Только бы, когда откроется дверь, у него в руках был еще мой «Смит-Вессон», тогда это будет самозащита. Посмотрим, кто тут главный колдун – мистер Цифер или полковник Кольт. Я уже видел, как тяжелые пули разворотят ему грудь, как его отбросит назад, как черная кровь потечет по кружевной манишке. Все эти штучки с дьяволом пусть оставит для пианистов и сорокалетних баб, помешанных на астрологии. Со мной это не выйдет.
Лифт доехал до нижнего этажа и со щелчком остановился. Круглое окошечко в двери налилось светом. Я затаил дыхание и покрепче сжал револьвер. Сатанинским шарадам Цифера, похоже, пришел конец.
Красная железная дверь отъехала в сторону. В кабине никого не было.
Не веря глазам, спотыкаясь, как лунатик, я пошел к лифту. Этого не может быть. Он не мог уйти, тут некуда уйти. Я собственными глазами видел, как в окошке зажигались номера этажей – лифт спускался без остановки. Человек не может выйти из движущегося лифта.
Я зашел в лифт и нажал кнопку последнего этажа. Как только кабина тронулась, я взобрался на медные поручни, уперся ногами в стены и, толкнув крышку аварийного люка, высунул голову наружу.
На крыше лифта никого не было. За промасленными тросами и маховиками не спрячешься.
Доехав до четвертого, я выбрался по пожарной лестнице на крышу. Я искал за трубами и вентиляционными выходами, за горбами вздувшегося настила. Там никого не было. Я перегнулся за выступ карниза и посмотрел вниз на Седьмую. Потом перешел на угол, так, чтобы было видно Сорок вторую. В воскресенье вечером народу было немного, только блудницы обоих полов прохаживались по тротуару. Характерного силуэта Цифера нигде не было видно.
Я решил успокоиться и призвать на помощь логику. Если на улице его нет, в лифте нет и на крыше нет – значит, он где-то внутри. Прячется. По-другому не бывает. Не может быть по-другому.
За полчаса я прошел по всему зданию. Я заглянул во все туалеты и чуланы. Я достал болванки и зашел в каждую пустую контору. Я обыскал кабинет Айры Кипниса и салон мадам Ольги. Я побывал в облезлых приемных трех дантистов, обещающих скидки, и в клетушке торговца редкими марками и монетами. Нигде никого.
Я растерянно побрел к себе в контору. Этого не может быть. Ничего этого не может быть. Люди не исчезают бесследно. Значит, все-таки он меня провел. Я повалился в кресло, все еще сжимая в руке кольт. На другой стороне улицы по-прежнему маршировали бесконечные заголовки: «В Америке самый большой процент стронция-90 в атмосфере… В Индии обеспокоены состоянием здоровья Далай-ламы…» Когда я догадался позвонить Епифании, было уже слишком поздно. Он опять обошел меня, Отец Лжи.
Глава 48
В трубке бесконечные гудки звучали одиноким отчаянием, метавшимся в бутылке доктора Цифера. Испанец, еще одна потерянная душа. Я долго сидел среди мусора в пустом разгромленном кабинете, прижимая к уху телефонную трубку.
В пересохшем рту – вкус пепла. Я оставил надежду и перешел черту, за которой для обреченных возврата нет.
Через какое-то время я поднялся и спотыкаясь сошел по лестнице вниз. Я стоял на углу Перекрестка мира[64] и не знал, куда мне идти. Хотя теперь уже все равно. Я долго бежал и убежал далеко. Больше не побегу.
Я заметил такси, медленно катящее на восток вдоль Сорок второй, и махнул ему рукой.
– Адрес скажете, или так покатаемся? – едко поинтересовался шофер, прервав долгое и тяжелое молчание.
Я ответил, и мой собственный голос показался мне чужим:
– Отель «Челси», на Двадцать третьей.
Мы повернули в сторону центра на Седьмой, я вжался в угол и смотрел в окно на мертвый мир. Где-то взбешенными демонами ревели пожарные машины.
Мы миновали огромные колонны Пенсильванского вокзала, мрачно серевшие в фонарном свете. Водитель молчал. Я тихонько мычал себе под нос. Эта песенка в исполнении Джонни Фаворита была очень популярна в войну. Одна из популярнейших моих вещей.
Беднягу Гарри Ангела скормили псам, как объедки со стола. Я убил его и съел его сердце, а все-таки не выгорело: это я тогда умер, я, а не он. И ни сила, ни магия тут не помогут. Я жил чужой жизнью и чужими воспоминаниями. Я – гибрид, уродец, решивший сбежать от прошлого. Надо было еще тогда понять, что это невозможно. Как ни подкрадывайся к зеркалу, отражение всегда смотрит тебе в глаза.
– Видно, случилось что-то, – сказал водитель, притормозив у тротуара напротив отеля. – У входа стояли три полицейские машины и «скорая помощь».
Водитель поднял флажок на счетчике:
– С вас доллар шестьдесят.
Я сунул ему «аварийные» полсотни.
– Сдачи не надо.
– Погодите, это не пять. Вы ошиблись…
– Ошибся. Я вообще много ошибался.
Я быстро перешел улицу. Асфальт был сер, как могильная плита.
В холле у конторки патрульный говорил по телефону. Он даже не посмотрел на меня.
– …три черных, пять с молоком и один чай с лимоном.
Двери лифта закрылись.
На моем этаже в холле стояли складные носилки на колесиках. Двое медбратьев скучали, привалившись к стене.
– И что, спрашивается, торопили? – ворчал один. – Видели же, что труп?
Моя дверь была открыта, внутри зажигалась и гасла фотовспышка. Пахло дешевыми сигарами. Я молча вошел. Трое полицейских в форме бродили по квартире, не зная, чем заняться. Сержант Деймос сидел на столе спиной ко мне и по телефону диктовал кому-то мои приметы. Теперь фотовспышка блеснула в спальне.
Я заглянул внутрь. Одного взгляда хватило. Епифания, голая, с моими жетонами на шее, лежала навзничь на постели. Ее запястья и щиколотки были привязаны к столбикам кровати четырьмя безвкусными галстуками. Курносое дуло моего револьвера вошло в нее с нежностью любовника. Яркая кровь из ее чрева залила распахнутые чресла.
Лейтенант Стерн – один из четырех детективов в штатском, – сунув руки в карманы пальто, смотрел, как фотограф, стоя на коленях, берет крупный план.
– Ку-уда? – вопросил патрульный у меня за спиной.
– Я здесь живу.
Стерн обернулся. Его вечно сонные глаза расширились.
– Ангел? – У него даже голос дрогнул от изумления. – Вот он! Взять его!
Полицейский завел мне руки за спину. Я не сопротивлялся:
– Не будем геройствовать.
– Обыскать! – пролаял Стерн.
Остальные смотрели на меня, как на зверя в зоопарке.
В запястья впились наручники. Полицейский ощупал меня сверху вниз и обратно и вытащил у меня из-за пояса кольт «Коммандер».
– Тяжелая артиллерия, – заметил он, передавая пистолет Стерну.
Стерн глянул на кольт, проверил предохранитель и положил его на тумбочку у кровати.
– Зачем вернулся?
– Больше идти некуда.
– Кто она? – Стерн большим пальцем ткнул туда, где лежала Епифания.
– Моя дочь.
– Врешь!
Вихляющей походкой вошел Деймос:
– Кого мы видим – ну и ну!
– Деймос, звони в участок, скажи, что подозреваемый задержан.
– Сию минуту. – Деймос неспешно удалился.
– Так. Еще раз. Кто она?
– Епифания Праудфут. У нее аптека на углу Сто двадцать третьей и Ленокс.
Кто-то из детективов записал имя и адрес. Стерн вытолкнул меня в гостиную. Я сел на диван.
– Долго ты с ней крутил?
– Несколько дней.
– Достаточно, чтобы ее прикончить. А знаешь, что мы в камине нашли?
Стерн поднял обгоревший гороскоп за единственный уцелевший угол.
– Имеешь, что сказать?
– Нет…
– Ничего. Нам и так хватит, особенно если у нее там твой «Вессон».
– Мой.
– Погорел ты, Ангел.
– Мне теперь в аду гореть…
– Надо думать. А мы тебе путевку выпишем.
Акулья пасть Стерна растянулась в злобной улыбке.
Я смотрел на его желтые клыки и видел хохочущую маску над входом в «Стипль-чез». Злой оскал карточного джокера. Я уже видел его на лике Люцифера. Мне казалось, я слышу, как комната наполняется Его хохотом. Пришел Его черед посмеяться.
Преисподняя Ангела
Для моей любимой преданной жены Джейни Кэмп и в память о моем учителе Александре Лэнге 1903-1976
Лучше быть Владыкой Ада, чем слугою Неба.
Глава 1
Когда смеется дьявол, с ним смеется весь чертов мир. Всех радует несчастье другого. «Уж лучше с ними, чем со мной». Копы, которые хохмили над трупом моей любимой, просекли шутку. Оценили вечный юмор Сатаны. Сучка откинулась, а мы, все еще живые, наслаждаемся шоу. Я обмяк на диване, уставившись на свои запястья в наручниках. Хриплый смех из спальни казался эхом из другой вселенной. Меня охватил холод. Я застегнул кожаную куртку поверх фотоаппарата на шее, сцепил пальцы. Казалось, будто я молюсь. Какое там. Молитв у меня уже не осталось.
– Эй, Ангел! – В спальню сунулся лейтенант Стерн – башка у него твердолобая, как таран. За его спиной полыхнула вспышка. – Ты ж стволы перепутал. Чтобы трахаться – это тот, который между ног. Ты не тот сучке вставил.
Вспышки сверкали, как молнии. В их ярком свете поблескивало окровавленное тело Епифании. Мерцание фотокамер «Спид-график» отражалось в «Смит-Вессоне» между ее ног. Из моего онемевшего нутра всколыхнулась волна ненависти. Я подавил ее и сидел с каменным лицом. Заледеневшую душу грела злость на поганых копов и на того, кто убил Епифанию и подставил меня. Продирающая, как двойной шот дешевого бурбона. Этому безмозглому идиоту Стерну – в дурацких черных туфлях и белых спортивных носках – надо было сковать мне руки за спиной, как какому-нибудь бешеному маньяку.
Из коридора вошел сержант Деймос. Его щетину озарила самодовольная ухмылка. Весь как дешевый гангстер из би-муви. Черное пальто. Широкополая федора. Впервые я его увидел пять дней назад. Тогда Деймос был одет как рыбак. Теперь в рабочей одежде сидел я. Комбинезон, вязаная шерстяная шапка, военная авиационная куртка. И наручники – крутой бандитский штришок.