— Вот для того и сделали, чтобы, если стрелок чуть неверно прицелился, у какой-нибудь из остальных пуль в очереди оставались шансы попасть туда, куда надо. Автомат — не снайперская винтовка, точность попадания у него — намного хуже. Поэтому даже не смотрите на все эти цифры на прицельной планке. Вы реально можете попасть в цель не дальше, чем за четыреста метров. Всё, что дальше — пустая трата патронов, которых у нас слишком мало, чтобы их попусту жечь. Так что не выёживайтесь, а слушайте, что я вам приказываю: стрелять вы имеете право только одиночными и на дистанцию не дальше трёхсот-четырёхсот метров. Всё! На огневой рубеж — шагом марш!
Толик Жилин, как совсем недавно отслуживший в армии, бдит за соблюдением техники безопасности на рубеже, а Беспалых смотрит в бинокль на то, как пули клюют два берёзовых пенька, изображающие человеческие фигуры. Что сказать? В общем-то терпимо. Через раз, через два, но все попадают. Отстреляют по те три магазина, которые Сергей выделил на выработку навыков стрельбы, результаты будут чуть получше.
— А ещё, товарищ капитан, я где-то читал, что лучшие монгольские лучники могли послать стрелу на целых семьсот метров, — не унимается этот молодой строитель.
— Может быть. Но, во-первых, лучшие из лучших. А во-вторых не прицельно. Автоматная пуля тоже километров на семь может улететь, если ствол задрать под углом сорок пять градусов. Но это же не значит, что она попадёт туда, куда хочет стрелок. Реально прицельная дальность хорошего лучника не превышает двух сотен метров. Хорошего! А монголы берут не прицельной дальностью, а залповой стрельбой по принципу «на кого бог пошлёт». Как из пулемёта, у которого точность стрельбы, кстати, ещё хуже, чем у автомата. Он достигает нужного эффекта как раз облаком выпущенных пуль. И специально предназначен для стрельбы по групповым целям. Вот и лучники пускают облако стрел в надежде на то, что какие-то из них и попадут воинов противника. Абсолютно всё тело щитом прикрыть невозможно, так что из десятка-другого одна и зацепит.
— Выходит, и нас накроют, пока мы отстреливаемся через эти бойницы?
— А вот это вряд ли. Когда ты сидишь за забором, он тебя закрывает куда лучше любого щита. Просто прикинь, какую траекторию должна иметь стрела, чтобы тебя задеть, перелетев через стену, или попав точно в бойницу. Вероятность — ноль целых, с гулькин хрен тысячных долей процента. Хотя, конечно, как говорил один американец по фамилии Мёрфи, если что-либо может случиться, то оно когда-нибудь всё равно случится. Ведь и кирпичи, случается, с неба прямо на голову падают. Знаешь, что в танке главное?
— Гы-гы-гы! Знаю: не бздеть!
— Вот именно! Не бздеть, а делать своё дело и класть с пробором на этого самого Мёрфи с его законами подлости.
Поддержать людей, которым страшновато оттого, что скоро, может такое случиться, нагрянет сюда просто невиданная орава дикарей, это одно. А самому представить такое — совсем другое. Особенно — когда раньше этих людей собираешься встретиться с врагами.
Снег лёг рано, в последних числах октября. Но лёд на Доне пока не встал: нужна неделя добрых морозчиков, чтобы сковало реку. Только это всё равно уже сигнал к тому, что ордынское войско уже близко к русским рубежам. Пусть в летописях и не указано, когда именно состоялась битва на реке Воронеж, но известно, что после неё остатки рязанских полков успели добраться до крепостей. А уже 16 декабря передовые татарские разъезды появились под Рязанью.
«Поздней осенью», как говорят историки, сошлись рязанское и ордынское воинства. Так что, едва подморозило, Беспалых приказал переправить БМД за реку, на холмы, где когда-нибудь поднимутся многоэтажки города Воронежа. Просто к середине ноября лёд ещё не успеет набрать прочность, и переправа может обернуться тем, что машина просто проломит её и до весны останется в ледовом плену.
Именно там, в приречных лесах и срубили наскоро землянку, где поселились участники грядущей «охоты» на оккупантов. Не самое удачное времяпрепровождение — ждать, когда наступит нужная пора, но иначе никак, если настроены устроить тем террор и партизанскую войну.
Она, впрочем, началась практически сразу. Это в ХХ веке армейские подразделения движутся колоннами по дорогам. А в XIII конное войско перемещается, широко рассыпавшись по округе. Просто иначе ни лошадей, ни прочий скот, взятый в поход ради пропитания, не прокормить. Попутно мелкие отряды выполняют роль и боковых дозоров, и разведки. Тем более, на реке Воронеж близ устья ледовый покров установился намного раньше, чем встал Дон.
Очень необычный след гусениц боевой машины, пока ещё не присыпанный свежим снежком, не мог не привлечь внимания ордынских разъездов, рыскающих даже по правому берегу Воронежа. Они и пробовали сунуться по этому следу. И были встречены редкими сухими щелчками снайперских винтовок.
Сложно сказать, о чём докладывали начальству уцелевшие воины, столкнувшиеся с тем, что их товарищи вдруг падают из седла замертво. Явно винили каких-то злых духов, не подпускающих людей к какой-то «запретной» роще на прибрежном холме, над которой по утрам поднимается белый столб дыма от печи.
