– Вы к Ангелине Петровне собираетесь? – морщинистая кисть порхнула вверх, поправляя освобожденные от бигудей кудри. – Вот и правильно, нужно ее проведать, узнать, как она там. Я как раз с уборкой закончила. Вить, может быть, принести ей чего-нибудь? В кладовке варенье должно быть…
Было похоже, что все это время Алла Егоровна не только не слушала их, но и в целом витала мыслями где-то далеко, не осознавая происходящее. Олеся оглядела пожилую соседку еще раз, от макушки до кокетливых лодочек.
«Зачем она так вырядилась?»
На щеках Хлопочкина, только что приобретших нормальный цвет, вновь начали расцветать красные пятна. Семен искоса рассматривал его супругу, словно какой-то неудачный экспонат.
И все-таки с Аллой Егоровной пришлось согласиться. Про Ангелину они действительно не подумали.
– Сходим к ней, – предложила Олеся, стараясь не встречаться взглядом с Аллой Егоровной (совсем как с той старухой в берете), – расскажем, что и как. Ей ведь тоже нужна вода.
Под предводительством Аллы Егоровны все молча вышли из квартиры. Толенька увязался в хвосте. В тамбуре Олеся решилась, придержала Хлопочкина за локоть и тихо проговорила, стараясь быть как можно более убедительной:
– Виктор Иванович, это стресс. И влияние этого места. Помните, вчера Анатолий Сергеевич говорил про Серую Мать, которая забирается в головы? Это правда. Просто поверьте мне. Голос в голове, депрессивные мысли – не поддавайтесь этому. И не давайте жене витать в облаках, возвращайте ее в реальность. Вы поняли меня?
Хлопочкин кивнул. В темном тамбуре он казался вконец одряхлевшим.
Когда Ангелина Петровна открыла дверь, в нос ударил резкий лекарственный запах. Как будто кто-то уронил старую аптечку, рассыпав и разлив все, что в ней было. В сочетании с многочисленными половичками, салфеточками, вышитыми подушечками и мелкими сувенирами, наполняющими ее квартиру, этот запах ассоциировался со старушечьим жилищем, вызывающим отторжение у всех, кроме самой хозяйки.
Странно, что в прошлый раз Олеся не заметила всего этого. Впрочем, тогда было не до того. На фоне монстра из лифта впечатления от горбатых птеродактилей слегка смазались, но теперь она снова вспомнила о них. Как там говорил Толенька? «Можно спокойно ходить, никто не тронет»? А как же эти ящеры?
За спиной у Ангелины из-под тумбы в прихожей порскнуло прочь какое-то темное пятно. На секунду у Олеси перехватило дыхание, а потом она поняла: кошка. Та самая кошка, миски для которой она видела тогда на кухне. От сердца отлегло.
Лекарственное амбре продолжало заполнять тамбур, и Олеся старалась дышать через раз. Судя по напряженным лицам Семена и Хлопочкина, те тоже были не в восторге от вони. Толенька, напротив, специально принюхивался, а Алла Егоровна, кажется, не обратила внимания на запах.
– Как вы себя чувствуете, Ангелина? – с порога защебетала она. – Можно я без отчества? Какие ваши годы!
– Все хорошо, спасибо, – скованно отвечала Ангелина, кутаясь в очередной безразмерный халат. Ее полное лицо все еще было бледным, засаленные волосы, неаккуратно зачесанные назад, липли к шее. На тумбообразные ноги были натянуты шерстяные носки и полосатые гетры. Присутствие посторонних в квартире ее явно тяготило.
– А мы заглянули вас проведать, – продолжала Алла Егоровна с приклеенной улыбочкой. – Вот и ваш доктор пришел! – От ее слащавого щебета Олесю передернуло. – Как ваша рука? Болит еще?
– Все нормально, спасибо, – Ангелина неохотно посторонилась, пропуская рвущуюся вперед Аллу Егоровну, а за ней и всех остальных. – Я обезболивающее выпила, помогает.
Вошедших последними Семена и Виктора Ивановича она проводила неприязненным взглядом. Тщательно заперла за ними дверь, поправила ногой ненароком сбитый Семеном половик и только после этого вошла в комнату, где Алла Егоровна вовсю нахваливала очередную расшитую крестиком подушку.
– …рука поправится, и будете снова рукодельничать! Олесенька, а не пора перевязку делать?
Олеся замешкалась с ответом. В душной, наглухо закупоренной (чтобы не пробрались птицеящеры) квартире ей было не по себе. Хотелось поскорее перейти к настоящей причине визита. И все же она ощутила укол совести: до сих пор ей и в голову не пришло, что раны придется заново осмотреть и перевязать.
– Пока что не нужно, – отозвалась вместо нее сама Ангелина. – Боль только-только успокоилась. Лучше попозже. Я правильно говорю, Олеся?
Не дожидаясь ответа Олеси, Алла Егоровна заговорила снова:
– Ой, и у вас та же беда! – Она подошла к подоконнику, где вместо цветов в горшках плесневели какие-то ссохшиеся комочки. – У меня тоже все фиалки повяли. Ума не приложу, что такое! Неужели в воде что-то…
Ангелина грузно прошествовала через комнату к подоконнику, обдав Олесю новой волной лекарственного запаха. Виктор Иванович и Семен, топтавшиеся у стеллажей с безделушками и зачитанными дамскими романами в мягких обложках, посторонились, стараясь освободить побольше пространства. Присесть на топорщившийся подушками диванчик никто не посмел.
