил Донован.
— Ну, полмиллиона — это совсем немного за двух погибших мальчиков, но для округа Хоппер сумма огромная. Никто из членов жюри присяжных отроду таких денег не видывал, даже представить себе не могут, что они достанутся кому-то из таких же, как они.
— Так что, взять или бросить кости? — спросил Донован.
— Бери.
— А ты как думаешь, Джефф?
— Взял бы деньги.
— Саманта?
Она дышала ртом, пытаясь избавиться от жжения в пищеводе. Потом облизала губы и сказала:
— Ну, две недели тому назад я бы не смогла правильно написать слова «исковое заявление». А теперь вы спрашиваете моего совета, идти на мировую или нет?
— Да, у вас есть право голоса. Иначе не дадим вам больше виски.
— Да ради бога, и не надо! Я всего лишь мелкий юрист, дающий бесплатные советы, стою в самом низу этой пищевой цепочки. Так что схватила бы эти деньги и сбежала.
Донован отпил маленький глоток, улыбнулся и заметил:
— Итак, четверо против одного. Мне нравится такой расклад.
Раз не было единогласного решения, становилось ясно: этим процесс не закончится.
— А твое заключительное слово? — спросила Мэтти. — Мы можем его услышать?
— Ну, конечно, — ответил он. Вскочил на ноги, поправил галстук, поставил стакан на полку. А потом начал расхаживать вдоль длинного стола, поглядывая на аудиторию, как настоящий актер, ветеран сцены. Мэтти шепнула Саманте:
— Хочет потренироваться на нас, раз уж мы тут собрались.
Но вот он остановился, взглянул на Саманту и начал:
— Леди и джентльмены, члены жюри присяжных, эта куча денег уже не поможет вернуть Эдди и Брэндона Тейт. Их нет с нами вот уже девятнадцать месяцев, и жизнь у них отняли люди, работающие на «Стрейхорн коул». Но в таких случаях мы обычно измеряем причиненный ущерб лишь деньгами. В твердой валюте, как гласит закон. И теперь вам решать, сколько именно стоят эти две жизни. Так что начнем с Брэндона, младшего брата, хрупкого маленького мальчика, которому было всего восемь лет и который родился семимесячным. Он научился читать в четыре года, очень любил свой компьютер, который, кстати, лежал под кроватью, когда на дом обрушился валун весом в шесть тонн. И компьютер тоже был раздавлен и уничтожен, как и Брэндон.
Донован говорил со всей страстью, но спокойно и убедительно. Искренне, без всяких подспудных намеков и претензий на искренность. Он говорил не по бумажке, да ему и не нужны были никакие подсказки. Саманта впитывала каждое его слово и отдала бы ему любую сумму, какую бы он ни попросил. Он неспешно расхаживал взад и вперед, был убедителен и полностью владел собой. В какой-то момент Мэтти вдруг вставила:
— Возражаю, это не имеет отношения к делу.
Все вздрогнули. Донован рассмеялся и заметил:
— Прошу прощения, ваша честь. Я хотел бы попросить жюри не принимать во внимание все, что я только что сказал. Что, разумеется, невозможно, и именно по этой причине я это и говорил.
— Возражаю, — повторила Мэтти.
Он не использовал лишних слов, гипербол, цветистых цитат из Библии или Шекспира, не проявлял эмоций, лишь деликатно подчеркивал каждый аргумент в пользу своего клиента и против этой одиозной компании, и все получалось у него естественно, просто и убедительно. Он предлагал выплатить компенсацию в размере миллиона долларов за каждого ребенка, плюс еще один миллион за моральный ущерб. Итого получалось три миллиона долларов — сумма просто огромная, как для него, так и для любого члена жюри, но всего лишь капля в том море денег, которые зарабатывала «Стрейхорн коул». В прошлом году доход компании составлял 14 миллионов долларов в неделю.
