Александр и Карлос получили свое одновременно, правда в неравных количествах: Карлос разрывную пулю в грудь, а Александр только ладонью по сонной артерии. Автомат остался у меня.
— Мне очень жаль, Берт, — сказал я бывшему шулеру, обшаривая карманы Александра в поисках запасных магазинов. Патроны там были. — Карлос был хорошим, милосердным соседом по камере.
— Ты мерзавец, фараон! — устало сказал Берт и уселся на пол.
— Чего так нежно? Я бы нашел слова много красочней.
— Да причем тут я, — Берт вызывал жалость в моем истерзанном сердце. — Ты обидел Сэма второй раз и как только он узнает об этом, земля будет гореть у тебя под ногами! Он готов будет взорвать город, чтоб только избавиться от вас с Реутовым. Ублюжья его морда!
— Ого, Берт, как ты заговорил, — непохоже было, что он блефует.
— Он никогда не доверял мне, — прокряхтел от дверей Сэм. Я и не заметил, как он приполз. — Не удивляйся, Энтони. Ты можешь положиться на него. Этот черномазый обожает тех, кто бьет его по роже…
Из под балахона горка торчал раструб бластера.
— Давай, Берт. Присоединяйся к своему другу… Эх, и что с людьми Реутов делает?
Услышать ответ горк уже не смог. С десяток маленьких забияк — пулек из моего полуавтомата превратили его чудовищную рожу во вполне обычную кашу из крови, мозга и обломков костей. Все произошло настолько быстро и удивительно, что этот эпизод навсегда отпечатался у меня в памяти. Время словно остановилось, а потом особо и не торопилось возвращаться к прежнему ритму. Медленно, очень медленно падал Берт на меня, как чуть раньше я спотыкался на Александра. Медленно, слегка отставая от Берта, поворачивался широкий ствол оружия Сэма. Холодные влажные пальцы негра обхватили мою руку, поворачивая автоматический пистолет в сторону горка…
С каждым хлопком выстрела время бежало все быстрее и быстрее. Последние выстрелы уже слились в привычный грохот.
А вот дальше все наши действия слились у меня в голове в какой–то сплошной поток оглядывания, беготни и утирания капель пота с носа.
Очнулся я от этого мельтешения, как из плохо смонтированного кино, в бренчащей, дребезжащей, скрипящей машине — вездеходе окончательно обленившегося фермера. Этот ленивец наверное даже не потрудился ругнуться, когда мы его из машины выкинули. Впрочем, я не могу этого утверждать, просто не помню где мы взяли этот обшарпанный гроб на больших, с совершенно гладкими покрышками, колесами.
— Ну, куда мы теперь? — выдохнул я, почувствовав себя в безопасности.
Справа темнела полоса леса, слева бесконечная рыже–ржавая степь. Сзади оставалась пустынная дорога, и облако быстро оседавшей пыли. Впереди черт знает что, и та же пыльная дорога не слишком избалованная колесами. Погони не было. Связанный Александр на заднем сидении. И соседствующий с ним крупнокалиберный пулемет. Ухмыляющийся шрамами на губах Берт за рулем и, черт возьми, я. И больше ни единой живой души на десятки километров вокруг.
— Может быть к фермерам? Приближается ночь, и пока дороги не замерзнут, мы будем в безопасности, — губы Берта еще не заросли совсем после работы мясников из полиции, но остановить его язык подобными пустяками было невозможно.
— А гравилеты?
— А как они узнают, где мы?
— Хорошо. Едем к фермерам. Только чтоб там не было маленьких детей. А то мало ли что…
— Ладно.
Заметно похолодало. Солнце склонилось почти к самому лесу и, покраснев от натуги, пыталось распухнуть еще больше, дабы поглотить планету. Уже многие миллионы лет, каждый вечер оно пыталось сделать это, давно уже смирилось с неудачами. Но с традиционным постоянством продолжало пытаться. Когда–нибудь это у него наверняка получиться…
Сердце билось, как капли дождя о железную крышу. Я запыхалась и решила постоять, отдышаться возле ворот Спайка Макфлая. Официально я его домкр и мне нельзя показывать чрезмерное усердие. Это могло вызвать подозрения, зададутся лишние вопросы и честному парню Спайку Макфлаю придется что–то придумывать, врать, изворачиваться. Или сказать правду и потерять уважение баггменов.
Лучше было не рисковать. Мне слишком повезло с «хозяином», чтобы из–за своей глупости усложнить жизнь.
Низкие серые тучи выползали из–за далеких восточных Черных гор. Это вечер подавал знаки ночи. Тучи должны были вызывать тревогу в душе, но мне было весело. Все–таки жизнь довольно приятная штука…
— Ты там дышишь, как раненый санк, — донеслось из–за ворот. — Ты всем передала приглашения?
— Может быть, я сначала войду, а потом все расскажу?
— Не «может быть», а бегом!
Пришлось спешить.
Давно ли мы наводили в доме Спайка порядок, а уже опять весь двор был завален масляными тряпками и обгоревшими, закопченными резинками. В доме только благодаря моим постоянным напоминаниям и ворчанию порядок еще держался.
Спайк сидел на пороге и промывал в тазу с бензином какие–то железки.
— Привет, Спайк.
— Привет, малышка.
— Чудные какие–то капитаны у вас, — Реутов не мог постоянно быть рядом со мной, а так хотелось поделиться впечатлениями.
— Чудные?
— Ну да. Один не пустил меня в дом и заставил говорить стоя в пыли на коленях…
— Обиделась на него?
