Мелкие-то речушки — мелкие. В сравнении с Доном и Воронежем, на котором ещё Пётр Первый строил вполне себе морской флот. А в это время осадков ещё больше, реки ещё полноводнее. По крайней мере, русские ладьи из городков в верховьях Дона (тот же Донков, к примеру), из Ельца, стоящего на реке Сосна, сплавляются мимо крепости вполне себе свободно. А иногда, пристав в устье Девицы, и пытаются идти на контакт с жителями Серой крепости. Редко, очень редко, поскольку в низовьях торговать не с кем, если не считать половцев. Да и товар у этих купцов довольно своеобразный меха, спроса на которые у людей из ХХ века пока не наблюдается, да рабы: их кочевники переправляют дальше, в Судак-Сурож, венецианскую колонию в Крыму, находящуюся в совместном управлении с кипчаками.
А вы думали, что всех невольников продают европейцам только степняки, захватив их во время набегов на Русь? А хренушки! Немалую долю «живого товара» поставляют сами русские. Преимущественно — тоже после регулярных междоусобных княжеских свар. Ну, и ушкуйники, случается, «шалят». Здесь, на Дону, такой бизнес не так развит, как на Волге и особенно на Днепре, но пару раз «гостям из будущего» уже доводилось сталкиваться с караванами, везущими рабов. Несмотря на возмущение части обитателей городка, вмешиваться в ситуацию Андрей Минкин запретил категорически: это для людей с советским воспитанием подобное — дикость несусветное. Но не для местных: времена и нравы такие, и мешать работорговцам, значит, нажить себе новых врагов. Тем более, на обратном пути работорговцы обещали продать часть соли, которую будут везти на Русь.
Но вернёмся к разведке.
Ранним августовским утром троих «членов экспедиции» вышли провожали в путь от ворот Серой крепости три женщины: «шоколадная» Луиза с симпатичным полугодовалым мальчиком-мулатом на руках, узкоглазая Софья с только-только начавшим выпирать животиком и… дочка беглого холопа князя Донковского Авдотья. К смущенью Толика Жилина, не ожидавшего такого проявления внимания от девчонки, которой он симпатизировал.
— Ну, просто иллюстрация с советских плакатов о пролетарском интернационализме! — не удержался от комментария оглянувшийся напоследок Серый.
Яшка, не понявший ни единого слова, лишь покосился на захихикавших спутников.
— Жёны, говорю, у нас с тобой лепые, — «пояснил» десантник. — Да и у Анатолия невеста хороша собой.
Спустились к месту, где в Дон стекает родничок, служащий источником водозабора для городка. Там уже ждала большая рыбачья лодка, погрузили в неё имущество, уселись на лавки-банки сами, а лошади, привязанные уздечками к корме лодки, поплыли «своим ходом». Небыстро плыли, потому течением снесло на добрых полкилометра. Но главное — ни ног при переправе не замочили, ни оружия. А значит, обтерев коней и дав им окончательно просохнуть, можно сразу же отправляться в путь.
Попоны, степняцкие сёдла, купленные у того самого кипчакского каравана, тоже не мочили. Так что задержка оказалась небольшой. Даже лодка, перевозившая разведчиков, не успела добраться до устья Девицы, в которой и базировался немногочисленный «флот» рыбаков. Подальше от любопытных взглядов проплывающих по реке экипажей ладей.
Ехали неспешно, шагом, берегли коней. Ну, и присматривались к местности. Потому к концу дня и добрались лишь до устья речушки Буровлянка, где Дон в очередной раз меняет направление течения с юго-восточного на строго на юг. Там и заночевали, чтобы назавтра, проехав через лес, ещё утром оказаться в крепостце Воронеж.
Спали более или менее спокойно, надеясь, прежде всего, на чуткий слух пасущихся рядом с лагерем стреноженных коней. Ну, комаров покормили, да пару раз подрывались, когда лошади принимались настороженно фыркать. Но Яша, более опытный в таких ночёвках, успокаивал: ничего опасного, какая-то мелкая ночная живность, вроде лисиц, рыскает. А утром — снова в дорогу.
По словам пограничников, городок был основан довольно недавно, пару десятилетий назад, на месте более старого поселения, разорённого то ли половцами, то ли самими же русичами в ходе какой-то междоусобицы. Не помнят бывшие погранцы, что тут случилось в прошлом веке. Но на дорогу через мощный лесной массив, более напоминающую широкую тропу, Яков вывел безошибочно. В общем, и двух часов не прошло с того момента, как покинули место ночёвки, как дорога вывела к широкой луговине, частично засеянной пшеницей, за которой на невысоком плоском холме виднелся довольно добротный, плотный частокол.
— Вот и град Воронеж…
Град… Ну, принято в этом времени любую деревушку, огороженную даже такими вот воткнутыми в землю заострёнными по верху брёвнами, именовать градом.
Новизна поселения, несмотря на успевшие потемнеть от времени брёвна частокола, просматривалась даже в его площади: судя по хорошо заметным старым валам, прежнее имело значительно бОльшую площадь. Хотя, конечно, тоже не отличалось великими размерами: где-то около гектара. Но было не правильным прямоугольником, а имело многоугольную конфигурации. Теперь же «град» занимал примерно половину былого городища. И. как пояснил Иаков, выполнял ещё и роль «тыловой базы» рязанской пограничной стражи.
