Сердечный выстрел — страница 25 из 34

— А что такое? — спросил Митьков, возмущенный вторжением.

Катюха с появлением участкового исчезла под одеялом.

— Бухали вчера?

— Да какой бухали! Праздники же!

— Закончились праздники!

— Завтра заканчиваются!

— Кто еще праздновал?

— Костик с Танькой был, Гена заходил. А что?

— А Гуляев?

— Так он у Майки был.

— На рыбалку собирался? — закрывая дверь в спальню, спросил Фомин.

— С Майкой?! — захлопал глазами Митьков.

— Ночью он дома был, у матери. А утром ушел. — Родион внимательно смотрел на парня. — На охоту.

— Так на охоту или на рыбалку?

— Не звонил?

— Да нет.

— И ты ему не звонил?

— Да что случилось?

— Что Гуляев говорил про Смальцева?

— А что Смальцев?

— В больнице Смальцев. Или уже в морге. Стреляли в него. Из карабина.

— Да?! — искренне удивился Митьков.

— Крайним хочешь остаться?

— А почему я?

— А кто салют в него запустил?

— Так-то ж салют!

— Салют не салют, а пределы допустимого для вас теперь размыты и расширены.

— Какие пределы?

— А в каких кукушка соображать должна.

— Нормально у меня с кукушкой!

— Ты сейчас здесь, а кто у тебя дома?

— Ну, мать, отец…

— Гуляев может спрятаться у них?

— В принципе, может… Но я бы знал… А зачем прятаться?…

Дверь открылась, из спальни в гостиную переместилась Катюха, платье на ней шерстяное, черные колготки с дыркой, в которой белела коленка.

— Здрасте! — вяло кивнула она и с любопытством уставилась на Родиона.

Митьков махнул ей рукой, отсылая обратно, но девушка его не замечала.

— Катерина? — кивком отвечая на приветствие, спросил Фомин.

— Катюха! — ответил за девушку Митьков.

— Красноармейская, дом шестьдесят четыре?

— Что Красноармейская? — не поняла Катюха.

— Живешь на Красноармейской?

— Нет, на Совхозной живу.

— Дом шестьдесят четыре?

— Дом сто тринадцать.

— С матерью живешь?

— И с отцом, — нахмурилась девушка.

— И росла с отцом?

Катюха возмущенно глянула на Митькова, она словно просила избавить ее от психа.

— Хм! — Родион озадаченно потрогал себя за кончик носа.

Похоже, Таисия Дмитриевна с самого начала подсовывала ему липу. Видимо, знала, куда и зачем отправился сын. Одобряла она действия Семена или нет, но защищать его будет до последнего.

— С кем-то перепутали? — спросил Митьков.

— Да сказали, что у Семена девушка есть.

— Есть! — глянув на свою подружку, не без радости сообщил парень. — И тоже Катюха!.. Только мы ее Катькой называем.

— Еремичева? — нахмурилась девушка.

— Вот она как раз на Красноармейской и живет, — кивнул Митьков.

— Ну и зачем ты сказал? — Катюха постучала себя по голове, показывая на пустоту в его черепной коробке, и при этом глянула на Родиона.

— А что? — спросил Митьков.

— Да ничего!

— А почему нельзя говорить? — спросил Фомин.

— Так это… Катюха не хочет о ней слышать. — Митьков скосил взгляд на свою подружку.

— Незачет, — качнул головой Родион. — А сессия у тебя, парень, серьезная. Не сдашь — сядешь.

— За что?

— Скрываешь ты что-то. Значит, организатор преступления. Или соучастник.

— Да не при делах я… А Катька…

— Что Катька?

— Ну, она на терминале работает. В отделе снабжения.

— Очень хорошо.

— Помните, вы спрашивали, кто нам Смальцева слил?…

— Еремичева?

— Ну да.

— Гуляев попросил?

— Да нет, Крячков. Он с Катюхой в одном классе учился.

— А «Коктейль Молотова» куда кинуть, тоже она подсказала?

— Да нет, мы ей сказали, что бутылку кинули. Ну, после того, как вы нас тогда вычислили, — буркнул Митьков.

— Я вас вычислил, я вас простил, а вам хоть кол на голове…

— Да сам не знаю, как будто бес за руку дернул.

— Белка, — уточнила Катюха.

— Может, Еремичева? Она же вам про Смальцева сказала.

— Ну да. Позвонила, сказала.

— Сама позвонила?

— Да, позвонила и сказала, что Смальцев на терминале, про нас спрашивал. Ну, кто склады поджег… Ну, а Генка…

— Что Генка?

— Да класть мы на Смальцева хотели! А у нас тут как раз салюты были…

— То есть Еремичева вас не подстрекала?

— Да нет!

— Да подстрекала, подстрекала! — звонко прозвучал Катюхин голос.

— Как подстрекала?

— Ребята, какие вы молодцы!.. — передразнила Еремичеву девушка. — А ребята и рады!..

— Когда она это говорила? Уже после того, как машину Смальцева обстреляли?

— Да нет, после склада… А после Смальцева она здесь не появлялась.

— Боялась, — кивнул Митьков. — Боялась, что уволят… Она же не думала, что мы Смальцева обстреляем. Как будто это она его предала. А она не предавала.

— Но подстрекала! — вставила Катюха.

— У Гуляева роман с ней был? — спросил Родион.

— Встречались когда-то, — пожал плечами Митьков.

