еще страшнее и глубже, чем он меня. Но сегодня, видя его, больного, хрипло вдыхающего воздух, я не испытывала к нему больше ни злобы, ни ненависти, ни обиды. Единственное, чего бы я не хотела, это видеть на его лице гримасу злобного отвращения, когда он проснется. Я хотела забыть все это и, наконец, освободиться и от него, и от своей больной привязанности к нему. Оставить его здесь живым, здоровым и все еще очень молодым. Слышать его гневные выкрики в мой адрес – нет, это было бы слишком. Я хотела сохранить свое едва зажившее, переставшее кровоточить сердце. Для литературы, для творчества, для себя самой. В конце концов, я все еще была молода и у меня была впереди целая жизнь.
Я спустилась вниз. Молодая администратор из приемного покоя, с которой мы уже общались двумя часами раньше, улыбнулась мне:
– О, вы уже закончили? – спросила она по-английски. – Остались бы до утра, сейчас и до дому-то не добраться.
– Спасибо, я справлюсь, – поблагодарила я. – А как?..
– Прекрасно, – не дослушав, объявила она. – Выпил целое блюдце молока. Проголодался, бедняжка. Чувствую, вырастет огромным котярой.
Она нырнула куда-то во внутреннюю дверь и вынесла мне котенка, которого я оставила тут, внизу, когда прибыла в больницу, попросив присмотреть за ним.
Насытившийся и пригревшийся, тот сонно посмотрел на меня, но не стал возражать, когда я взяла его в руки и уже привычно шмыгнул под куртку.
Если полиция привяжется на улице, – решила я, – скажу им: «Кот сбежал, выходила искать. И вот нашла. Несу домой».
– Все хорошо, – сказала я котенку. – Теперь все хорошо. Я с тобой. Мы больше не одни.
Котенок заерзал у меня в руках, вскинул мордочку и посмотрел на меня глазами человека, с которым я сегодня попрощалась навсегда.
– Куда же вы с ним? – спросила администратор. – Ведь вы приезжая, тяжело, наверное, будет с животным. Может, оставите его здесь, при больнице? У нас тут еды много, не пропадет.
– Спасибо, – усмехнулась я ей в ответ. – Но мы своих не бросаем.
Алена МакееваЛестничная клетка
В доме номер 48 по улице N в городе М на первом этаже старенькой хрущевки жила древняя старушка Степанна. Сколько ей лет, толком не знал никто, но то, как она смотрела в кухонное окно в неизменном белом в голубой цветочек платочке, сегодня уже изрядно потрепанном, как и сама хозяйка, помнила даже соседка Нина тридцати пяти лет.
– Опять дебил этот курит прямо в окно, – громко выругалась Нина, хлопнув форточкой, глядя на соседа на лавочке.
– Да пошла ты, – не менее зло выругался парень лет тридцати и специально выпустил облако дыма в окно первого этажа.
– Карантин! Гулять нельзя вообще-то, – еще больше разозлившись, через окно закричала Нина.
– Молодым этот ваш вирус не страшен. А вы передохнете – не жалко, – ругнулся Влад, раздраженно почиркал зажигалкой, которая не сработала, выкинул и лениво поплелся в сторону магазина.
– Нина, хватит орать, уши закладывает! – крикнула мать Людмила на дочку.
– Ой, ты еще со своими нравоучениями, достали все, – отмахнулась Нина от матери и с остервенением стала помешивать суп, – скорее бы на работу уже, сил нет дома сидеть, – бубнила она себе под нос.
– Так, посчитала? – сурово обратилась Нина к всхлипывавшей рядом восьмилетней дочке.
– Да, тринадцать минус восемь ровно пять, – промямлила та.
– А с первого раза нормально считать не можешь? Как же достало это дистанционное обучение, можно подумать, мне заняться больше нечем, как только стоять тут с тобой, уроки делать.
Девочка глубже вжала голову в плечи.
– Дальше считай, че затихла, – скомандовала мать и вернулась к плите.
– Хватит на Веру орать, посчитает, – вмешалась мать Нины, пенсионерка Людмила, родившаяся и выросшая в этом доме.
– Я смотрю, ты многому ее научила за первый класс, пока я горбачусь вам на пропитание, – швырнула та ложку. – Ни благодарности, ни черта от вас не дождешься.
– Я вообще-то и на свою пенсию проживу, заслужила как-никак, – заступилась за себя некогда красавица Людмила, – а ты б лучше за собой следила, а то мужа довела, что он сбежал от тебя, дочь вечно плачет. – Бабушка обняла девочку.
– Ах ну да, это ж я во всем всегда виновата! – вспылила Нина. – А может, у меня просто жизнь скотская, поэтому и характер такой?! Ты вон ни дня не работала, на папиной шее сидела, – кинула она матери обвинение. – А мне батрачить приходится с утра до вечера.
– Ой, – отмахнулась мать и вывела всхлипывающую внучку. – Все нервы ребенку измотала за две недели, пока дома сидишь.
– Ты мне тоже изматывала, и ничего, выросла, – крикнула Нина вдогонку матери и с отчаянием швырнула ложку в раковину. – О, явился не запылился, – пробубнила Нина, глядя в окно на соседа.
– Добрый день, Герасимов Валентин Вениаминович, – представился участковый. – Что делаете на улице? Почему без маски? – остановил молодого человека полицейский.
Нина с интересом подскочила к окну и с явно нескрываемым удовольствием наблюдала картину:
– Допрыгался, мажор!
