— Одно расстелем на земле, а другим укроемся, — сказала она.
— Тебе будет жестко.
— Ничуть. Такое прелестное ощущение! Мне кажется, будто я гренадер великой армии.
— Замолчи, терпеть не могу этого убийцу Бонапарта.
— Но я из тех гренадеров, которые его тоже терпеть не могут.
— Не нужны мне никакие гренадеры.
Они все время смеялись и обменивались поцелуями.
Влюбленные пообедали прямо на траве, перед палаткой. У подножия горы и под деревьями поверхность озера уже потемнела, но посредине и вдоль ближнего берега оно было светлее неба. Погода стояла безветренная, и по воде расходились чуть заметные круги. На фоне синевато-зеленых елей вспыхивали ржавые пятна лиственных деревьев.
— Мы тут совсем одни, — сказала Сильвия. — Совсем одни, мой дорогой, а вокруг на десятки километров только лес и озеро, поля и луга.
— Тебе не страшно?
— Ведь я же с тобой. Здесь еще чудеснее, чем в нашей комнатке в Альби.
— Завтра утром ты иначе заговоришь. У тебя все тело болеть будет.
— А вот и не будет, трава тут густая-густая. Здесь все наше — и озеро, и лес, и небеса.
Было что-то таинственное в вечерней тишине, в мирном покое деревьев и воды. Жюльен это ясно ощущал. Он не решался заговорить. Он испытывал не то чтобы страх, но какую-то смутную тревогу, тревогу непонятную, истинная причина которой ускользала от него.
Они немного погуляли по берегу озера, а когда стало темнеть, вернулись в палатку. От воды медленно поднималась прохлада. Жюльен опустил брезентовое полотнище и привязал его к ореховым колышкам.
— Вот мы и дома, — сказала Сильвия.
— Только здесь щели повсюду, и в них могут дикие звери забраться…
— Заберутся и унесут меня далеко-далеко в лесную чащу.
— Знаешь, не часто встретишь девочку, которая согласилась бы…
Сильвия прервала его:
— А я уже давно не девочка. К тому же мне известно, что я перл творения, и ты, дорогой, можешь мне об этом не напоминать. Не повторяю же я тебе каждые пять минут, что ты у меня гениальнее гениального Леонардо.
Они запихали свою одежду в два вещевых мешка, которые должны были служить им подушками.
— Тебе будет холодно, — твердил Жюльен. — Никогда не прощу себе, что привез тебя сюда.
— Ну, если хочешь, пойдем в другое место.
— Ты все превращаешь в шутку, а ведь я, поверь, и в самом деле тревожусь. Боюсь, что тебе будет холодно.
— А я только на это и надеюсь, тогда тебе придется меня согревать.
В полумраке Жюльен угадывал очертания ее гибкого тела. Когда они ехали сюда, было жарко, Сильвия подняла волосы наверх и повязала голову платком. Теперь она сняла его. Волосы ее свободно рассыпались по плечам, и вскоре палатка наполнилась их благоуханием. Жюльен привлек девушку к себе и уткнулся лицом в ее шею. Он долго вдыхал аромат ее кожи, а когда поднял голову, то вдруг почувствовал, что мучившая его тревога рассеялась. Ему было хорошо тут, вдвоем с Сильвией. Места, где они столько выстрадали с Каранто, находились совсем не здесь, а где-то далеко. Эта гора не грозила гибелью. Да, Каранто умер далеко отсюда, умер от болезни, которую, без сомнения, носил в себе много лет. Здесь их окутывала теплая ночь, а небо было усеяно звездами, похожими на те, что вспыхивали в глазах Сильвии.
Их окутывала ночь, но эта ночь была создана для любви, и любовь не оставляла места смерти. Пылающее тело Сильвии трепетало от желания. И тот же любовный пламень сжигал Жюльена.
Их окутывала ночь. И полоски света, проникавшие в щели по углам палатки, казались такими же серовато-зелеными, как воды озера, отражавшие последние блики вечерней зари.
58
Жюльена разбудил шум грозы. Сперва он подумал, что ему это снится, но вспышка молнии осветила палатку. Машинально он стал отсчитывать секунды; на пятнадцатой послышался раскат грома. Гроза была далеко, но ветер налетал на палатку. Сильвия спала, положив голову на руку Жюльена. Медленно, осторожно он стал нашаривать свободной рукой часы и электрический фонарик. Было три часа ночи. Они спали меньше часа. Он потушил фонарик. Опять вспыхнула молния, и на этот раз Жюльен успел сосчитать лишь до тринадцати. Гроза приближалась. Раскаты грома рождали долгое эхо в горах, где-то на дальнем берегу озера. От порыва ветра полотнище палатки захлопало по деревянному колышку. Жюльен бережно натянул одеяло на голову Сильвии. Она вздохнула, а ее рука, лежавшая на боку Жюльена, чуть сжалась. Снова сверкнула молния, и через несколько секунд раздался такой грохот, что содрогнулась вся долина. По телу Сильвии прошла дрожь.
— Не бойся, — прошептал Жюльен, — и не шевелись. Он все еще придерживал одеяло над ее головой, но девушка попросила убрать его с лица.
— Мне жарко, — сказала Сильвия. — Что случилось?
На этот раз тотчас же вслед за вспышкой молнии послышался оглушительный треск, от которого оба вздрогнули. Налетел порыв ветра, и полотнище приподнялось в тот самый миг, когда новая вспышка молнии осветила зеленый луг. Жюльен попробовал отодвинуться, чтобы достать край палатки, бившийся у входа, но Сильвия схватила его за руку. Она вцепилась в него почти так же судорожно, как Каранто перед смертью.