— Да ладно, когда-то! Видела я их здесь, после того как он с Майкой развелся… Он тогда как с цепи сорвался! — глянув на Родиона, сказала Катюха. — С Катькой по новой закрутил, потом со мной…

— Можно и без подробностей! — скривился Митьков.

— Да какие там у тебя подробности! — смерив парня взглядом, фыркнула Катюха.

— Слышь, ты! — вскинулся Митьков.

Родион понял, что разговор пора заканчивать. Оставил номер своего телефона, попросил позвонить, если кто-то что-то узнает про Гуляева, и ушел.

— А мне все время так в машине сидеть? — обиженно спросила Скорокова.

— Еремичеву на себя возьмешь, — сказал Родион, разгоняя автомобиль.

— Кто такая Еремичева?

— Тайная любовь Гуляева. Для нас тайная. Для друзей не очень. Для матери, кстати, тоже.

— Это интересно.

— Гуляев после развода во все тяжкие пустился. Алевтина, одна Катюха, другая…

— И что?

— А то, что первая Катюха на терминале работает.

Еремичева жила в доме, сложенном из бетонных блоков, стены, как белые листы, расчерченные в клеточку, за штакетным забором лаяла, рвала цепь собака, на ветру шелестели подмороженными ветками яблоня и вишня. Из дома на зов вышла миловидная девушка в армейском ватнике старого, еще советского образца, голову грела шерстяная шапочка с бубоном, ноги — пуховые гамаши. При этом шлепки — на босу ногу.

Девушка смотрела на Скорокову, которую от Фомина отличало многое, в том числе и форменная одежда. Не сводя с нее глаз, она поймала собаку за цепь, затолкала ее в будку.

— Участковый инспектор, лейтенант Скорокова! — быстро глянув на Родиона, представилась Маша.

Он обещал ей свободу действий, и она предостерегала его. Говорить будет она, а его дело молчать и слушать.

Глянула на Родиона и девушка.

— А я вас, кажется, знаю! — с улыбкой сказала она. — Вы участковый! Я вас на терминале видела!

— А вы Еремичева Екатерина… — Скорокова выразительно смотрела на девушку.

— Максимовна… — кивнула та. И нахмурила брови: — А что-то случилось?

— Случилось! — скорбным голосом произнесла Маша.

При этом она смотрела на Еремичеву, как Родина-мать на дезертира. И это подействовало.

— Я не хотела! — девушка испуганно приложила руку к груди.

— Что вы не хотели?

— Я просто сказала, что Смальцев на терминале. Я не знала, что в него будут стрелять.

— А в него стреляли.

— Но ребят вроде бы отпустили.

— В Смальцева стреляли из карабина «Сайга». Сегодня утром.

— Сегодня?! Из карабина?! — У Еремичевой вытянулось лицо, однако она особо не удивилась.

Скорокова это заметила.

— Вас это не удивляет? — спросила она, в упор глядя на девушку.

— Почему не удивляет? — захлопала глазами Еремичева.

— Кому вы говорили, что Смальцев на терминале?

— Когда?

— Что значит когда? — строго спросила Скорокова.

— Ну, вы сказали, что в Смальцева стреляли из карабина. А тогда были петарды.

— Не совсем петарды, но были.

— Тогда я говорила Крячкову. Гене Крячкову!

— А после петард кому?

— Никому! — бодро, с чувством облегчения сказала Еремичева так, будто Скорокова пыталась загнать ее в угол, а она выкрутилась.

— Никому не говорили, что Смальцев сегодня будет на терминале?

— Не говорила! — кивнула Катерина.

— Да вы не волнуйтесь. Жив Смальцев.

— Да я не волнуюсь… То есть за Смальцева волнуюсь. Все-таки стреляли, могли убить.

— Где стреляли?

— Ну, на терминале, вы говорили.

— Не говорила я, что в Смальцева стреляли, когда он был на терминале. Может, вы без меня это знаете?

Маша блестяще загнала шар в лузу, Фомин улыбнулся, мысленно аплодируя подчиненной.

— Не знаю я ничего, — растерянно пробормотала девушка.

— Вы сегодня на терминале не были?

— Сегодня у меня выходной.

— Может, вам кто-то позвонил, сказал, что Смальцева убили.

— А его убили?

— Он в очень тяжелом состоянии.

— А я здесь при чем? — не выдержав напряжения, с истеричными нотками в голосе спросила Еремичева.

— А кто говорит, что вас в чем-то подозревают?

— Ну вы так смотрите!..

— Может, я просто замерзла, — почти не меняясь в лице, одними губами улыбнулась Маша.

— Ой, а я-то как замерзла! — глянув на свои шлепки, звонко сказала Еремичева. — Может, зайдете?

Она указала на дом, но повела в летнюю кухню. Печка здесь маленькая, но жаркая. По бокам кирпич, верх — чугунная плита, а внутри огонь. На плите закипал чайник.

— Чайку? — захлопотала Катерина.

Она улыбалась, но это показное радушие, Родион почему-то не сомневался в этом.

— А в доме у вас кто? — спросил он.

— Мама. Болеет она. Простуда у нее.

— А я могу пожелать ей здоровья?

— Если не боитесь.

Сама она вести гостя в дом не боялась. Нечего было бояться. И действительно, в доме Родион нашел только больную женщину лет пятидесяти.

— Катя, когда вы в последний раз видели Семена Гуляева? — возвращаясь на кухню, спросил Родион.