– Знакомы, – буркнул Влад участковому. – Маски пусть больные носят, а я здоров, – без удовольствия протянул он и выкинул сигарету, – в магазин ходил.
– А без алкоголя никак? На вас и так куча жалоб в отделении, может, хоть карантин без происшествий и дебошей проведем? – глядя на торчащую из кармана худи бутылку, поинтересовался участковый, которому не раз жаловались соседи, в основном Нина, конечно, по поводу громких вечеринок дома у парня или шумных компаний под окнами.
– Валя, милок, – раздался в форточке голос старушки с первого этажа, – так это я попросила его хлебушка мне купить.
Участковый и Влад с одинаковым недоумением повернулись на старушку.
– Не было, наверное, моего, да? – подыграла Степанна парню.
Тот, обалдев, достал из-за пазухи батон белого хлеба и помахал в окно:
– Купил, – сдавленно выдал он.
– Вот спасибо, внучек, – улыбнулась почти беззубым ртом старушка.
– Степанна, – переключился участковый на старушку, – вам выходить нельзя, звоните, я кого-нибудь в магазин отправлю, ясно?
– Да что ж мне гонять-то тебя, милок?! Я сама уж потихоньку…
– Карантин, а заболеете, не дай бог, – не унимался участковый.
– Да меня никака зараза не берет, сто лет уж скоро, – усмехнулась старушка.
– Ну что за человек, а, – махнул рукой полицейский, – ни дети к ней не ездят, ни внуки, еле ходит, а все – сама. Тихо тут, понял? – грозно глянул он на парня с батоном в руке и пошел дальше.
Влад заглянул в окошко, Степанна лишь улыбнулась и, как всегда, уставилась куда-то в даль, как будто бы смотрела интересную передачу по ТВ, а не на пустую улицу. Парень сел на лавочку, отхлебнул из бутылки и чиркнул спичкой, чтобы зажечь очередную сигарету.
– Тьфу ты, – выругалась Нина, – опять курит, подонок малолетний. Жалко, тебя в ментовку не засадили, – крикнула он так, чтобы сосед точно услышал.
– Да пошла ты, – получила привычное в ответ.
– Живешь тут без году неделю, а достал уже как черт, – ругнулась Нина напоследок.
– Милок, – услышал парень голос старушки, – если не жалко, дай пару спичек, а то коробок пустой, второй день даже чаю попить не могу. Давление скачет, в магазин не дойду никак.
Влад завис, но отказывать не стал. Пока старушка еле открыла окно, он успел докурить сигарету. В кухне со старым ремонтом, но чистой, что удивило Влада, обстановка была бедная: древний холодильник, такой стоял когда-то и у его стариков, кажется, «Саратов», плита, шкаф, разделочный стол и столик на хлипких ножках под протертой клеенкой. На столе стояла банка кильки, ломтик хлеба, судя по всему последний, и чашка с водой.
– Вот спасибо, внучек, – протянула старушка дрожащую, сморщенную руку в окошко, чтобы взять коробок, который Влад достал из целой упаковки. – Будет мне на ужин, – кивнула она на стол, – чай, а не водичка. Красота, – улыбнулась она довольно. – Спасибо.
Влад кивнул и с неприятным чувством то ли от столкновения со старостью, то ли от ее жуткой бедности поскорее пошел к двери.
– Спички-то, спички, – засуетилась старушка.
– Оставьте себе, бабуль, у меня пачка, – отмахнулся Влад и скорее скрылся в подъезде.
Зайдя в свою роскошную трешку, особенно по меркам бабкиной халупы, Влад поспешил на кухню, где его ждал заказанный в ресторане ужин, бросил спички и хлеб на стол. Плеснул в бокал коньяк, распаковал еще дымящееся жаркое из баранины, плов, три хачапури, лобио, цыпленка табака и пхали. По кухне разнеслись аппетитные ароматы. Пообедать Влад не успел, много работал, а от кофе уже кишки сводило. Предвкушая пиршество, он достал из пакета свежую зелень и овощи – комплимент от ресторана.
– Лучше б вина дали, – недовольно сел он за стол, крутанул бокал с коньяком, глубоко вдохнул, наслаждаясь ароматом, сделал большой глоток и, прокатив по рту, просмаковал обжигающий напиток. Влад сделал медленный выдох, наслаждаясь растекающимся по горлу теплом, и, уже довольный, потянулся за цыпленком. Неловким движением он задел брошенную упаковку спичек, уронив на пол, и, недовольно выругавшись, нагнулся, чтобы поднять. Влад всегда держал несколько коробков про запас, зажигалки для плиты имели свойство заканчиваться в самый неподходящий момент, да и дед Влада – заядлый грибник – учил, что с собой всегда должны спички – мало ли.
Правду говоря, коньяк Влада научил пить тоже дедушка, у которого тот гостил каждое лето на даче. Иваныч, как звали деда в садоводстве, был рукастый мужик, вечно всем помогал, что-то чинил. Сам построил дом, баню и Владика приучал работать и руками, и головой. Благодаря связям деда внук поступил в МИФИ – престижнейший вуз и занимался кибербезопасностью, открыл собственный бизнес еще в институте и неплохо устроился в жизни. Планировал вот в Черногорию лететь, там у него дом, да застрял в Москве на карантине, в окружении соседок-кукушек.
Дед всегда учил Влада уважать старость, помогать тем, кто слабее, не кичиться достижениями, но признавать свои успехи. В 18 лет на день рождения, который традиционно праздновали на даче, потому как Влад родился в начале августа, дед налил внуку мужской напиток: