– Нажми-ка, Толенька вымоется, – по-хозяйски распорядился тощий человечек, стаскивая с плеча вторую сумку с бутылками.
Натянув на кулак рукав куртки, Олеся надавила на ржавый рычаг. Тот неохотно, со скрежетом поддался, из колонки потекла тонкая струйка воды. Толенька тут же подставил руки и принялся тереть их друг о друга, по обыкновению торопливо. Затем поплескал водой в лицо, растирая впалые щеки, и в итоге целиком сунул под воду свою голую черепушку.
– Вот так, вот так… – отфыркивался он при этом и одновременно вытаскивал из сумки первую из двух бутылок.
Когда обе бутылки были наполнены, Олеся подставила свое ведерко. Вода, случайно плеснувшая на руку, оказалась обжигающе-ледяной. Зато серой взвеси в ней не было. «Настоящая», – отчего-то подумалось Олесе. Семен, теперь державший рычаг вместо нее, пододвинул поближе большое Ангелинино ведро.
– Сюда не хватит, – уверенно заявил Толенька, бросая нетерпеливые взгляды в сторону развалин.
– В смысле – не хватит? – глянул на него Семен.
– Воды не хватит, вода кончится, – скороговоркой пояснил их провожатый. – Она иногда есть, иногда нет. Сейчас есть, хорошо, удачно вас Толенька привел, а скоро может и не стать. Да человеку много и не надо, человек выживет… Спасся и живет… Вы наливайте, наливайте, а Толеньке собирать надо!
С этими словами он закинул за спину сумку с наполненными бутылками и поскакал обратно к Хлопочкину, медленно ползающему на карачках вдоль полуразвалившейся стены.
Наполнив Олесино ведро, Семен подставил большое, снова скрипнул рычагом.
– Твою мать! – выругался он, когда через пару минут вода действительно иссякла. Яростные нажатия на рычаг ни к чему не привели. Семен занес кулак, собираясь треснуть по колонке, но Олеся перехватила его руку.
– Семен… – Она внимательно всмотрелась в его лицо, опасаясь наткнуться на знакомый бессмысленный взгляд. Глаза Семена оставались ясными.
– Извини, – он разжал кулак и вздохнул. – Я думал, тут будет нормальный родник или еще что-то, а это… – Он покосился на колонку и потер пятерней растрепанный затылок.
Когда Семен опустил руку, на ладони осталось несколько темных волосков.
– Сто лет не причесывался, – пробормотал он, стряхивая волосы с руки.
Выждав немного, попробовали еще раз. Бесполезно. Вода больше не шла.
Пора было возвращаться к Толеньке и Хлопочкину. Напоследок Олеся еще раз огляделась вокруг, придавленная серой чуждостью пейзажа. Впереди, за широкой полосой голой бесплодной земли (где в нормальном мире должны были быть дорога и новостройки), высились едва различимые в тумане корпуса следующих «домов» – высокие каменистые монолиты без подъездов и окон.
С той стороны к ним приближалось ярко-красное пятно, хорошо заметное на сером фоне.
– Это не наша соседка? – приглядевшись, спросила Олеся. – Из двадцать первой?
– Похожа, – согласился Семен.
Женщина в красном шла прямиком к ним. Одна, без ребенка. Босые ступни с неразличимым теперь педикюром до щиколоток покрывала грязь, голые ноги были сплошь в ссадинах и кровоподтеках. Колыхающаяся вокруг бедер алая сорочка надорвалась по краю подола, распахнутый плащ покрывала пыль.
– Здравствуйте!
На приветствие Олеси женщина в красном ничего не ответила. Ее лицо, обрамленное растрепанными космами и перемазанное то ли растекшейся косметикой, то ли просто грязью, оставалось спокойным. Затуманенные карие глаза глядели мимо, на губах играла безмятежная улыбка, абсолютно не соответствующая плачевному облику.
– Что с вами? Где вы были? – спросила Олеся. Правая ладонь снова коснулась кармана с ножом. Женщина вряд ли представляла опасность (скорее, сама нуждалась в помощи), но Олеся уже знала, что означает этот отсутствующий сомнамбулический взгляд. В голове соседки хозяйничало нечто иное. Некто иной.
– Эй, вы меня слышите? – погромче позвала Олеся, надеясь, что обитательница двадцать первой квартиры вернется к реальности.
Но та не откликалась, просто шла прямо на них, и Семен потянул Олесю за руку, уводя в сторону. Едва мазнув по ним все тем же благодушно-отрешенным взглядом, женщина опустилась на колени перед колонкой, подергала рычаг. Безрезультатно. Тогда она, наклонив голову, прильнула к носику колонки ртом. Язык – алый, как ее одежда, – жадно облизывал рыжий от ржавчины металл, ловя оставшиеся на нем капли влаги. Под конец она сложила губы трубочкой и с шумом втянула в себя воздух. Внутри пустой колонки что-то сухо загудело.
Раздавшийся вдруг крик заставил Олесю и Семена обернуться. Они увидели Толеньку, перелезающего через обломки внутрь развалин.
– Туда нельзя, туда нельзя! – вопил он, вторя чьим-то крикам о помощи. Виктора Ивановича нигде не было видно.
Не сговариваясь, Олеся и Семен бросились к развалинам.
Тем временем женщина в красном оторвалась от колонки и почти окунулась лицом в полное ведро, оставшееся без присмотра. Закончив жадно хлебать, она поднялась на ноги и так же молча пошла прочь. Капли воды, стекая по подбородку и шее, оставляли светлые дорожки на ее грязной коже.
