Преподобный Лав обернулся к кулисам и раскинул руки. Хор грянул припев из гимна «Восходит новый день». Под рукоплескания прихожан на сцену вихрем вылетел Луи Цифер.
Я рылся в дипломате в поисках моего бинокля с десятикратным увеличением. Тюрбан, расшитый балахон – может, это и правда другой человек? Я навел фокус и увидел все то же лицо.
– То мавр, его узнал я горны, – шепнул я, наклонившись к Епифании.
– Что?
– Это Шекспир.
Епифания взглянула на меня с недоумением. Эль Сифр обратился к слушателям с затейливым восточным приветствием.
– Да пребудет с вами всяческое благополучие, – сказал он с низким поклоном. – Не сказано ли, что райские врата открыты для любого, кто дерзнет войти?
– Аминь, аминь, – отозвалось несколько голосов из зала.
– Разве кроткие наследуют землю? Ложь! Сильные наследуют ее. Разве не это видим мы каждый день? Разве лев не пожирает агнца; разве сокол не упивается воробьиной кровью? Отрицающий это отрицает порядок Вселенной.
– Верно! Верно! – горячо отозвался голос с балкона.
– Нагорная проповедь наизнанку, – язвительно шепнула моя спутница.
Цифер шагал взад-вперед по авансцене. Руки его были сложены, точно в мольбе, но в глазах горела неистовая ярость.
– Повозкой правит рука, сжимающая хлыст. Наездника не жалят острия шпор. В нашей жизни сила – вопрос воли. Так не будьте же ланями – будьте волками!
На каждую его фразу паства отвечала рукоплесканиями и сочувственными выкриками. Люди повторяли его слова, как на уроке Закона Божьего:
– Волками… волками…
– Оглянитесь. Посмотрите на улицы, на толпы, их наполняющие. Разве не сильный правит в этом мире?
– Сильный! Сильный!
– А робкий? Робкий в молчании несет свой крест.
– Аминь! Воистину так!
– Мир – пустыня. Лишь сильный выживет в ней.
– Аминь! Только сильный…
– Так не будьте же агнцами. Будьте львами, будьте волками! Пусть других ведут на заклание! Не сбивайтесь в трусливое стадо. Закалите сердца в дерзких деяниях. Если лишь одному суждено победить, то пусть это будешь ты!
– Лишь одному… в дерзких деяниях… львами…
Они ели у него с ладони. Он кружил по сцене, как дервиш, одежды его раздувались, певучий голос околдовывал паству.
– Будьте сильны. Не знайте страха. Знайте жажду боя и мудрость отступления. Если представился случай, хватайте его, как лев хватает добычу. Зубами вырвите победу из поражения, вырвите и упейтесь ею. Страшней человека нету зверя на земле. Так чего вам бояться?
Он радел и проповедовал, он выкрикивал злые слова о силе и власти. И стадо его ревело безумную литанию. Даже певчие в хоре кричали и в ярости потрясали кулаками.
Я впал в какое-то оцепенение и уже не вслушивался в слова, как вдруг мой клиент сказал нечто, что заставило меня вздрогнуть.
– Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его. – Мне показалось, что Эль Сифр смотрит прямо на меня. – Цитата хороша, но я говорю: если глаз ближнего твоего соблазняет тебя, вырви его. Выбей! Выцарапай! Око за око!
Слова его пронзили меня насквозь. Я подался вперед, ловя каждый звук.
– Подставь другую щеку? Вздор! Не дай себя ударить. Если ближний твой имеет зло на тебя в сердце своем – вырежь у него сердце. Не будь жертвой. Ударь первым! Если глаз его злоумышляет против тебя – ослепи его, если сердце злоумышляет – вырви сердце. Если любой член его злоумышляет против тебя – отсеки его и воткни ему в глотку.
Голос его перекрывал рев стада. Я сидел, не чувствуя своего тела, не в силах пошевелиться. Что же это? С ума я схожу или действительно Цифер описал сейчас все три убийства?
Наконец Эль Сифр победно воздел руки.
– Будьте сильны, – прокричал он. – Поклянитесь мне!
Зал бесновался.
– Клянемся! Клянемся!
Хор снова перестроился и грянул бравурную аранжировку гимна «Сильна десница Господня». Эль Сифр исчез за кулисами.
Я схватил Епифанию за руку и потащил за собой. Бормоча извинения, я пробился сквозь толпу в проходе, мы пробежали через фойе и оказались на улице.
У обочины дожидался серебристо-серый «Роллс-Ройс». Знакомый шофер в ливрее, прислонившийся к переднему крылу автомобиля, засуетился и встал по стойке смирно, увидев, что дверь с надписью: «Запасный выход» отворилась и поперек тротуара расстелился прямоугольный коврик света. Вышли и оценили ситуацию: двое негров-охранников в костюмах и темных очках, надежно-непробиваемые, как Великая Китайская стена.
Потом появился Цифер, с боков возникла еще парочка тяжеловесов, и все пятеро направились к машине.
– Простите, можно вас… – Я подался вперед и был тут же скручен главным верзилой.
– Ты смотри, без глупостей, – сказал он, перекрыв мне дорогу.
Спорить я не стал. Возвращение под своды больницы не входило в мои планы. Шофер открыл заднюю дверцу автомобиля. Я перехватил взгляд мужчины в тюрбане. Цифер равнодушно посмотрел на меня, приподнял подол своего одеяния и уселся в машину. Шофер захлопнул дверцу.
Я смотрел вслед удаляющемуся «роллс-ройсу» поверх могучего плеча охранника. Тот стоял передо мной с невозмутимостью статуи и ждал повода. Епифания подошла ко мне и взяла меня под руку.
– Пойдем домой, – сказала она. – Растопим камин.
Глава 43
Утро Вербного воскресенья было сонное и сладостное. Все было ново в это утро: я проснулся рядом с Епифанией, на полу, среди подушек и перепутавшихся простыней. В камине оставался один-единственный обгорелый кусок полена. Я сварил кофе и принес из-под двери воскресные газеты. Не успел я досмотреть комиксы, как проснулась Епифания.
– Ну как спалось? – спросила она, забравшись ко мне на колени. – Снов плохих не было?
– Вообще ничего не снилось, – сказал я, поглаживая ее шоколадно-бархатный бочок.
– Вот и хорошо.
– Может, заклятие спало?
– Может быть. – Она тепло дышала мне в шею. – Зато он теперь мне приснился.
– Кто? Цифер?
– Ну да, Цифер, Сифр или как его там. Мне приснилось, что я сижу в цирке, а он – конферансье. А ты был клоуном, вас там несколько было.
– И что еще?
– А ничего почти. Это был хороший сон.
Епифания замолчала и выпрямилась:
– Гарри, какая связь между ним и Джонни?
– Сам не знаю. Как будто два колдуна тягаются, а я между ними попал.
– Это Эль Сифр попросил тебя найти отца?
– Да.
– Гарри, будь осторожен. Не доверяй ему.
«А тебе-то верить можно?» – подумал я, обнимая ее худенькие плечи.
– Не бойся, я не пропаду.
– Я люблю тебя. Господи, только бы с тобой ничего не случилось!
Мне хотелось сказать ей, что я люблю ее, хотелось повторять это снова и снова, но я промолчал.
– Это у тебя девичье увлечение, – сказал я, чувствуя, как колотится сердце.
– Я не ребенок. – Она посмотрела мне в глаза. – Я отдалась Баке, когда мне было двенадцать лет. Это было жертвоприношение.
– Кто это – Бака?
– Это злой лоа, очень могущественный и опасный.
– Как же твоя мать допустила?
– Для нас это была честь. Ритуал совершил самый могущественный хунган в Гарлеме. И он был на двадцать лет тебя старше, так что не говори мне, что я маленькая!
– А я люблю, когда ты злишься. У тебя глаза светятся, как угольки.
– Как же можно злиться на такого славного?
Она поцеловала меня, я поцеловал ее, и мы любили друг друга в то утро в кожаном кресле среди разбросанных комиксов.
Потом, после завтрака, я отнес в спальню стопку библиотечных книг, улегся и приготовился грызть гранит науки. Епифания в моем халате и собственных очках для чтения пристроилась рядом.
– Так, картинки не смотри, только зря время потратишь, – заявила она, отбирая у меня книгу и закрывая ее.
– Вот. – Она протянула мне фолиант весом килограммов в пять. – Я тут тебе отметила главу – в ней все про черную мессу. Тут литургия подробно описана: и латынь задом наперед, и дефлорация девственницы на алтаре…
– Похоже на то, что с тобой было.
– Да, что-то общее есть. Жертвоприношение, танцы, пробуждаются сильные страсти. Разница в том, что мы пытаемся умилостивить злые силы, а сатанисты помогают им.
– Ты что, действительно веришь в силы зла?
Епифания улыбнулась:
– Иногда ты сам как ребенок. Когда Сифр является тебе во сне, разве ты не чувствуешь, что это и есть зло?
– Предпочитаю ощущения поинтересней. – Я обвил рукой ее тонкую талию.
– Не шути с этим, Гарри. Это не просто мошенники, у них есть власть, власть от дьявола. Если ты не сможешь защитить себя, – это конец.
– Намекаешь на то, что пора перейти к книжкам?
– Врага нужно знать. Вот. – Епифания постучала пальцем по странице. – Прочтешь вот эту главу и следующую, о призвании дьявола. Я еще у Кроули кое-что интересное подчеркнула… Так. Реджинальда Скотта можешь не читать…
Она сложила книги стопкой в порядке важности – прямо как круги ада – и оставила меня с ними наедине.
Я читал, пока не стемнело, проходил краткий курс сатанизма. Епифания растопила камин, а в ответ на приглашение отужинать у Кавано словно из ниоткуда появилась пряная рыбная похлебка: пока я прохлаждался в больнице, моя девочка не теряла времени. Мы ужинали при свете камина, по стенам бесенятами скакали наши тени. Говорили мало: я все читал в ее глазах. Это были самые красивые глаза на свете.
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Где-то в полвосьмого я стал собираться. Надел джинсы и темно-синюю водолазку, зашнуровал крепкие туристские башмаки на резиновом ходу. Потом зарядил свою черную «лейку» пленкой повышенной чувствительности и достал из кармана пальто револьвер. Епифания, взъерошенная, закутанная в одеяло, сидела у огня и молча следила за моими приготовлениями.
Я разложил на обеденном столе орудия труда: фотоаппарат, две запасные катушки пленки, револьвер, наручники из дипломата и неизбежные болванки. Затем прицепил к связке вездеход Нуссбаума и пошел в спальню. В ящике под рубашками лежала коробка с обоймами. Я завязал пять запасных патронов в угол носового платка, повесил на шею фотоаппарат и надел авиационную куртку, оставшуюся у меня еще с войны. Все нашивки с нее были спороты, чтобы не отсвечивали в темноте. К тому же она была подбита овечьей шерстью и очень подходила для зимних прогулок на свежем воздухе. Револьвер с патронами в правый карман, остальное добро – в левый.