— Не очень. Обыкновенный извращенец. Странно только, что его выбрали капитаном. А этот, который живет в каменном доме с узкими окнами и в каждом окне ствол пулемета торчит…
— Ян Грозный? Он сама осторожность. Ты бы видела его багги. Ползает, как плевок по стене, зато весь обшит стальными плитами, даже пули отскакивают.
— Не слишком осторожный для капитана?
— Самое то! Он обычно прикрывает наш отход после налетов на фермеров. Он тебя, конечно, заставил говорить сквозь щель в чугунном заборе?
— Да… Ну ладно. Это ваши капитаны, вам виднее, кого выбирать.
— У нас капитаном может стать любой. Главное, чтоб он умел ладить с людьми, был отважен в бою и не любил засиживаться на одном месте подолгу. Дом баггмена — его багги… Ну и конечно он должен быть баггменом… Ночью, как только замерзнут вечерние болота в степи и реки покроются надежным льдом, капитаны поведут отряды в десять разных сторон…
— И на юг и на восток и на запад?
— Конечно. Это горожане уделали все вокруг себя. Бабы рожают монстров, а они еще удивляются, ах как это, ах кто это. Скоро Шекхаус будет городом горков, но те люди до самого конца будут цепляться за свои облезлые стены. Они ничего не хотят знать про планету, на которой живут. Конечно, за стенами и огнеметами тепло ночью, прохладно днем и мухи не кусают…
Мы, баггмены, свободные владельцы багги, знаем о Конвикте больше в сто раз, чем все головастики ДНК и Земли вместе взятые. Мы посылали отряды к Черным горам и к Червивым озерам, мы гоняли стада санков за Белыми столбами далеко на юге, мы купались и мыли колеса багги в Марте — реке стекающей с Белых столбов. Десятки машин остались навечно в живых болотах, когда мы пытались достичь хребта Лассо…
— Почему Лассо?
— Петля? Разве там в городе не знают, что та огромная степь где на севере Шекхаус, в середине Багги–таун, на западе хребет Лассо, на востоке Черные горы, далеко на юге горы Дверцы клетки — это одна большая долина полностью окруженная почти неприступными горами.
— Мы в клетке, Спайк?
— Да, но наша клетка огромна и прекрасна!
Спайк бросил промывать железяки и, опустив руки в таз, замер, глядя в синюю даль поверх ветхих построек Багги–тауна и Чужого леса. Туда, где на самом горизонте голубыми тенями стояли неприступные Черные горы.
— Клетка… клетка… мы в клетке, — шептали его губы как молитву, как объяснение в любви. — Черт бы побрал эту клетку!
— Почему никто из людей не пробовал выйти за эти горы? Вдруг там другие города? — пробормотала я словно загипнотизированная бормотанием Спайка.
«Реутов может вывести нас за горы!» Эта мысль была спасением для впавшего в черную меланхолию мозга и я радостно воскликнула:
— Реутов! Только он может вывести нас за горы!
— Он что Бог? — тихо сказал Спайк, снова взявшись за свои детальки.
— Почти. Он многое может!
— Так вот, Ларри! Скоро здесь начнется кавардак. Пирушка капитанов. А она всегда заканчивается полным разгромом дома и, иногда, страшной дракой. Так что, как гости соберутся, беги–ка к своему полубогу. Кинг тоже будет здесь, и ты можешь переждать там дожди. Женщина, с которой Кинг живет — добрый человек, она тебя накормит.
— Ты боишься, что меня здесь обидят?
— Я не хочу этого и еще… я не хочу, чтоб ты видела ту оргию, которая здесь будет.
— Хорошо, я уйду.
— Передай Кингу, что мы соберемся, едва упадут первые капли дождя.
— Хорошо. А скоро дождь?
— Колдун у нас Кинг, это ему положено знать, когда будет дождь, а по дедовским приметам ветер принесет первые капли, когда туча ночи будет над Сухими озерами за Чужим лесом. Значит уже скоро.
— Так я пошла?
— Иди… Стой! На тебе вот эту штуку, мало ли что… — Спайк протянул мне небольшой блестящий пистолетик. Оружие казалось маленькой детской игрушкой на его темной мокрой от бензина большой ладони. Я молча сгребла пистолет в карман и пошла к воротам.
— До свидания, Спайк, — бросила я через плечо у самых ворот.
— Привет отцу, Ларри.
Я кивнула уже за воротами.
Спайк не поинтересовался, знала ли я, как найти Реутова в довольно большом городе. Но даже если бы он спросил, что я ответила бы ему? Что отлично знаю дорогу к дому Кинга потому, что Реутов рассказал о ней, сидя в доме колдуна. Да Спайк просто не поверил бы. Как мог Реутов, из чулана Кинга рассказать дорогу к себе? А черт его знает. Вот может и все!
Кинг вообще весьма своеобразно обходился со своими новыми домкрами. Садил их в чулан часов на сорок — пятьдесят и не кормил. Потом выпускал и давал обильную пищу, считая что имеет теперь преданного раба. Наивный был.
Дом Кинга успешно поддерживал его имидж загадочного человека и колдуна. Это сооружение напоминало одновременно и огромную машину и кучу дерьма на городской свалке. И оживший молодыми ростками пень и здоровенную голову пластиковой куклы с плохо выдерганными волосами. Дверьми служили дверцы большого сейфа навешанные на собранную из легких пластиковых трубок коробку. Окон было множество, и стеклами в них служили такие неожиданные вещи, как, например натянутый на раму