– И как их готовить? – Стоящий на коленях Хлопочкин с сомнением рассматривал очередной сорванный гриб, отдаленно напоминающий сморчок. – Ни плиты, ни других продуктов… Если только на костре…
– Их есть надо, есть, – отозвался Толенька, метнув короткий взгляд в сторону Хлопочкина. В подтверждение своих слов он выбрал гриб помельче, положил в рот и быстро прожевал, а потом пополз дальше вдоль стены, продолжая набивать сумку черными комочками.
Виктор Иванович снова уставился на гриб, лежащий у него на ладони. В животе слегка заурчало. Ел ли он сегодня что-то, кроме таблеток? Конечно, ел. Что-то было на завтрак, а что именно – из головы выскочило. И не удивительно, при таких-то делах! Вдобавок ко всему еще и сердце пошаливает. Потому он и начал принимать таблетки. Одну, другую, третью… Вроде бы легчало. Только неприятный, какой-то сухой привкус никак не желал уходить с языка. Как будто во рту осели невидимые песчинки. Хлопочкин пытался сглотнуть их, но ничего не получалось.
Вот и сейчас он еще раз провел языком по внутренней стороне щек и проглотил скопившуюся вязкую слюну. Голод стал ощутимее. Но есть сырые грибы? И что потом? Слечь с отравлением? Хлопочкин с тоской огляделся вокруг. От очередного взгляда на это ненормально серое, мертвое место становилось только хуже. Тоска уплотнялась, заползала глубже, жалила в самое сердце, и от ее уколов опять пекло в груди.
Голод все равно победит. Сгодятся и грибы, и все что угодно. А вот как быть с таблетками? Как быть, когда они кончатся? Может, ему уже сейчас нужно какое-то другое лекарство? Иначе почему снова так неприятно колет сердце? И если вдруг… если вдруг что, кто ему поможет? Алла? Их молчаливый раскол из-за погибших фиалок только углублялся, пока не перерос в настоящую ссору из-за несуществующего радио перед тем, как он вышел из дома вместе с остальными.
Истеричка.
В самом деле. Раньше она такой не была. Еще радио какое-то выдумала…
Старческое слабоумие.
Нет, это вам не шуточки! О таком даже думать…
В интернат ее, и с концами. Чтоб никого не мучила.
Ошеломленный кошмарной идеей, внезапно пришедшей на ум, Виктор Иванович уперся свободной рукой в землю. Он бы никогда… Он бы просто не смог…
«Голос в голове». «Влияние этого места».
Припомнив Олесины слова, Хлопочкин болезненно сморщился, а потом отмахнулся и от них тоже. С него довольно! Он больше не хотел ни о чем думать. Ни о чем! Медленно поднявшись, Хлопочкин оперся о стену. В глазах мелькали мушки, сердце вяло тукало в груди. На языке вместе с песчинками перекатывалась грибная мякоть, резиновая и маслянистая. Он и не заметил, как сунул в рот гриб.
Убедившись, что Толенька отошел подальше и не смотрит, Виктор Иванович перегнулся через разлом в стене и выплюнул противное месиво. Может, однажды и настанет момент, когда ему захочется съесть это (то есть съесть что угодно), но определенно не сейчас. Мерзость!
Пока Хлопочкин рассматривал изнанку развалин, его внимание привлекли мелкие лиловые пятнышки внутри. Среди всей этой пыльной серости они смотрелись чуждо и… красиво. Очень красиво. Волнистые складочки, округлые очертания… Цветы! Крохотные кустики с цветами, точно!
Забыв о пакете с грибами, Хлопочкин продолжал разглядывать диковинные растения, похожие на фиалки жены. Лиловые, розоватые, даже цвета фуксии… И как он сразу их не заметил? Ведь проходил мимо!
Взгляд зацепился за мелкие фиолетовые шарики, темнеющие в россыпи цветов. Неужели ягоды? Желудок снова издал голодное урчание. Нет, это точно не фиалки! Рот наполнился слюной. Сам не заметив как, Виктор Иванович перекинул одну ногу через обломок бетонной плиты и пролез внутрь.
Снова взглянув на большие ягоды, темнеющие среди цветов, он уже не смог отвести глаз. Сразу было ясно, что они вкусные. Сладкие. Кажется, даже пахнут приятно. Но если бы кто-то сейчас спросил у Хлопочкина, почему он уверен, что ягоды действительно сладкие, он бы не смог ответить. Сладкие, и все. Это знание само материализовалось в голове, стоило только чуть подольше посмотреть на них.
Бетонная крошка и песок с сухим шорохом разъезжались под подошвами ботинок. Пару раз ступни сковырнулись с неровных каменистых обломков. Не глядя под ноги, Хлопочкин шел дальше. Его внимание целиком поглотила розовато-лиловая поросль впереди. Со стены казалось, что она гораздо ближе, чем на самом деле.
Наконец он добрался.
Хлопочкин присел перед ближайшим кустиком (натруженные колени жалобно хрустнули) и протянул руку. Вместо нежных цветов и сочных ягод его ладони коснулись чего-то мшисто-серого и прилипчивого. Резко отдернув руку, Виктор Иванович потерял равновесие и шлепнулся на зад. Крупная бетонная крошка болезненно уколола сквозь штаны, а в следующий миг земля под ним дрогнула и резко пошла под уклон, увлекая его куда-то вниз вместе с серой песчаной волно