Въездные ворота на засов перед тремя путниками запирать не стали: не те силы, к которым стоит относиться серьёзно. Но с вопросами «привратники» пристали, сразу же признав в приехавших обитателей Серой крепости: что понадобилось подданным князя Курского в рязанских землях? Кто бы сомневался в том, что здешние «погранцы» наблюдали за обитателями необычного городка из-за Дона!
— С соседями приехали познакомиться, — объявил десантник. — Да узнать, не видели ли за Воронежем-рекой татарских разъездов.
— Как не видеть? Много их стало в последние недели появляться. И к городу подъезжали, с того берега рассматривали. Да только про то вам надобно с нашим сотником, Ефремом, говорить.
— А где его отыскать?
— А зачем его искать? Вон он, сам идёт.
При значительном отличие от коллеги-Полкана — рослый, худощавый — в Ефреме просматривалось и что-то общее со стражем курских границ. Скорее всего, пристальный, «просвечивающий рентгеном» взгляд человека, проведшего несколько лет на границе. И на представление Беспалых, по армейской привычке козырнувшего при этом, кивнул: наслышан, мол, о таком воеводе Серой крепости. В избу пригласил пройти.
В общем, в сравнении с городком переселенцев из будущего, Воронеж начала XIII века показался тесным и скученным. Создавалось впечатление, что в каждой из этих избёнок, преимущественно полуземляночного типа, крытых потемневшей от времени соломой, живёт человек по пятнадцать-двадцать всех возрастов и обоих полов. Трубы торчат над крышами всего у одной-двух из тех, мимо которых прошли гости по пути к «офису» Ефрема. Причём, одна из этих труб — как раз у его «резиденции». Ясное дело, никаких приусадебных участков и даже кустов под окошками: всё занято только жильём, мастерскими, да хлевами с конюшнями. И если дорожки на «охотничьей базе» ещё со времён постройки были посыпаны песочком, то тут — голая земля, на которой ещё не везде высохли лужи, образовавшиеся во время последнего дождя. И запах… Запах от помоев, конского и коровьего навоза, а то и содержимого «ночных ваз», выплёскиваемого прямо на улицу. Но так сейчас принято повсеместно, даже в «цивилизованной» Европе. Разница лишь в том, что там из-за наметившегося дефицита древесины всё больше строят из камня, а здесь лесов немеряно, и всё из дерева.
— По собственной воле приехали, али князь Курский подослал? — начал разговор с «наезда» воронежский сотник.
Фрагмент 22
43
— Князю-то нашему какое дело до вашего городка? — засмеялся Сергей. — Пожелает он, али Великий князь Черниговский с рязанцами ратиться, так на Воронеж и не оглянется. Невелик городок, чтобы к нему присматриваться. И польза от него есть: на пути степняков стоит, и рязанские, и черниговские земли от них стережёт. Как Оскол-городок в курских землях, как наша Серая слобода. Князья сварятся да мирятся, а нам с вами своё дело делать — Землю Русскую боронить, под каким бы Великим князем она ни была.
— Землю Русскую, говоришь? Не знаю такой Земли. Землю Рязанскую знаю, Землю Черниговскую знаю, Землю Владимирскую знаю. Даже Киевскую и Новгородскую знаю. А какой-то особой Русской Земли не ведаю.
— Вот все вместе те Земли, что ты назвал, и есть Земля Русская. Как то было при князе Владимире Красное Солнышко. От Переяславля и Киева до Новгорода, от Галича до Новгорода Низовских Земель. У нас, Ефрем, батюшкой служит отец Тит, бежавший из великого горда Саксина, прошлым летом разорённого татарами. Так вот, пока он с Волги до нас шёл, татары ему бахвалились, что этой зимой придут на Русь, чтобы сжечь её дотла, людей коих русских побить, а коих в неволю угнать. И начнут они как раз с Рязанской Земли и с вашего городка.
— «Отец» Тит… А ведаешь ли ты, что тот самый Тит — бывший тать лесной из Городца Радилова?
Вот тебе и Средневековье, в котором ни газет, ни радио! Вести и без них распространяются с удивительной скоростью и в мельчайших подробностях.
— Ведаю, Ефрем. Только раскаялся он, от митрополита Готского благословение получил служить Господу нашему. И служит на совесть.
— А вам, курчанам-то, какое дело до нас, рязанцев?
— Да такое. Татарское племя монголов, к которому принадлежит их царь по имени Батый, собирает для похода на Русь невиданное войско. Кто говорит, что триста тысяч, кто говорит — пятьсот. Самих монголов в том войске немного, всего около четырёх тысяч, но покорили они всю Степь Великую от дальней страны Китая до Волги и Дона. Сейчас заканчивают покорять булгар, мордву да башкортов, что у Каменного Пояса на всходе солнца лежит. И как мордву бить закончат, так в начале зимы и сюда придут. Всю Русь покорять, не только Землю Рязанскую. И Владимир, и Новгород, и Чернигов с Киевом, и Галицию с Волынью. Им это ещё дед Батыя, царь Чингиз завещал. Всем лихо будет.
— Не много ли вашему Титу татары рассказали, пока он из Саксина до вас шёл?