— А что такое? — спросил Митьков, возмущенный вторжением.
Катюха с появлением участкового исчезла под одеялом.
— Бухали вчера?
— Да какой бухали! Праздники же!
— Закончились праздники!
— Завтра заканчиваются!
— Кто еще праздновал?
— Костик с Танькой был, Гена заходил. А что?
— А Гуляев?
— Так он у Майки был.
— На рыбалку собирался? — закрывая дверь в спальню, спросил Фомин.
— С Майкой?! — захлопал глазами Митьков.
— Ночью он дома был, у матери. А утром ушел. — Родион внимательно смотрел на парня. — На охоту.
— Так на охоту или на рыбалку?
— Не звонил?
— Да нет.
— И ты ему не звонил?
— Да что случилось?
— Что Гуляев говорил про Смальцева?
— А что Смальцев?
— В больнице Смальцев. Или уже в морге. Стреляли в него. Из карабина.
— Да?! — искренне удивился Митьков.
— Крайним хочешь остаться?
— А почему я?
— А кто салют в него запустил?
— Так-то ж салют!
— Салют не салют, а пределы допустимого для вас теперь размыты и расширены.
— Какие пределы?
— А в каких кукушка соображать должна.
— Нормально у меня с кукушкой!
— Ты сейчас здесь, а кто у тебя дома?
— Ну, мать, отец…
— Гуляев может спрятаться у них?
— В принципе, может… Но я бы знал… А зачем прятаться?…
Дверь открылась, из спальни в гостиную переместилась Катюха, платье на ней шерстяное, черные колготки с дыркой, в которой белела коленка.
— Здрасте! — вяло кивнула она и с любопытством уставилась на Родиона.
Митьков махнул ей рукой, отсылая обратно, но девушка его не замечала.
— Катерина? — кивком отвечая на приветствие, спросил Фомин.
— Катюха! — ответил за девушку Митьков.
— Красноармейская, дом шестьдесят четыре?
— Что Красноармейская? — не поняла Катюха.
— Живешь на Красноармейской?
— Нет, на Совхозной живу.
— Дом шестьдесят четыре?
— Дом сто тринадцать.
— С матерью живешь?
— И с отцом, — нахмурилась девушка.
— И росла с отцом?
Катюха возмущенно глянула на Митькова, она словно просила избавить ее от психа.
— Хм! — Родион озадаченно потрогал себя за кончик носа.
Похоже, Таисия Дмитриевна с самого начала подсовывала ему липу. Видимо, знала, куда и зачем отправился сын. Одобряла она действия Семена или нет, но защищать его будет до последнего.
— С кем-то перепутали? — спросил Митьков.
— Да сказали, что у Семена девушка есть.
— Есть! — глянув на свою подружку, не без радости сообщил парень. — И тоже Катюха!.. Только мы ее Катькой называем.
— Еремичева? — нахмурилась девушка.
— Вот она как раз на Красноармейской и живет, — кивнул Митьков.
— Ну и зачем ты сказал? — Катюха постучала себя по голове, показывая на пустоту в его черепной коробке, и при этом глянула на Родиона.
— А что? — спросил Митьков.
— Да ничего!
— А почему нельзя говорить? — спросил Фомин.
— Так это… Катюха не хочет о ней слышать. — Митьков скосил взгляд на свою подружку.
— Незачет, — качнул головой Родион. — А сессия у тебя, парень, серьезная. Не сдашь — сядешь.
— За что?
— Скрываешь ты что-то. Значит, организатор преступления. Или соучастник.
— Да не при делах я… А Катька…
— Что Катька?
— Ну, она на терминале работает. В отделе снабжения.
— Очень хорошо.
— Помните, вы спрашивали, кто нам Смальцева слил?…
— Еремичева?
— Ну да.
— Гуляев попросил?
— Да нет, Крячков. Он с Катюхой в одном классе учился.
— А «Коктейль Молотова» куда кинуть, тоже она подсказала?
— Да нет, мы ей сказали, что бутылку кинули. Ну, после того, как вы нас тогда вычислили, — буркнул Митьков.
— Я вас вычислил, я вас простил, а вам хоть кол на голове…
— Да сам не знаю, как будто бес за руку дернул.
— Белка, — уточнила Катюха.
— Может, Еремичева? Она же вам про Смальцева сказала.
— Ну да. Позвонила, сказала.
— Сама позвонила?
— Да, позвонила и сказала, что Смальцев на терминале, про нас спрашивал. Ну, кто склады поджег… Ну, а Генка…
— Что Генка?
— Да класть мы на Смальцева хотели! А у нас тут как раз салюты были…
— То есть Еремичева вас не подстрекала?
— Да нет!
— Да подстрекала, подстрекала! — звонко прозвучал Катюхин голос.
— Как подстрекала?
— Ребята, какие вы молодцы!.. — передразнила Еремичеву девушка. — А ребята и рады!..
— Когда она это говорила? Уже после того, как машину Смальцева обстреляли?
— Да нет, после склада… А после Смальцева она здесь не появлялась.
— Боялась, — кивнул Митьков. — Боялась, что уволят… Она же не думала, что мы Смальцева обстреляем. Как будто это она его предала. А она не предавала.
— Но подстрекала! — вставила Катюха.
— У Гуляева роман с ней был? — спросил Родион.
— Встречались когда-то, — пожал плечами Митьков.
