адо с вами поговорить. Я по-человечески прошу.
Больц оглядел револьвер, словно прикидывая, хорош ли он будет в жареном виде под соусом, потом спрятал его в кобуру, но застегивать ее не стал – с намеком.
– Ладно, я Больц. Выкладывай, чего у тебя там?
– Вообще-то, холодно. Тут зайти некуда?
Больц мотнул своей кривой тыквой, мол, иди первый. Я пошел, и он двинулся следом в полшаге от меня. Спустившись по короткой лестнице, я уперся в дверь с надписью «Не входить».
– Давай, там открыто, – сказал Больц.
Наши шаги пушечными выстрелами отдавались в пустом павильоне. Ну и аэродром! Сюда спокойно поместилась бы парочка ангаров и еще пяток баскетбольных залов. Большая часть аттракционов осталась еще от старых, немеханизированных времен. В дальней части павильона блестящим черным водопадом извивался желоб большой деревянной горки. Еще одна, под названием «Водоворот», начиналась у самого потолка и винтом спускалась к «Бильярду» – деревянной площадке с полированными вращающимися дисками. Ну и старина! Эти горки помнят девушек начала века в платьях с огромными рукавами, их элегантных кавалеров в соломенных канотье и каллиопу[32], играющую любимые песни наших бабушек.
Мы зашли в комнату смеха и остановились перед первым рядом зеркал.
– Ну что у тебя за дело? – вопросил Больц, изучая двух уродцев в зеркале.
– Я ищу цыганку мадам Зору. Вы ведь работали на нее в начале сороковых?
Больц расхохотался, клокоча мокротой. Между увешанных лампочками балок заметались звуки, похожие на лай дрессированного тюленя.
– Э-э, уже ошибочка.
– Что такое?
– Да то, что не цыганка она была.
– Да, я что-то такое слышал, только не знал, правда это или нет.
– Теперь будь уверен. Уж я-то ее делишки знал.
– Можете поподробней?
– Ладно, слушай, говорю как есть: не цыганка она была и не Зора. А была она с самого верха. Вот так.
Да, вот это удар так удар. Я молчал, дожидаясь, когда ко мне вернется дар речи.
– Вы знали ее настоящее имя?
– Что ж я, по-твоему, совсем дурак? Я про нее все знал. Звали ее Маргарет, а фамилия – Крузмарк. У папаши ее больше кораблей, чем в английском военном флоте.
Моя физиономия, и без того растянутая зеркалом, удлинилась еще на полметра. Резиновые губы зашевелились:
– Когда вы ее в последний раз видели?
– В сорок втором, весной. Она тогда раз – и нет ее. А я, как дурак, остался с ее магическим шаром.
– А певец к ней не захаживал? Джонни Фаворит?
– Еще как захаживал! Она же его любила – как кошка.
– А что она про него говорила – помните?
– Что-то про власть.
– То есть?
– Ну что у него какая-то там власть есть.
– И все?
– Да ты думаешь, я всю эту ерунду слушал? Я в эти их шарлатанские дела не верю, – Больц откашлялся и сглотнул. – Вот Зора – та верила. По-настоящему.
– А Фаворит?
– И он тоже. По глазам видно было.
– Не видели его потом?
– Не видел. Черт его знает: может, он на луну улетел на метле, и Зора вместе с ним.
– А Ножку Свита она не поминала? Это такой негр был, на пианино играл.
– Не.
– Еще помните что-нибудь?
Больц сплюнул между ботинок.
– А что помнить-то? Дело давнее, быльем поросло.
Поскольку других тем для разговора как-то не нашлось, Больц проводил меня до выхода и отпер ворота. Секунду поколебавшись, я все-таки дал ему карточку с номером агентства.
– Если что вспомните – звоните.
Звонить Больц не обещал, но и карточку не порвал. Значит, был шанс.
Я позвонил Миллисент Крузмарк из первой же телефонной будки, но никто не ответил. Ну и черт с ней. И так день задался – не продохнуть. В конце концов, детективы тоже люди, можно и отдохнуть часок. По дороге в Манхэттен зашел в Хайтс и устроил себе рыбный пир в ресторане Гэйджа и Толлнера. После лососины на пару и бутылки холодного шабли жизнь уже не казалась мне путешествием по дну сточной канавы.
Глава 23
Ножка попал на третью страницу «Дейли Ньюс»: «Кровавое жертвоприношение вуду». Об орудии убийства ничего не говорилось. Тут же были две фотографии: выведенные кровью каракули и Ножка, играющий на фортепиано. Труп обнаружил Ножкин же гитарист, заехавший за боссом перед работой. В полиции с него сняли показания и отпустили с миром. Подозреваемых не было, хотя в Гарлеме хорошо знали, что Ножка давно уже был членом тайной секты вуду.
Я оставил машину на стоянке возле гостиницы «Челси» и на метро поехал в центр. В вагоне я и прочитал про Ножку.
Первая остановка – Публичная библиотека. Помотавшись от библиотекаря к библиотекарю, я сумел наконец сформулировать вопрос и был вознагражден телефонным справочником Парижа. Некая М. Крузмарк жила на рю Нотр-Дам-де-Шанз. Я записал все в блокнот.
По дороге в контору я присел на скамейку в парке Брайант, выкурил одну за другой три сигареты и заново выстроил картину событий. У меня было ощущение, что я гоняюсь за тенью. Джонни Фаворит жил в странном, подпольном мире вуду и черной магии. Когда он уходил со сцены, начиналась другая жизнь. Тайная. С черепом в чемодане и невестой-ясновидящей. С посвящением в вуду. Хунси-босал. Ножка заговорил, и его убили. Фаулер тоже был как-то в это замешан. Джонни Фаворит отбрасывал длинную тень.