Этот дым тоже привлекал внимание тех, кто ещё не слышал байки про «злых духов». К огромному удовольствию членов экипажа БМД, «набивающих руку» в снайперском мастерстве. Но на четвёртом десятке «испытавших гнев духов» дурные закончились.
Выбранное место оказалось удобным ещё и тем, что с высокого дуба, в кроне которого Толик Жилин организовал наблюдательный пункт, в бинокль прекрасно было видно и городок Воронеж, и прилегающие к нему с востока и юга пойменные луга, на которых, как ожидалось, и соберётся левое крыло батыева войска. Оно, судя по многочисленным дымам, видимым днём, и искоркам костров, просматриваемым в ночное время, постепенно и подтягивалось с юго-востока.
— Ну, что, красноармейцы, страшно? — убедившись в этом лично, задал вопрос экипажу БМД капитан, все эти десять дней торчавший в крепости и только теперь прибывший «в засаду».
— Ещё как страшно! Мы же грыжу наживём, пока всех их похороним, — заржал один из бывших «братков», некогда служивших в ВДВ.
— Хоронить их нам не придётся. Сами справятся. Да и не хоронят мёртвых монголы и многие прочие народы, пришедшие с ними. Сжигают. Вы лучше скажите: толщину льда мерили?
— Сегодня ещё нет. Вчера мерили, — кивнул Жилин, остававшийся за старшего. — Двадцать три было.
— Ну, будем надеяться, что успеет за пару дней на пару сантиметров нарасти.
— А вы, Сергей Николаевич, считаете, что начнётся через пару дней?
— По крайней мере, через пару дней к городку подойдёт рязанское войско. А разведка у монголов работает неплохо, так что и они подтянутся. Я же не просто под тёплым бочком Луизы в крепости грелся. Я и военно-дипломатическую миссию выполнял — с самим Евпатием Коловратом общался!
Именно так. Проконтролировав, как организована служба только-только переправившегося «засадного полка», Беспалых в сопровождении ещё одного стрелка вернулся к Дону, по которому уже шла ледяная шуга, и переправился на лодке на правый берег: по радио с Базы сообщили, что, как он и просил, по пути в Чернигов в Серую крепость заглянул рязанский боярин Евпатий. Ненадолго заехал, всего-то на сутки с ночёвкой, поскольку путь до Чернигова неблизкий, и ему нужно будет нагнать главного посла Великого князя Юрия Ингваревича Рязанского, князя Ингваря Ингваревича.
Сложно сказать, какие слова употреблял в письме в Рязань воронежский сотник, какие сплетни о соседях из Серой крепости упомянул, но боярину всё же было указано, чтобы заехал в слободу и выслушал, чего ему хотят сообщить обитающие там странные люди. А кто, как не военный, сможет быстрее найти общий язык с другим воином? Вот и пришлось десантнику бежать (в том числе — и буквально) на встречу с будущей исторической легендой.
48
В том, с каким удовольствием палил в степняков из снайперской винтовки Жилин, присутствовал и личный мотив. Парень только-только, полмесяца назад, женился, а ему пришлось бросить молоденькую супругу и отправиться на войну.
Да-да, на той самой беглой холопке Авдотьюшке, что сначала провожала его в Воронеж-городок, а потом встречала. Да так встретила, что у Толика не осталось ни малейших сомнений в том, что нужно слать сватов к Ивану с Забавой. Ну, а на Покров и обвенчал их в слободской церкви отец Тит. Не получилось жениться в прошлой жизни, так хоть тут, в тринадцатом веке, нашёл себе пару, став первым кто «объединил столетия узами брака», как на их свадьбе выразился Минкин.
Поскольку Анатолий отказался вести молодую в «общагу», а захотел жить с ней в Посаде («я, всё-таки, деревенский, и в доме мне будет привычнее»), пришлось бригаде Верзилы строить ещё один «белый» домишко и для новой семьи. А заодно стал и кем-то вроде коменданта Посада, руководителя его обороны на случай боевых действий.
Но на боевые действия пришлось ехать за Дон. И «морозить хвост» в роще на холме над рекой Воронеж.
Да, землянка, спешно вырытая экипажем БМД, хоть и имела примитивную печку, сложенную из камней, но температура в ней не поднималась даже до пятнадцати градусов, и спать приходилось в спальниках, которыми ещё на этапе создания «охотхозяйства» запаслись для «охотников». Но иначе никак, если решено поддержать рязанцев в их сражении с ордынцами. Хоть лёд на Доне и встал за время ожидания, но он едва-едва выдерживает конного, а семитонная машина точно провалится, едва сунется на него. Не зря же Сергей Николаевич так беспокоится о толщине льда на Воронеже: бить-то предполагается по ордынским тылам, а для этого надо перескочить на другой берег.
Подход рязанцев обнаружили по шатрам, выросшим на полях к северу и северо-западу от городка. А следом и основные силы татар явились, разбив лагерь в междуречье Воронежа и реки Усманка, километрах в трёх восточнее крепостцы.
Честно говоря, впечатляющее зрелище. Не русский лагерь, в котором, от силы, тысяч пятнадцать обитателей. Ордынский. Шатры и юрты, вставшие по левому берегу Усманки, лишь небольшая его часть. Основная — на правом берегу той речки, в лесу, примыкающем к реке. Пусть и известна хитрость, когда для психологического воздействия на врага жгут намного больше костров, чем реально требуется, но всё равно татар в четыре-пять раз больше, чем русских.