П и л о т. Наши!.. Наши, Таган!..
Т а г а н (заслоняясь от солнца ладонью, всматривается во всадника). Аннасаат?!.
Всадник пускает коня вскачь и проносится мимо них по тропе. Это Аннасаат. Пилот и Таган удивленно смотрят ему вслед.
П и л о т. Знаешь его?
Т а г а н. Кажется, знаю…
Комната в доме Ахмедова. Шофер гасит сигарету в пепельнице, полной окурков.
А х м е д о в. Вот так… Почти полвека прошло. А помню, будто вчера. И ответа не нахожу.
Ж е н щ и н а. Не надо, не растравляй себя…
И н с п е к т о р. Видели вы его потом?
Ахмедов смотрит на жену. Та отвечает ему умоляющим взглядом.
Ж е н щ и н а. Успокойся…
А х м е д о в (кладет ладонь на ее руку). Все в порядке, Гюль. Не волнуйся.
Берет со стола пачку сигарет. Она пуста. Сминает, кладет в пепельницу.
А х м е д о в. Где-то у меня пачка должна быть.
Выходит из комнаты. Женщина наклоняется к инспектору и говорит вполголоса.
Ж е н щ и н а. Ты его постарайся успокоить, Вилен. Волноваться ему нельзя. Начнет вспоминать — в каждом незнакомом Аннасаата видит.
Входит Ахмедов.
А х м е д о в. Наушничаешь, шептунья? Ты ее не слушай, Вилен. Трусишка она у меня.
И н с п е к т о р. Пойду я, пожалуй, Таган-ака. Поздно уже.
Ж е н щ и н а. Остался бы ночевать.
И н с п е к т о р. Пойду, спасибо.
А х м е д о в. И я пройдусь, воздухом подышу.
Номер гостиницы. Востоковед молча курит. Сапарбай наливает себе из бутылки и жадно пьет. Оставив фужер, смотрит на востоковеда долгим взглядом пьянеющего человека.
С а п а р б а й. Не повезло мне тогда. Отстал…
В о с т о к о в е д. Не повезло, говоришь? Как сказать. Я думал — расстреляли тебя.
С а п а р б а й. Выкрутился. Отсидел, сколько положено. И все. А ты?..
В о с т о к о в е д. По-разному было.
С а п а р б а й. Где Джунаид?
В о с т о к о в е д. Подох давно. Паралич. Несколько лет не вставал.
С а п а р б а й. Туда и дорога собаке!.. Ты — где сейчас?
В о с т о к о в е д. Сейчас — здесь.
С а п а р б а й. Ну, а вообще?
В о с т о к о в е д. Не все ли равно?
С а п а р б а й. Богато небось живешь?
В о с т о к о в е д. А ты все такой же. Не терпится о золоте Гурбан-Мамеда узнать?
С а п а р б а й. Много взяли?
В о с т о к о в е д. Нет.
Откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза.
Стремительно несет воды горная река. На берег из ущелья выезжает небольшая группа всадников. Это Джунаид, офицер и несколько уцелевших после боя басмачей. Осаживают коней. Джунаид озирается по сторонам, ориентируясь. Указывает рукой направление. Вся группа устремляется вдоль реки к броду. Спустя некоторое время из ущелья показывается одинокий всадник на взмыленном коне. Аннасаат смотрит по сторонам и, увидев басмачей, срывает с плеча винтовку. Стреляет, почти не целясь, и пускает коня вскачь. Нахлестывая лошадей, торопятся пересечь реку Джунаид и его спутники. Внезапно лошадь под Джунаидом падает. Джунаид оказывается в воде. Окунается с головой. Выныривает. Кричит что-то, но за шумом воды голоса не слышно. Офицер спешит к нему на помощь. Настигает. Хватает Джунаида за ворот халата, подтягивает к себе.
О ф и ц е р. Держись!
Джунаид мертвой хваткой вцепляется в луку седла. Офицер соскальзывает с лошади с противоположной стороны. Плывет, держась за седло. Лошадь бьется, тщетно стараясь преодолеть течение.
Внезапно Джунаид привстает над спиной лошади, занеся над головой руку. В руке блестит нож. Сильно бьет офицера. Тот разжимает руки, течение его уносит.
Понукая коня, спешит Аннасаат. Перед ним течение проносит тело офицера. Прибивает к камню. Офицер хватается за камень слабеющими пальцами. Глядит на Аннасаата. В глазах — мольба. Аннасаат сворачивает к камню. Взвалив офицера на седло, оглядывается. Вдали исчезают за деревьями противоположного берега всадники. Бессильно уронив руки, покачивается в седле офицер.
Пещера. Возле входа, прислонившись к стене перебинтованной спиной, сидит офицер, рубашка на нем изорвана на бинты. В глубине пещеры, разгребая каменистый завал, возится Аннасаат. Разгибается, вытирает рукавом лицо.
А н н а с а а т. Ты уверен, что здесь?
О ф и ц е р (кивает). Уверен. Хан-ишан карту у Джунаида спер. Ну, а я у него… конфисковал.
А н н а с а а т. Зачем я только тебя из реки вытащил! Давно бы Гурбан-Мамеда догнал, дух из собаки выбил.
О ф и ц е р. Или он из тебя… Не валяй дурака, Аннасаат. У нас с тобой жизнь только начинается.
А н н а с а а т. Какая жизнь?.. Моя жизнь там, за рекой осталась.
О ф и ц е р. Ну и дурак. Что ты видел? Пески да юрты? Настоящую жизнь покажу тебе. Только бы выбраться.
А н н а с а а т. Не знаю…
О ф и ц е р. А тут и знать нечего. Я тебя в такие страны увезу — во сне не снились. (Умоляюще.) Только ты быстрее кончай. Джунаид нагрянуть может.
А н н а с а а т. Мудреные слова говоришь.
О ф и ц е р. Ты меня еще благодарить будешь.
А н н а с а а т. А может, не буду.
О ф и ц е р. А?
А н н а с а а т. Пристукну тебя тут. Все золото мне достанется. Домой вернусь…
О ф и ц е р. Возьмут тебя большевики, как миленького к стеночке поставят. Не успеешь моргнуть, дух вон. Они там тебя ждут не дождутся.
А н н а с а а т. Может, и не поставят.
О ф и ц е р. Да уж будь уверен.
А н н а с а а т. Запутался я совсем.
О ф и ц е р. Дурак, вот и запутался.
А н н а с а а т. Ты умный? Посоветуй.
О ф и ц е р. Я что, по-твоему, делаю? Выход предлагаю, верный, надежный. Односельчане услышат — лопнут от зависти.
Аннасаат молча встает и идет к завалу. Начинает разбирать камни. Офицер исподтишка наблюдает за ним.
Ночная Хива. Бону и Саат идут по улице, взявшись за руки.
С а а т. Будем в Ташкенте встречаться?
Б о н у. Нет.
С а а т. Правильно. Стану я на провинциалок внимание обращать. Там такие девушки…
Б о н у. Ах так?
Бросается бегом в ворота скверика.
С а а т. Ты куда, сумасшедшая!
Бежит следом. Догоняет в аллее возле самого обелиска. Обнимает и начинает целовать. Бону вырывается.
Б о н у. Пусти!
Саат перестает ее целовать, но продолжает обнимать за плечи. Оглядывается.
С а а т. А здорово здесь, правда? Тихо и торжественно.
На скамейке в тени сидит, не шевелясь, Харумбаев. Наблюдает за молодыми людьми, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
С а а т. Как в филармонии.
Б о н у. А ты был а филармонии когда-нибудь?
С а а т. Нет.
Подходит вплотную к обелиску. Освещенная луной мемориальная доска. Бону проводит по ней рукой.
Б о н у. Странно. Второй раз сюда приходим сегодня…
Харумбаев встает со скамейки и, уже не таясь, идет к обелиску. Бону и Саат оборачиваются.
С а а т. Халбай-ака? Добрый вечер.
Х а р у м б а е в. Здравствуйте, полуночники. Не сидится дома?
С а а т. Бону завтра уезжает.
Х а р у м б а е в. Понятно. Ты что-то хочешь спросить.
Б о н у?
Б о н у. Этот Харумбаев (указывает на доску) — ваш однофамилец?
Х а р у м б а е в. Старший брат… Я тогда мальчишкой был. В подпасках у бая. А потом взбунтовался и ушел…
Пески. Напрямик по барханам идет мальчишка-казах. Идет, распевая во все горло незамысловатую песенку.
Внезапно умолкает и прислушивается. Где-то в стороне слышится рокот мотора. Низко над барханами летит аэроплан. Исчезает за гребнями барханов.
М а л ь ч и ш к а. Чего испугался? Красные звезды нарисованы — значит, бояться не надо. (Прислушивается. Шума мотора не слышно.) Наверное, отдохнуть присел… Пойду посмотрю.
Идет в ту сторону, где скрылся аэроплан. Карабкается по склону бархана. Добирается до вершины и тотчас в испуге скатывается обратно. Слышен топот копыт скачущего неподалеку конного отряда.
М а л ь ч и ш к а. Басмачи! За ним охотятся… А он, может быть, не знает…
Взбирается на бархан. Внизу прямо перед ним — самолет. Неподалеку от него стоят пилот и Таган. Перед ними, очумело тряся головой, сидит Сапарбай. Придя в себя, выхватывает револьвер. Приближающемуся к нему Тагану:
С а п а р б а й. Не подходи, застрелю!
Таган продолжает идти. Зажмурившись, Сапарбай открывает стрельбу. Выстрелы следуют один за другим, пока не кончаются патроны. Но и после этого Сапарбай продолжает остервенело нажимать на спусковой крючок. Таган подходит к нему вплотную и изо всех сил бьет ногой.
Т а г а н. За Белоусова!.. За Харумбаева!.. За ребят!.. За Курбана!.. За Карима!..
Сапарбай закрывает лицо руками и падает навзничь.
М а л ь ч и ш к а. Правильно! Ай, правильно!
Бежит к Тагану. Тот не сразу понимает, в чем дело. Несколько секунд удивленно разглядывает мальчишку.
Т а г а н. Ты откуда взялся?
М а л ь ч и ш к а. От бая ушел. К брату иду. Он у вас служит. Может, встречали? Дарбай зовут.
Т а г а н. Харумбаев?
М а л ь ч и ш к а. Правильно! Отца нашего Харумбай звали.
Т а г а н. А тебя как звать?
М а л ь ч и ш к а. Халбай. Брата моего знаете, да?
Т а г а н. Знал… Вот что, беги вон к тому человеку, ремень пусть даст. Гада этого связать надо…
М а л ь ч и ш к а. Бегу!
Стоя у обелиска, Харумбаев кладет руки на плечи Бону и Саата.
Х а р у м б а е в. Так мы с Ахмедычем встретились. Не знал я тогда, что брата уже в живых нет…
Все трое молча смотрят на мемориальную доску.
С а а т. Завидное время было.
Х а р у м б а е в. Ну вот что, поговорили и хватит. Проводите меня немного. Да и вам на боковую пора.
Гостиница. За столом друг против друга — востоковед и Сапарбай. Последний уже изрядно пьян.
С а п а р б а й. Продашь?.. Честно скажи!..
В о с т о к о в е д. Кому ты нужен!.. Пойди проспись.
С а п а р б а й. Пойду… Сейчас пойду… Только ты, прошу тебя, никому ни слова… Не надо старое ворошить… Дети, внуки… Что им скажу?..