Каждая справляется с одиночеством, как может. Беранжер заполняет выходные тиндер-свиданиями. Беранжер мыслит наиболее трезво, сказываются опыт и утраченные иллюзии, она говорит, что все, что осталось на рынке, – это парни с дефектами. Она знает, что они не станут брать никаких обязательств и будут вести себя как абсолютные эгоисты. Она справила траур по любви и распрощалась с Афродитой, она посвящает себя работе, поддерживает душевный баланс благодаря коту Ксандеру и, как может, устраивает свою сексуальную жизнь. У нее есть двадцатидвухлетний сын, с которым она регулярно видится, это помогает поддерживать душевное равновесие. Беранжер в отличие от Аделаиды не несчастна. Настолько, что она не понимает, зачем Аделаиде нужен Владимир.
Клотильда, чтобы выжить, полностью вкладывается в писательство. Ее пальцы бегают по клавиатуре, она распинает время, так оно перестает быть неприкаянным, оно принадлежит ей. Она страдает меньше Аделаиды, каждая рукопись – ее компаньон. И хотя этой осенью статей вышло мало, она проводит много публичных чтений и встреч в книжных магазинах. Публика невелика, но преданна, чем особенно ценна. Клотильда признается, что иногда, когда люди ей аплодируют, у нее становится так тепло на сердце, что это почти похоже на любовь.
Гермелина решила какое-то время побыть одна, ее все устраивает: постоянная тишина, отсутствие раздражителей. На ужин ей плевать, замороженный суп из «Пикара» – и готово. Вечером она правит студенческие работы, смотрит сериал или готовится к лекции. Еще она много рисует. Воссоздает в миниатюре репродукции великих мастеров. Гермелина чувствует себя вполне самодостаточной, но признается, что иногда ей хочется с кем-то поделиться, как этим летом в горах, где были такие роскошные виды.
У Жюдит есть муж и девятилетняя дочь, и, будучи человеком честным, она говорит: «Я вам завидую, несмотря ни на что, я вам завидую, вы просто не понимаете». Жюдит переживает кризис в отношениях, Франсуа ее раздражает, мягкотелый и такой безвольный, что нужен электрошокер, чтобы он хоть что-то сделал, бросить бы все, но она не может, конечно, она уже не может так поступить, у них ребенок. У Жюдит нет неприкаянного времени, с 19:30 для нее начинается время семейное.
Жюдит говорит: «Я себе больше не принадлежу». Аделаида отвечает: «А я никому не принадлежу». Клотильда заключает: «Не забывайте, обладание – это кража». Гермелина заказывает еще пива. Беранжер улыбается официанту. Ноябрь завершается в оцепенении, декабрь врывается бушующим вихрем и переворачивает все вверх дном. Как будто планеты очень уж скверно сошлись.
Беранжер влюбилась в собственного клиента из банка и за две недели стала любовницей женатого мужчины. Гермелина, не притронувшись к пиву, повторяет: «Подумай о его жене», – твердит о женской солидарности и в конце концов уходит из-за стола. Жюдит, взяв интервью у одного певца, впервые за тринадцать лет всерьез подумывает изменить мужу. Клотильда ее отговаривает, Жюдит никудышная лгунья, она рискует не только браком, но и семьей. Жюдит внезапно выходит из себя: «Да не могу я больше с этой семьей». Клотильда восклицает: «Ну и не надо тогда было размножаться». Жюдит заливается слезами и уходит ловить такси. Беранжер, учитывая обстановку, предпочитает вернуться домой.
Сидя со своим джин-тоником, Аделаида не решается спросить Клотильду, в курсе ли она последних событий в издательском мире. Декабрь пожирает все на своем пути, издательскую группу, которой принадлежит «Давид Сешар», только что купили. Новые акционеры посмотрели на цифры, редакционная политика и стратегические задачи будут пересмотрены. Матье Крутель в опасности, сотрудники в смятении, Аделаида в ужасе. Клотильда говорит ей: «Знаешь, я пишу новую книгу, я определилась с формой, уже начала, процесс пошел». И Аделаида молчит. Она оставляет свои тревоги при себе, она не может ими поделиться, она думает, что иногда ее тревоги раскидываются так же широко, как роскошные горные виды.
Аделаида каждый вечер звонит Гермелине, которая могла бы без этого обойтись. Она понимает, что пустоту нужно чем-то заполнить, чем угодно, пусть даже чем-то плохим. Невроз навязчивых состояний, Аделаида чувствует, что это он, Аделаида знает. На работе она больше не в силах терпеть Эрнеста Блока. Он никогда не говорит «было бы неплохо», только «я жду». Я жду статью, я жду обложку, я жду интервью. Он не говорит «молодец», «спасибо», «браво». Он всегда требует больше и никогда не бывает доволен. Он всегда таким был, но раньше был Элиас, Элиас, который ее выслушивал, Элиас, который ее успокаивал, Элиас, который ее понимал. Ее слегка отпускало, и на следующий день она снова была готова встретиться с ужасным Блоком лицом к лицу без приступа нездоровых мыслей. Аделаида часто держит меж пальцев скрепку, которую мысленно превращает в оружие и втыкает ему в сонную артерию или в глаз. Вечером она представляет, как медленно перерезает ему горло, и в животе у нее вспархивает стайка бабочек.
