— Ничего не скажешь, хорош, — сказал он наконец.
Жюльен вытянулся перед офицером. Капитан подошел к нему, дотронулся пальцем до разорванной куртки и провел по длинной темной полосе, которая тянулась от плеча до пояса.
— Что это? Кровь? — спросил он.
Жюльен молча кивнул и понурился.
— Ты был ранен?
Юноша вздохнул, посмотрел на офицера, вперившего в него суровый взгляд, потом ответил:
— Нет, это не моя кровь.
— Тогда объясни, в чем дело. Ты дрался?
— Нет, у товарища, с которым мы были в горах, хлынула горлом кровь. Я тащил его на спине и перемазался в крови.
— Он что, серьезно заболел?
Жюльен снова опустил голову и тихо сказал:
— Он умер.
Наступило молчание; капитан глубоко вздохнул, как будто новость эта принесла ему явное облегчение. Потом положил руку на плечо Жюльена и сказал:
— Посмотри мне в глаза… Он умер, когда ты его нес?
Жюльен подробно рассказал о смерти Каранто. Офицер внимательно слушал, и лицо его прояснялось. Когда Жюльен умолк, капитан велел ему сесть и сам опустился на стул. Упершись локтями в крышку стола, он постукивал своей зажигалкой, вертел ее в пальцах, перебрасывал из одной руки в другую. Так продолжалось довольно долго. Скорчившись на стуле и уронив руки на колени, Жюльен не шевелился. Наконец капитан заговорил:
— Я просматривал твое личное дело. Ты родом из департамента Юра. Я тамошних людей знаю. Мой брат был учителем в Сен-Клоде, и я как-то ездил к нему. О бургундцах говорят: упрямые головы! Как в той прибаутке: «Эй, бургундец, сдавайся, чудак! — Нашли дурака! Как бы не так!» Да, я тамошних людей знаю. Сразу вспоминается Лакюзон. Твой друг Каранто родом из Савойи, там тоже крепкий народ. Мне было бы, — он подбирал слова, — мне было бы очень больно, если бы я узнал, что ты бросил товарища в беде…
Жюльен вскочил:
— Я?
— Мне хотелось самому убедиться.
— Значит, вы знали, что он…
— Знал. Труп Каранто подобрали еще до того, как тебя схватили.
И капитан рассказал Жюльену, что молодчики из так называемой подвижной республиканской охраны, преследовавшие солдат, наткнулись на тело Каранто, а потом потеряли след Жюльена.
— В сущности, тебе здорово повезло, — продолжал офицер. — Попадись ты к ним в лапы, они бы, по всей вероятности, тут же выдали тебя фрицам. Жандармы поступили лучше, чем можно было от них ожидать: они ничего не стали предпринимать сами, а предупредили меня. Правда, они ничем не рисковали. Они не обязаны были вас разыскивать. Просто задержали солдата и по документам установили, что он из моей части.
Капитан замолчал и на минуту задумался. Снова повертел в руках зажигалку. Вытащил из ящика стола пачку сигарет и протянул Жюльену; тот отказался. Закурив, офицер сказал:
— Ах да, верно, ты ведь спортсмен и не куришь. Кстати, это ты сбил с ног мясника?
— Да, — не колеблясь, подтвердил Жюльен. — И не жалею об этом.
Капитан рассмеялся.
— Смешно жалеть. Говоря по правде, так и следовало поступить. Эти мерзавцы тайно режут скот, а потом, ища покровительства, сбывают мясо бошам.
У Жюльена отлегло от сердца. Капитан, должно быть, заметил это, нахмурил брови и сказал:
— Надеюсь, ты не думаешь, что я на их стороне?
Взгляд Жюльена невольно остановился на белой повязке с черными буквами «ПГП», которую капитан носил на рукаве своего темно-синего мундира.
— Ты, может, воображаешь, что все мы их прихвостни, что мы сторонники сотрудничества с немцами? Неужели я дрался с бошами для того, чтобы теперь пресмыкаться перед ними! Ты, видно, из тех простофиль, которые думают, будто немцам сопротивляются только в Лондоне! Говорил себе, верно: наш капитан продался врагу!
Офицер вдруг замолчал. Он громко выкрикнул последние слова и теперь с опаской покосился на дверь. Жюльен смотрел на него во все глаза. Спокойно, почти мягко, капитан продолжал:
— Надо бы тебе как следует всыпать, да что-то не хочется. Ты и без того немало пережил. Смерть товарища… Я хорошо знаю, как это тяжело. Но одно я тебе все-таки скажу: ты еще молокосос. Вы оба вели себя как молокососы. Слишком поторопились. Не подумали… Каранто погиб зря… Можно сказать, по собственной вине… По глупости…
Он снова замолчал, закурил новую папиросу, потом, перегнувшись через стол, объяснил вполголоса:
— Нынешняя война — война странная. И отвратительная. Не сообразишь, что нужно делать, но терять голову мы не имеем права. Любое необдуманное решение может привести к ошибке, а за такую ошибку приходится дорого платить.
Жюльен опустил голову. «Каранто погиб зря… По собственной вине… По глупости». А капитан продолжал:
— Конечно, трудно винить и тебя и его, но выбрали вы не самый удачный способ действия. Если ты понимаешь, что ползком доберешься до цели скорее, чем идя во весь рост, приходится продвигаться ползком. Конечно, тащиться по грязи на животе не так почетно, как мчаться в атаку с высоко поднятой головой, но часто такая тактика оказывается куда более действенной. Понимаешь, более действенной. Надо терпеливо ждать своего часа. Так и поступает большинство из нас, мы вынуждены так поступать.