— Да ладно, когда-то! Видела я их здесь, после того как он с Майкой развелся… Он тогда как с цепи сорвался! — глянув на Родиона, сказала Катюха. — С Катькой по новой закрутил, потом со мной…
— Можно и без подробностей! — скривился Митьков.
— Да какие там у тебя подробности! — смерив парня взглядом, фыркнула Катюха.
— Слышь, ты! — вскинулся Митьков.
Родион понял, что разговор пора заканчивать. Оставил номер своего телефона, попросил позвонить, если кто-то что-то узнает про Гуляева, и ушел.
— А мне все время так в машине сидеть? — обиженно спросила Скорокова.
— Еремичеву на себя возьмешь, — сказал Родион, разгоняя автомобиль.
— Кто такая Еремичева?
— Тайная любовь Гуляева. Для нас тайная. Для друзей не очень. Для матери, кстати, тоже.
— Это интересно.
— Гуляев после развода во все тяжкие пустился. Алевтина, одна Катюха, другая…
— И что?
— А то, что первая Катюха на терминале работает.
Еремичева жила в доме, сложенном из бетонных блоков, стены, как белые листы, расчерченные в клеточку, за штакетным забором лаяла, рвала цепь собака, на ветру шелестели подмороженными ветками яблоня и вишня. Из дома на зов вышла миловидная девушка в армейском ватнике старого, еще советского образца, голову грела шерстяная шапочка с бубоном, ноги — пуховые гамаши. При этом шлепки — на босу ногу.
Девушка смотрела на Скорокову, которую от Фомина отличало многое, в том числе и форменная одежда. Не сводя с нее глаз, она поймала собаку за цепь, затолкала ее в будку.
— Участковый инспектор, лейтенант Скорокова! — быстро глянув на Родиона, представилась Маша.
Он обещал ей свободу действий, и она предостерегала его. Говорить будет она, а его дело молчать и слушать.
Глянула на Родиона и девушка.
— А я вас, кажется, знаю! — с улыбкой сказала она. — Вы участковый! Я вас на терминале видела!
— А вы Еремичева Екатерина… — Скорокова выразительно смотрела на девушку.
— Максимовна… — кивнула та. И нахмурила брови: — А что-то случилось?
— Случилось! — скорбным голосом произнесла Маша.
При этом она смотрела на Еремичеву, как Родина-мать на дезертира. И это подействовало.
— Я не хотела! — девушка испуганно приложила руку к груди.
— Что вы не хотели?
— Я просто сказала, что Смальцев на терминале. Я не знала, что в него будут стрелять.
— А в него стреляли.
— Но ребят вроде бы отпустили.
— В Смальцева стреляли из карабина «Сайга». Сегодня утром.
— Сегодня?! Из карабина?! — У Еремичевой вытянулось лицо, однако она особо не удивилась.
Скорокова это заметила.
— Вас это не удивляет? — спросила она, в упор глядя на девушку.
— Почему не удивляет? — захлопала глазами Еремичева.
— Кому вы говорили, что Смальцев на терминале?
— Когда?
— Что значит когда? — строго спросила Скорокова.
— Ну, вы сказали, что в Смальцева стреляли из карабина. А тогда были петарды.
— Не совсем петарды, но были.
— Тогда я говорила Крячкову. Гене Крячкову!
— А после петард кому?
— Никому! — бодро, с чувством облегчения сказала Еремичева так, будто Скорокова пыталась загнать ее в угол, а она выкрутилась.
— Никому не говорили, что Смальцев сегодня будет на терминале?
— Не говорила! — кивнула Катерина.
— Да вы не волнуйтесь. Жив Смальцев.
— Да я не волнуюсь… То есть за Смальцева волнуюсь. Все-таки стреляли, могли убить.
— Где стреляли?
— Ну, на терминале, вы говорили.
— Не говорила я, что в Смальцева стреляли, когда он был на терминале. Может, вы без меня это знаете?
Маша блестяще загнала шар в лузу, Фомин улыбнулся, мысленно аплодируя подчиненной.
— Не знаю я ничего, — растерянно пробормотала девушка.
— Вы сегодня на терминале не были?
— Сегодня у меня выходной.
— Может, вам кто-то позвонил, сказал, что Смальцева убили.
— А его убили?
— Он в очень тяжелом состоянии.
— А я здесь при чем? — не выдержав напряжения, с истеричными нотками в голосе спросила Еремичева.
— А кто говорит, что вас в чем-то подозревают?
— Ну вы так смотрите!..
— Может, я просто замерзла, — почти не меняясь в лице, одними губами улыбнулась Маша.
— Ой, а я-то как замерзла! — глянув на свои шлепки, звонко сказала Еремичева. — Может, зайдете?
Она указала на дом, но повела в летнюю кухню. Печка здесь маленькая, но жаркая. По бокам кирпич, верх — чугунная плита, а внутри огонь. На плите закипал чайник.
— Чайку? — захлопотала Катерина.
Она улыбалась, но это показное радушие, Родион почему-то не сомневался в этом.
— А в доме у вас кто? — спросил он.
— Мама. Болеет она. Простуда у нее.
— А я могу пожелать ей здоровья?
— Если не боитесь.
Сама она вести гостя в дом не боялась. Нечего было бояться. И действительно, в доме Родион нашел только больную женщину лет пятидесяти.
— Катя, когда вы в последний раз видели Семена Гуляева? — возвращаясь на кухню, спросил Родион.