Когда я добрался до конторы, был уже почти полдень. Я перебрал почту, нашел чек на пятьсот долларов от Пиппина и компании, смел остальное в корзину и позвонил в службу секретарей-телефонисток. Никто мне ничего не передавал. Правда, утром три раза звонила какая-то женщина, отказавшаяся назваться или оставить номер телефона.
Затем я позвонил в Париж Маргарет Крузмарк, вернее, провел двадцать минут в безуспешных попытках ей дозвониться: телефонистка по ту сторону океана повторяла, что номер не отвечает. Далее я связался со Штрейфлингом и поблагодарил за чек. Поверенный поинтересовался, как идут дела, и я ответил, что идут хорошо и что мне надо бы поговорить с Цифером.
– Господин Цифер будет сегодня у меня в конторе по делу, я ему передам.
Я поблагодарил Штрейфлинга, и мы церемонно попрощались.
Я уже натягивал пальто, когда зазвонил телефон. Подхватив трубку на третьем звонке, я услышал голос Епифании Праудфут.
– Мне надо с вами встретиться прямо сейчас, – выдохнула она.
– Что такое?
– Не хочу по телефону.
– Ты откуда звонишь?
– Из аптеки.
– Тогда не торопись. Я сейчас выйду перехвачу что-нибудь, а ты подъезжай ко мне в контору в четверть второго, идет? Как ехать, знаешь?
– У меня ваша карточка.
– Ну и хорошо. Через час жду.
Она молча повесила трубку.
Прежде чем уйти, я решил припрятать чек, полученный от Штрейфлинга. Я встал на колени перед сейфом, и тут в приемной послышался свист пневматической дверной пружины. Клиентам я всегда рад, и на двери у меня под названием конторы написано «добро пожаловать», однако же клиенты, как правило, стучат, прежде чем войти. Если же посетитель вваливается без стука, это означает либо, что он из полиции, либо, что стряслась какая-то неприятность. А иногда и то и другое сразу.
На сей раз незваным гостем оказался полицейский детектив в штатском. Его мятый серый габардиновый плащ был расстегнут и являл свету бурый шерстяной костюм с узкими и короткими брючками, из-под которых выглядывали белые спортивные носки и ботинки в дырочку.
– Ангел? – пролаял полицейский.
– Ангел.
– Я лейтенант Стерн. Это мой напарник сержант Деймос. – Стерн кивнул в сторону двери, где с мрачной миной застыл громила, одетый как портовый грузчик.
Для встречи со мной Деймос надел вязаную шапочку и толстую фланелевую куртку в черно-белую клетку. Он был гладко выбрит, но зарождающаяся щетина уже чернела сквозь кожу, как пороховой ожог.
– Здравствуйте, джентльмены, чем могу служить?
– Ответишь нам на пару вопросов.
Стерн был высокий малый. Его физиономия с тяжелой челюстью и носом, похожим на нос ледокола, воинственно устремлялась в мир поверх сутулых плеч. Когда он говорил, то почти не двигал губами.
– С удовольствием, – ответил я. – А я как раз собирался поесть. Составите мне компанию?
– Лучше здесь поговорим, – сказал Стерн.
Его напарник закрыл дверь.
– Хорошо. – Я зашел за стол и достал из ящика литровую бутыль канадского виски и коробку заветных рождественских сигар.
– Больше, к сожалению, ничего предложить не могу. Бумажные стаканчики там, у водоохладителя.
– На службе не употребляю, – заявил Стерн, загребая целую горсть сигар.
– А на меня не обращайте внимания, у меня обед. – Я прошел с бутылкой к водоохладителю, налил себе полстаканчика и добавил на два пальца воды. – Ваше здоровье.
Стерн запихнул свою добычу в нагрудный карман.
– Где ты был вчера в одиннадцать утра?
– Дома был. Спал.
Стерн ухмыльнулся уголком рта.
– Ничего себе жизнь у свободных художников, а, Деймос?
Деймос только крякнул.
– Как это так, а? Все люди в трудах, а ты дрыхнешь…
– Ночью допоздна работал.
– Где именно?
– В Гарлеме. А в чем дело?
Стерн достал что-то из кармана плаща и протянул мне:
– Узнаешь?
– Моя визитка.
– Может, тогда объяснишь, как она попала в квартиру к убитому?
– К Свиту?
– Давай, выкладывай.
Стерн уселся на угол стола и сдвинул серую шляпу на лоб.
– Да выкладывать-то нечего. В Гарлем я ездил из-за него. Я сейчас веду одно дело и думал, Свит сможет мне помочь. Но оказалось, он толком ничего не знает, – да я, в общем, и не надеялся особенно. А визитку я ему дал на всякий случай: мало ли, вдруг его осенит.
– Что-то маловато. Давай-ка еще раз.
– Ну ладно. Я ищу одного человека. Пятнадцать лет назад он исчез – как в воду канул. Зацепиться почти не за что. Была фотография, где он вместе с Ножкой. Вчера вечером я ездил к Свиту в центр, думал, он мне поможет. Я с ним сперва в «Красном петухе» говорил, но он что-то темнил. Я дождался, пока они закроются, и проследил за ним. Он пошел в Центральный парк, на шабаш вуду у Гарлемского озера. Плясали-плясали, потом петуха зарезали. Прямо Африка какая-то, честное слово.