Офицер опять помолчал, потом прибавил с грустью:
— Теперь вернуться к службе на посту наблюдения ты уже не можешь. Но одно мы обязаны сделать — вырвать тебя из осиного гнезда, в которое ты угодил. Я недаром столько продержал тебя в одиночке, мне надо было все подготовить. Твое счастье, что сержант Верпийа — человек каких мало и на его солдат можно положиться. Я вызывал его сюда. По телефону о таком деле не поговоришь. Разговоры подслушивают. Он только вчера отбыл. Они тебя ждут.
— Но…
— Молчи. — Капитан говорил быстро. — В случае побега тебя будут искать либо здесь, в районе Каркассонна, либо у тебя на родине. Им и в голову не придет, что ты вернулся в Кастр, слишком уж это покажется неосмотрительным. Они, конечно, нагрянут к твоим родителям, но не думаю, что стариков будут преследовать.
Жюльен закрыл глаза… Сильвия! Теперь перед его мысленным взором стояла только Сильвия. Да еще скорбное лицо матери. Неужели боши посмеют?..
— Ты меня внимательно слушаешь?
— Да, капитан.
— Я знаю, что в Кастре у тебя есть штатское платье. На посту наблюдения тебя будут прятать до тех пор, пока все не забудется и для тебя не достанут фальшивые документы. Но придется скрываться. Понятно? Не наделай глупостей, не то на всех навлечешь беду.
— Капитан, я не знаю, как мне вас…
— Молчи. Я тебя не освобождаю от службы. Надеюсь, мы еще встретимся на Черной горе или еще где-нибудь. И в тот день…
Капитан остановился. Его взор вспыхнул. Казалось, он на минуту отдался мечтам. Потом спохватился, встал и подошел вплотную к Жюльену.
— А пока надо вести себя крайне осмотрительно. Ты дезертир, тебя разыскивают. Ты солдат вверенной мне части, и я добился права самому наказать тебя. Ничего не поделаешь: тебя ждет военный трибунал. Сегодня вечером я отправлю тебя в комендатуру. Ведь немцы все время за нами следят, понимаешь?
Жюльен кивнул. Он также поднялся со стула и стоял теперь перед капитаном, который держал его за пуговицу куртки. Капитан докурил сигарету; изо рта у него сильно пахло табаком. Он говорил тихо, четко произнося каждое слово:
— Хорошенько запомни то, что я говорю. Прежде всего скажи: восстановились твои силы за те дни, что ты просидел в камере?
— Да, капитан, так точно. Значит, шоколад — это…
— Помалкивай.
Глаза на худом и темном лице офицера улыбались. Жюльен узнал голос, доносившийся из-за двери: «Молчи уж!»
— Стало быть, ты в сносной форме? Хорошо еще, что ты малый крепкий и умеешь драться.
Капитан повернулся, снял мундир и повесил его на вешалку, прибитую к двери; потом вернулся к столу с бумажником в руке.
— Держи.
Жюльен заколебался.
— Кому я говорю, бери! Значит, так: я пошел за дневальным, а ты в это время стащил мой бумажник и взял из ящика стола пачку бланков.
Он протянул Жюльену несколько листков, положил один из них на стол, поставил в нижней части свой гриф, велел Жюльену заполнить бланк и подделать подпись.
— Если, на беду, тебя схватят, помни: все, кто помогал твоему побегу, должны остаться вне подозрений! Я тебе доверяю. Возьмешь все на себя. Идет?
— Так точно, капитан.
Жюльен посмотрел в глаза офицеру. Ему захотелось обнять капитана, но он не посмел. Капитан посвятил юношу в тщательно разработанный план мнимого побега. Дважды повторив все до мельчайших подробностей, он пристально взглянул на Жюльена и сильно пожал ему руку. Оба они были одного роста. После минутного молчания офицер сказал:
— Ни пуха ни пера!.. А впредь помни: главное — действовать с умом. И никогда не поступать опрометчиво.
Он шагнул к двери, вернулся и прибавил чуть дрогнувшим голосом:
— До скорой встречи… дружок.
55
Когда капитан снова вошел в комнату, лицо у него было суровое и замкнутое. За ним следовал капрал.
— Полюбуйтесь на этого молодчика, — процедил сквозь зубы офицер, указывая на Жюльена. — Омерзительная личность. И не ради него, конечно, а только из уважения к армии придется позаботиться, чтобы у него был более пристойный вид. — Повернувшись к Жюльену, он рявкнул: — Как командир, я просто не могу допустить, чтобы ты, скотина, явился к начальнику гарнизона в такой рвани!.. В трибунале, надо думать, с тобой церемониться не станут, а уж я, будь уверен, тебя как следует отрекомендую, все что надо скажу!
Он сопроводил последнюю фразу злобным смешком. Сдвинув каблуки, опустив голову, Жюльен молча ждал. Ну и капитан! Силен! После короткой паузы офицер крикнул:
— Забирайте его и не тяните с этим делом!
Жюльен вышел в сопровождении капрала — парня среднего роста с костистым лицом и мрачным взглядом. Они проходили длинными коридорами, навстречу им попадались солдаты, с удивлением смотревшие на Жюльена. И всякий раз его конвоир шипел каким-то свистящим голосом: