Все это было глупо, отвратительно, подло. И все это не имело никакого значения сейчас, когда ему, вероятно, нужна была помощь, а я не имела возможности до него достучаться.
В новостях я слышала, что в больницах начали проводить экспериментальные процедуры. Переливать плазму переболевших тем людям, кто находится в тяжелом состоянии. Имевшиеся в крови антитела к вирусу давали пациентам возможность выздороветь. И теперь меня внезапно осенила мысль. Ведь я уже переболела. У меня имелась и справка о том, что заболевание мной перенесено. Что, если моя кровь могла бы спасти его? Это было странно, дико – породниться, смешаться с кровью человека, который считал меня исчадием ада, проклятием всей его жизни. Но если в моих силах было поставить его на ноги, я не могла медлить.
Над улицами разнесся звук вечернего азана. Тоскливый, плачущий, гулкий. Он накрыл куполом мою террасу, будто бы призывая смириться, поверить, что выхода нет, закрыть глаза и отдаться вечности. Но то было не в моем характере.
Я метнулась в комнату, быстро оделась, соображая на ходу, как мне пройти через пустынный район. Он и в былое время не отличался спокойствием. Раньше, отправляясь в одиночестве по вечерним улицам, ты рисковал нарваться на грабителей, бандитов, проходимцев всех мастей, жаждущих поживиться добычей. Теперь же, когда все, кого еще не затронула эпидемия, заперлись по домам, пуститься в путь, через эти разделявшие нас бесконечные три километра, было чистым безумием. Самоубийством. Но иного выхода не было.
Я сунула в карман куртки кошелек, мобильный, документы и вышла за дверь. Только бы не нарваться на полицию. Иностранка, русская, осевшая в районе, где, по большому счету, белые люди не живут, где гнездятся отбросы общества со всех стран мира, я точно вызвала бы у них вопросы и попала в участок.
На улице стелился туман. Густой и белесый, он заволакивал квартал, проползал в щели между домами, цеплялся за края балконов и вывесок. Я замотала нижнюю часть лица шарфом – не потому, что боялась вируса, мне, как переболевшей, он был не страшен, но чтобы не попасться в объектив уличной камеры, и тронулась в путь. На главные улицы я выходить не решалась, чтобы не столкнуться с патрулем, и держалась кривых переулочков и прочих трущобных маршрутов. Как призрачная тень в сгущающихся сумерках скользила от одного обшарпанного здания к другому, перебегала из подворотни в подворотню. Один раз из тумана внезапно выглянули красно-синие всполохи полицейской мигалки, прямо на меня ехала машина, патрулировавшая район. Я метнулась в сторону, присела на корточки, спрятавшись за мусорный бак. Из-под моих ног с недовольным воплем прыснула рыжая кошка с рваным ухом.
– Шш, – шепнула я ей. – Не сдавай меня.
Не знаю, понимала ли турецкая кошка по-русски, но она покосилась на меня надменным зеленым глазом и замолкла. Должно быть, прочувствовала во мне родственную душу – одиночку, мечущуюся по зачумленному городу.
Полиция проехала мимо, не заметив меня, я вылезла из укрытия и пошагала дальше. Шла и думала о том, какая же все-таки я благородная идиотка. Этот человек, Гордон, столько раз оскорблял меня, унижал, предавал. Подавал на меня в суд, мечтая, чтобы я больше никогда не могла вернуться в этот город. Распускал отвратительную клевету, пытаясь ославить меня на весь белый свет. И вот я все равно иду к нему, рискуя нарваться на полицию или уличного грабителя. Иду, чтобы обнаружить, что он наверняка совершенно здоров, только пьян и обкурен до чертиков. Чтобы увидеть, как он лапает у себя в квартире очередную свою фанатку и бросает мне в лицо обидные мерзости. Иду лишь потому, что мне почудилось, будто он болен и беспомощен, а я могу его спасти.
Я свернула в слабо освещенный фонарями переулок, сделала несколько шагов и дернулась от неожиданности, расслышав поблизости какое-то шипение. Обернувшись, я прищурилась, вглядываясь в сгущающуюся темноту. У подъезда одного из зданий была какая-то фигура, цеплялась за дверь, почти висела и что-то хрипела.
Мне нельзя было медлить, и поначалу я отвернулась и снова направилась вперед. Но отчаянный хрип, звучавший сзади, был страшен, выворачивал душу наизнанку. Я развернулась и быстро направилась туда.
– Вам нужна помощь?
Направив на фигуру фонарик телефона, я разглядела старика. Тощего, сморщенного, с костистым крючковатым носом и провалившимся ртом. Людям старше 65 запрещено было покидать свои жилища, и, должно быть, он выполз из своей норы, чтобы попросить о помощи. Едва цепляясь пальцами за дверь подъезда, старик силился сказать мне что-то. Я протянула руку, прикоснулась к его плечу. И в ту же минуту он, с неизвестно откуда взявшейся силой, подался вперед, почти повис на мне, едва не опрокинув, ухватился тонкими, узловатыми пальцами за шею и смрадно задышал в лицо запахом нищеты и болезни. От всего его легкого тощего тела разило гибельным жаром. Черные запавшие глаза сухо лихорадочно блестели. Силясь сказать мне что-то, старик зашелся страшным глухим кашлем, сотрясаясь от приступа и по-рыбьи разевая рот, пытаясь глотнуть воздуха.
– Вам надо в больницу. У вас есть кто-нибудь? Близкие? Родственники? – спросила я, с трудом подбирая турецкие слова.
Больной не отвечал, только бился в кашле у меня в руках. Ценой невероятных усилий мне удалось опуститься на бетонную ступеньку, уложить его головой к себе на колени. Он не выпускал меня, цеплялся пальцами за куртку.
Я понимала, что должна бросить его тут и уйти. «Скорая» в лучшем случае запишет мои данные, в худшем – сразу вызовет полицию. Я приезжая, не гражданка страны, нарушившая нормы карантина. Меня отправят в участок, приговорят к штрафу. А главное, я так и не смогу помочь Гордону.
– Твою мать! – выругалась я по-русски, в отчаянии глядя на старика. – Твою мать, откуда ты взялся на мою голову?
Кое-как высвободив руку, я достала мобильный и набрала номер «Скорой».
– Как его фамилия? Адрес? – расспрашивал меня врач в защитном желтом костюме, похожий на персонажа какого-нибудь фантастического голливудского фильма.
Его коллеги, в таких же космических одеяниях, грузили старика в машину.
– Не знаю, я просто шла по улице. Он был на крыльце… – коротко отвечала я, уже оглядываясь по сторонам, чтобы удрать.
– А вас как зовут? Можно ваши документы? – последовал вопрос, который непременно должен был прозвучать.
И я, уже успевшая придумать план спасения, немедленно дала деру. Метнулась в узкую черную щель между двумя домами, не реагируя на выкрики врача мне в спину:
– Стойте, мы обязаны зафиксировать обращение…
Поскользнулась на каких-то нечистотах, пытаясь удержать равновесие, влетела локтем в стену. Охнула от боли, чувствуя, как под курткой горит рука и, кажется, стекает тонкой струйкой кровь. Выскочила в просвет, свернула в сторону. И тут же оказалась прижатой лопатками к стене.
– Давай деньги, сука! – рявкнул кто-то мне в лицо на ломаном английском.
А к горлу прижалось холодное лезвие ножа.
В ушах грохотала разбушевавшаяся кровь. Я не успела еще отдышаться и порадоваться тому, что смогла сбежать, сдав незнакомого деда врачам. И тут же нарвалась на новое приключение.
Напавших на меня было двое. В первую секунду мне показалось, что под низко надвинутыми капюшонами их серых худи скрывается сама тьма. Лиц не было видно, лишь блестели непривычно яркие белки глаз. Только через пару минут, осторожно переведя дыхание и ощущая, как холодит шею тонкая сталь, я поняла, что нападавшие были не порождениями ада, а обычными людьми – просто чернокожими.
– Ну, быстро! – повторил один из них по-английски с африканским акцентом.
А второй прибавил:
– Режь эту тварь. Нечего с ней церемониться.
Как я и ожидала, опустевшие улицы трущоб стали раздольем для отбросов всех видов. Где же была полиция в тот момент, когда она так нужна?
– Пожалуйста, не нужно, – стараясь говорить спокойно и ровно, отозвалась я по-английски. – Я все отдам.
– Быстрее, сука! – рявкнул второй нападавший.
А первый, не отнимая ножа от моей шеи, просунул руку в карман моей куртки и вытащил смартфон.
– Гляди, мобила. Новенькая! – обрадовался он и, не глядя, перебросил аппарат другу, который тут же сунул его куда-то под худи.
– Пусть бабки отдаст, – буркнул тот.
– Послушайте, кошелек у меня во внутреннем кармане, – заговорила я. – Чтобы его достать, нужно расстегнуть куртку. Уберите нож, иначе я не смогу этого сделать.
– Ага, убрали, как же. Не на дураков напала, сука, – запальчиво выкрикнул второй.
Первый же задумался. Обшарив внешние карманы, он уже убедился, что в них, кроме телефона, ничего нет. Он помедлил пару секунд, а затем, отступив на шаг и убрав нож, бросил:
– Ладно, хрен с тобой. Давай.
Только этого мне и было нужно. Вспомнив, чему меня когда-то, тысячу лет назад, учил тренер по карате, я ударила парня ногой и бросилась в сторону. Я отлично понимала, что серьезной угрозы этим двум уличным громилам со своими жалкими навыками борьбы десятилетней давности представлять не могла. Рассчитывать можно было только на эффект неожиданности.
Первый грабитель согнулся, закашлявшись. Второй потерял несколько секунд, соображая, что произошло, и только потом кинулся в погоню.
– Стой, падла! Стой, убью! – вопил он мне в спину.
Я свернула в проходной двор, отскочила в сторону. Видно, в былое время здесь проходили ремонтные работы, потому что я наткнулась на верстак, груду кирпичей, сваленные рядом доски. Я знала, что грабитель будет здесь через пару секунд, пересечь двор и выскочить с другой стороны я не успею. Недолго думая, я выдернула из груды одну доску, дождалась, когда в освещенном квадрате входа во двор появится силуэт в худи, и обрушила доску ему на голову. Парень крякнул, осел на землю, и я, не разбирая дороги, кинулась прочь.
Я не останавливалась. Мне все казалось, что преследователи дышат мне в спину, хотя, скорее всего, я давно от них оторвалась. О том, что изначально я старалась держаться маленьких улочек, сейчас уже думать не было времени. И в итоге я вылетела на проезжую часть широкой улицы, по которой с ревом неслись «Скорые» и полицейские машины. Я и сама не поняла, как оказалась здесь, заметалась из стороны в сторону, рискуя угодить под колеса. И вдруг заменила, что у моих ног так же мечется и пищит какой-то крохотный комок. Что это было за животное, я в панике и темноте не разобрала. Но оно определенно было живое, напуганное и, оставаясь здесь, под колесами машин, могло погибнуть в любую секунду. А потому я нагнулась, подхватила его и рванула на тротуар.