Повсюду свирепствует декабрь, улицы перекопаны, автобус № 975 высаживает Аделаиду на другой стороне бульвара, когда она возвращается с работы, около семи часов. От холода все становится еще невыносимей, к тому же теперь по дороге домой ей попадается больше людей. Людей, для которых приближается Рождество, ее сердце сжимается, и она говорит себе: Не думай об этом, главное – не думай об этом. Аделаида храбрая, она борется с неприкаянным временем. Она делает все, что ей хочется: ужинает в роскошном тайском ресторане, идет в кино, сидит на обогреваемой террасе с джин-тоником. Она знает, что никто ее не видит, не смотрит на нее, и пользуется этим. Она чувствует себя привидением, вспоминает о Брюсе Уиллисе в «Шестом чувстве», думает: А что если я уже умерла, интересно, как давно? Чуть поразмыслив, решает, что в автокатастрофе. В тот вечер родители взяли ее с собой на праздник к Мирей, в тот вечер родители и она в машине вместе. Иногда кажется, что она одна, но она ужинает с Владимиром, он сидит напротив.
Это история о смертельном страхе, который смотрится в зеркало. История об одиночестве, которое сбивается в стаю, чтобы выжить. Аделаида Бертель – такой же разлом, как и любой другой, короче, но глубже, чем Сан-Андреас.
Сегодня Рождество[17]
Аделаида обожает Рождество, но она, увы, сирота. У нее больше нет ни пары, ни семьи – ей решительно не с кем разделить индейку, а затем разворачивать подарки. Она идет по улицам и думает: Мое сердце как мешок для елки. Аделаида обожает Рождество, ей доводилось проводить замечательные сочельники со своими бывшими и их семьями. Кроме как с Элиасом, на Рождество он звал только дочь и в принципе ненавидел праздники. Аделаиде хотелось бы в этом году наверстать упущенное, закатить пир, и чтобы камин был увешан чулками, полными подарков. Впервые в жизни ей некуда приткнуться. Ее подруги, хоть и воспринимают это как тягостную рутину, все проводят праздники в тепле домашнего очага. На дворе 23 декабря, Аделаида одна, и она гуляет по Парижу, притворяясь живой.
Снега, разумеется, нет. На улице отвратительно тепло, небо липкое. Прохожие спешат, бегают по магазинам. Женщина говорит по телефону: «Мне осталась только мама». Аделаида идет за ней, джемпер или духи, делает ставки, незнакомка покупает свечку и вскоре растворяется в толпе. Аделаида думает, что бы она подарила маме, будь та еще жива; джемпер или духи, книгу или свечку. Выбирала бы она подарок вдумчиво или со временем стала бы невнимательной, купила бы в последнюю минуту, мне осталась только мама. Конечно, Аделаида каждое Рождество думает о родителях, о бабушке, которая ее вырастила, о своем детстве, закончившемся вместе с автокатастрофой. Но в этом году все по-другому. Если кто и мог бы составить ей компанию в сочельник или стать предметом ее дум, так это мертвецы, и подарков ей никто не подарит.
Аделаида в отпуске, на целую неделю она будет лишена любого человеческого общения. Ни слова, ни жеста, ни разговора. Разве что с продавцами. Она предчувствует приближение Госпожи Депрессии. Уже не первый месяц Аделаида слышит, как та скребется в дверь, она знает, что петли вот-вот поддадутся, это вопрос дней и часов. Аделаида наматывает километры по городу. Она абсолютно потеряна и призывает Владимира. Он берет ее за руку и спрашивает: Дорогая, скажи, чего бы тебе хотелось.
Аделаида больше не хочет быть одна, она долго думала, она заведет какое-нибудь животное. Ксанакс умер два года назад, это был восхитительный сиамец, ей потребовалось много времени, чтобы оправиться, они прожили вместе пятнадцать лет. Она не знает, как описать то горе, которое она испытала. Как если бы ей вырезали огромный кусок мяса из сердца, искромсали душу, выгрызли часть затылка. Ей до сих пор больно от смерти Ксанакса, но ей больше не хочется плакать. Он умер у нее на руках, икая от ужаса, его глаза остекленели. Аделаида не знала, что делать с телом, где его похоронить, как сохранить, куда звонить, чтобы его кремировали, была половина десятого вечера, Элиас положил его в большой пакет и отнес на помойку. Ее маленький мертвый котик на помойке, вот так все и закончилось. Аделаида до сих пор думает, не стоило ли попросить Элиаса положить труп в холодильник и вызвать таксидермиста. Или на следующий день отнести останки ветеринару, чтобы потом забрать урну. Она бы эту урну куда-нибудь поставила, правда куда? Они могли бы сохранить тело, отправить запрос, заказать могилу на кладбище домашних животных. Аделаида никогда не ходит на могилу собственных родителей, она не понимает, какой в этом смысл. Ее котик умер, это тяжело, но это так, на этом все, конец.
Аделаида решила, да, она заведет домашнее животное. Кота, конечно, сиамского кота. Не ориентала, слишком угловатый. Тайский сиамец, вот кого она хочет. Как покойный Ксанакс, с большими голубыми глазами и почти собачьим характером. По части кошек у Аделаиды гораздо более четкие и конкретные предпочтения, чем по части мужчин, за исключением Владимира. Она делает остановку в кафе, горячий шоколад на террасе с подогревом, возможно, этот день запомнится ей надолго, она говорит об этом Владимиру. Ищет информацию в телефоне. На сайте бесплатных объявлений сиамских кошек мало, или слишком далеко от города. Ксанакса она покупала в зоомагазине, который, в отличие от своих соседей на набережной Межисри, не закрылся по санитарным соображениям. Она думает, что на этот раз возьмет девочку. Ей хотелось бы избежать любого потенциального сравнения. Владимир соглашается и советует звонить. Ее руки дрожат, она задает вопрос, у них есть три сиамца, мальчик и две девочки. Аделаида улыбается и спешит в метро.