— Не уходи, не уходи, милый!
Она дрожала. Ее голос стал неузнаваемым. Жюльен наклонился над девушкой и почти прикрыл ее собой. Опять вспыхнула молния, снова загрохотал гром. Сильвия испуганно вскрикнула и впилась в руку Жюльена.
Ветер яростно набросился на палатку, крупные капли дождя стучали по брезенту, словно кто-то швырял пригоршни гравия. Но палатка держалась.
— Мне страшно, — прошептала Сильвия. — Страшно!
— Тебе ничего не угрожает, дорогая. Ведь я тут рядом.
— Мне страшно за нас обоих.
Всякий раз, когда сверкала молния, Сильвия теснее прижималась к Жюльену и замирала. Потом снова начинала шептать:
— Дорогой, мы бог знает что с тобой натворили. Бог знает что…
— Успокойся, любимая.
— Это очень плохо. И если мы будем наказаны… Если…
— Умоляю тебя, Сильвия, не бойся.
— А я боюсь… Была такая чудесная погода… И вдруг гроза. Нет, это неспроста.
— Успокойся. После жарких дней всегда бывают грозы.
Он попытался найти ее рот и поцеловать, но она прижалась лицом к его груди, и ему не удалось приподнять ее голову.
Дождь усилился, налетали порывы сильного ветра, он дул то с озера, то со стороны леса, находившегося справа от них.
— Слышишь? Все прошло, — сказал Жюльен. — Гроза удаляется. Между молнией и громом я успеваю сосчитать до десяти.
— Ну и что?
— Значит, гроза теперь в трех километрах от нас.
— Но это совсем рядом.
— Опомнись, ведь только что она была прямо над нами. А теперь удаляется.
— А ну как она вернется?
— Сильвия, любимая, так не бывает!
Жюльен почувствовал, что девушка перестала вздрагивать. Они лежали не шевелясь и прислушивались к стуку дождевых капель по брезенту.
— Смотри-ка, палатка твоя все выдержала.
Дождь вскоре кончился, но ветер все еще гулял в этой части долины. Вдали грохотал гром, но шум леса уже заглушал его слабые раскаты. Деревья скрипели. И скрип этот сливался с плеском воды взбаламученного озера.
— Смотри, как разъярились небо и земля, — сказала Сильвия. — Как ты думаешь, это они на нас сердятся?
— За что им на нас сердиться? Напротив, они разбудили нас потому, что мы не вправе спать. Они-то знают, что у нас только одна ночь для любви.
Ветер все дул и дул, но теперь он их уже не пугал. Влюбленные не спали до самого утра, и Жюльен подумал, что этот грозовой ветер сделал их одержимыми. Никогда они еще так неистово не предавались любви; страсть яростной волной закипала в них и бросала в объятия друг к другу.
Так продолжалось всю ночь, и к утру они были в полном изнеможении, походили на единое существо, побежденное усталостью. Теперь им не нужны были ни слова, ни взгляды, ни прикосновения, они превратились в единую плоть; любовь долго и заботливо месила эту плоть, чтобы слепить зародыш, в котором трепетала первая искра жизни.
59
Они вышли из палатки уже поздним утром. Небо было затянуто серовато-белой пеленой, порывистый ветер то и дело раздирал ее. Мокрая и холодная трава прижималась под ветром к земле. Деревья протяжно стонали, с их ветвей слетали большие стаи ржавых листьев. Листьями была усеяна вся поверхность озера, высокие волны сбивали их в кучу и гнали к берегу.
— Мы и вправду здесь совсем одни, — сказала Сильвия.
Они шли вдоль пляжа. Слышался плеск воды,
— Надо мне отыскать местечко и вымыться.
— Воды, мне кажется, тут хватает, — улыбнулся Жюльен.
Одной рукой он обнял девушку за талию, другой подхватил под колени и закружился с нею на месте.
— Сейчас кину тебя в воду.
— Кидай, только и сам окажешься там со мною.
Сильвия обвила руками его шею.
— В таком случае, уж лучше разденемся.
— Ты и в самом деле надумал купаться?
Жюльен спустил ее на землю. Из палатки они выскочили босиком и потому сразу вошли в воду.
— Смотри, совсем теплая. Гораздо теплее этой мокрой холодной травы.
Сильвия прямо на голое тело натянула юбку и свитер, обтягивавший грудь. Она огляделась по сторонам и спросила:
— Ты уверен, что мы тут одни?
— Конечно. А потом, нам никто не мешает пойти вон под те деревья.
Взявшись за руки, они побежали к деревьям, ветви которых образовали свод над темной водой.
— Страшновато немного, правда, милый?
Молодые люди быстро разделись. И Жюльен потащил Сильвию в воду. Дно озера почти от самого берега круто уходило вниз, и им сразу же пришлось поплыть. Ветер поднимал сильную волну, она била в лицо.
— Какое чудесное ощущение! — воскликнула Сильвия.
— Куда лучше, чем в Альби.
— Да, ванна тут гораздо просторнее.
— Тебе довольно воды?
Они смеялись. Потом обнялись, Сильвия обхватила Жюльена руками и потащила ко дну. Он испытывал невольный страх, но заставил себя не сопротивляться. У него было такое чувство, будто он стремительно идет в глубину, но ему это лишь показалось: как только Сильвия разжала руки, он вскинул голову и тотчас же всплыл на поверхность. Лежа на спине, девушка быстро удалялась, смеясь. Жюльен догнал ее и лег на спину рядом. Волосы Сильвии покачивались на волнах, как водоросли, ее грудь чуть выглядывала из воды. Внезапно он ощутил острое желание, но предаваться любви в озе