Не дожидаясь, когда Алла Егоровна закончит рассказывать о погибших цветах, Семен нарочито громко кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Ангелина Петровна, мы идем на улицу, – заговорил он. – Анатолий… э… Сергеевич, – он покосился на Толеньку, и тот часто закивал, – говорит, что сейчас можно спуститься на лифте и набрать где-то воды. Так что мы пойдем, пока светло. Вам тоже воды принесем. Есть у вас какое-нибудь ведро для воды?
Ангелина ответила не сразу. Маленькие глазки смотрели из-за стекол очков с подчеркнутым недоверием, будто соседка всерьез сомневалась, не задумал ли Семен какую-нибудь пакость.
– Ведро есть, – наконец вымолвила она. – Только большое, десять литров.
И вразвалку вышла из комнаты, в очередной раз вспугнув свою нервную кошку, а после загрохотала чем-то на кухне.
Толенька покинул квартиру последним, прижимая сложенные руки к животу. Напоследок он еще раз принюхался. Заметив, что Олеся смотрит на него, он фыркнул по-звериному, а потом вдруг сообщил вполголоса:
– Серая Мать забирает ее себе. Уже все, забирает.
– Как это? – не поняла Олеся.
– Потом узнаешь, – Толенька шагнул к ней и, сверкнув глазами по сторонам, свистящим шепотом добавил: – Не ходи туда больше, не ходи! Опасно.
– Но…
– Пора идти! – обычным голосом перебил Толенька и выскочил из тамбура. – Собирайте, что велено, и пойдем!
С этими словами он обогнул остальных и юркнул к себе. Но прежде Олеся успела заметить перламутровый краешек то ли маленькой чашки, то ли фарфоровой фигурки, которую Толенька старательно прятал в ладонях. Несомненно, это была одна из безделушек Ангелины. Вспомнилась обгоревшая комната в двадцать четвертой квартире, полная чьих-то (явно не Толенькиных) вещей. Значит, Ангелинина вещица пополнит эту коллекцию.
«Серая Мать забирает ее себе».
Залежи вещей.
Двадцать лет.
– Куда вы собираетесь? – разнесся по лестнице тревожный голос Аллы Егоровны.
Виктор Иванович попытался объяснить, но она сразу же замотала головой:
– Нет, нет, нет! Там опасно! Кто знает, что там такое! Радиация, химия… Нет, нам туда нельзя! Нас уже скоро спасут, надо просто дождаться.
– Аллочка, ну о чем ты…
– Витя, они же по радио объявили утром! Ты что, не слышал?
Олеся глянула на оторопевшего Хлопочкина и помрачневшего Семена. Оба молчали.
– Алла Егоровна, – осторожно начала девушка, – радио не работает. Телефоны, Интернет, телевизор – ничего не работает, помните? Вам показалось…
– Вы что, меня за сумасшедшую держите?! – взвилась пожилая женщина. На припорошенных пудрой щеках вспыхнул румянец. – Нас спасут! Уже скоро! Надо просто подождать дома!
– Алла Егоровна, – жестко вклинился Семен, – радио нет. Связи нет. Мы попали в какую-то аномалию, и никто нас отсюда не вытащит. Никто не говорит, что вы сумасшедшая, но радио – это глюк. Эта аномалия обманывает нас, путает мысли. Вода, еда – это самое важное. Разберемся с этим – будем думать, что дальше.
– Нет-нет… – пробормотала сникшая Алла Егоровна. – Вы не понимаете…
– Аллочка, пойдем, – Виктор Иванович взял ее за плечи и увлек в сторону их квартиры. – Значит, берем канистры, и у лифта, – бросил он остальным.
После ухода незваных гостей Ангелина тщательно заперла дверь: верхний замок, нижний замок, ночная задвижка. Больше никого впускать она не собиралась. Особенно этих. Мысленно представив Семена и Хлопочкина, она гадливо сморщилась и резко передернула плечами. От этого движения все ее желеобразное тело содрогнулось.
Знала она таких. Прекрасно знала! Парень (растрепанный, как пятерней причесывался!) – оторви и брось. Сам ухмыляется, а глаза дикие, как у наркомана какого-нибудь. У нее половина школы таких подрастает! А второй, старый, тоже не лучше. Обозвал соседку из двадцать первой и бровью не повел. Хам! И как его жена терпит? Хотя сама, по всей видимости, та еще заноза.
И девица эта рыжая… На вид школьница, а уже медсестра. Рану вот ей перевязала. Молодец. И почему она с этим наркоманом все время таскается? Что она в этом недоноске нашла?
А что они все находят?
Звучавший в голове голос матери давно стал привычным. Той давно уже не было на свете, все, кончилась, а знакомый до зубовного скрежета голос все равно время от времени продолжал преследовать Ангелину, раздавая тычки даже из могилы.
Что все эти малолетние шлюхи находят во всяких козлах?
Ангелина знала что. В основном теоретически, но и этого было достаточно.
Ее практические познания в этом вопросе ограничивались одним-единственным случаем, когда Ангелину, тогда еще пятнадцатилетнюю девочку, прижал к стене тетиного подъезда пьяный сосед. Его мерзкая лапа, синяя от наколок, скользнула Ангелине под юбку, стремясь к тому потаенному месту, которое мать категорически запрещала трогать (исключениями были только мытье, посещение врача и, в далеком и неопределенном будущем – законный муж, если, конечно, найдется достаточно приличный мужчина). Страшно представить, что могло бы произойти, если бы на крик Ангелины не прибежала тетя Катя!