Когда Донован закончил, это жюри присяжных было у него в кармане. С настоящим же все будет обстоять куда сложнее. Вик разлил виски по стаканам, Донован попросил присутствующих высказать замечания по заключительному слову. Он сказал, что просидел всю ночь, перечитывая его. А потом заметил, что виски весьма поспособствовал креативному мышлению и что лучшими финальными аргументами он обязан именно этому напитку. Мэтти сказала, что три миллиона — это многовато. В больших городах сошло бы, но только не в округе Ноланд или Хоппер. Она напомнила ему, что ни в одном из этих округов никогда не выносился вердикт, где фигурировала бы сумма в миллион долларов, в ответ на что Донован заметил, что все когда-то случается в первый раз. И потом, до сих пор никому еще не удавалось составить столь убедительную подборку фактов, которые он так умело и четко представил на рассмотрение присяжных.
Маятник продолжал раскачиваться взад-вперед. Саманта извинилась и вышла в ванную комнату. Вылила содержимое своего стакана в раковину, от души надеясь, что ей никогда больше не придется пить эту гадость. Потом вернулась в комнату, пожелала всем доброй ночи, а Доновану — удачи и успеха и поехала в мотель «Старлайт», где наслаждалась обретенным комфортом семья Букер. Она приехала не с пустыми руками — привезла ребятишкам печенье, а Памеле — два женских романа. Потом Мэнди и Тревора усадили делать уроки, а женщины вышли на улицу и, прислонившись к капоту «форда» Саманты, стали обсуждать дела. Памела радостно сообщила, что подруга нашла ей маленькую квартиру в Колтоне за 400 долларов в месяц. Детям нельзя отставать от своих сверстников в школе, а потому, проведя в мотеле три дня и три ночи, она была готова переехать. Они решили отправиться туда завтра прямо с утра, по дороге завезти детей в школу, а потом посмотреть квартиру. Машину поведет Саманта.
Глава 20
Проведя две недели в Брэйди и вот уже три недели вне «Скалли энд Першинг», Саманта как следует отоспалась и решила вернуться к своему обычному порядку дня. В пятницу в пять утра она пила кофе в постели и просматривала трехстраничные заметки по делу Бадди Райзера, его черным легким и отвратительной политике «Каспер, Слейт», лишившей его всех положенных выплат. В шесть утра она отправила эти заметки электронной почтой Мэтти, Доновану и отцу. Особенно интересовала ее реакция Маршала Кофера.
Доновану в тот день было не до ее заметок. Начинался серьезный процесс, и ей не хотелось отвлекать его. Однако она все же надеялась, что он хотя бы в уик-энд найдет время прочесть о мистере Райзере и выскажет ей свои соображения. Через десять минут она получила эти соображения по электронной почте. Он писал: «Я сражался с этими подонками не на жизнь, а на смерть на протяжении двенадцати лет. И ненавижу их всеми фибрами души. И в мечтах часто представлял огромный зал заседаний, где рассматривается дело „кастратов“ и где в качестве обличителя всех их грехов буду выступать я. Мне очень нравится это дело! Поговорим позже. Вперед, на войну в Колтон! Будет весело!!!»
Она ответила: «Надеюсь. Удачи вам».
В семь часов Саманта поехала в мотель «Старлайт», чтобы забрать семейство Букер. Мэнди и Тревор были одеты в самые нарядные свои костюмчики и горели желанием поскорее вернуться в школу. Саманта вела машину, они поедали привезенные ею пончики и болтали без умолку. И снова граница между адвокатской практикой и социальной деятельностью была размыта, но Саманту это нисколько не смущало. Ведь Мэтти не раз говорила, что их работа не сводится лишь к оказанию бесплатной юридической помощи. Они часто консультировали всех желающих по вопросам семьи и брака, помогали договориться, кто будет по очереди отвозить детей в школу, обменивались кулинарными рецептами, искали людям работу, частных преподавателей, занимались поиском квартир и нянек для малолетних детишек, давали финансовые советы. Любимой присказкой Мэтти было: «Наша работа измеряется не часами, а клиентами».
Доехав до школы в Колтоне, Саманта осталась ждать в машине, а Памела зашла туда вместе с детьми — хотела поздороваться с учителями и объяснить ситуацию. Но Саманта ежедневно посылала им электронные сообщения, так что они были в курсе и сочувствовали Букерам от всей души.