ад Цифер выглядел так же, как на прошлой неделе. Бессмыслица какая-то. Просто надо отоспаться.
Где-то через час стюардесса прикрепила столики и подала завтрак. За едой я пытался восстановить больше подробностей о той эксклюзивной чикагской вечеринке. Я словно вглядывался через туман – мысли терялись в облаках. Цифер представил меня множеству гостей – важным особам на радио и в кино, продюсерам и руководителям студий, шишкам из рекламы. Я силился вспомнить лица, но все они расплывались.
Тем вечером Цифер пообещал мне контракт с RCA[77]. Когда я сказал, что у Паука Симпсона уже есть договор с «Савоем», он сказал, что все уладит. Моя версия «Night and Day» станет сенсацией. Вечер только начинался, а я уже подписал первое соглашение. Помню, как Цифер одолжил свое перо, какой красивой казалась моя подпись сиреневыми чернилами. Если верить Крузмарку, следующий контракт с Князем Тьмы я подписывал собственной кровью.
Рука тряслась, когда я поднимал к губам чашку кофе. Бредни Крузмарка о том, что Джонни Фаворит вырезал у солдата сердце и съел, могут быть правдой. Многие из тех, с кем я говорил во время расследования, рассказывали, что Фаворит замешан в чем-то оккультном, якшался с темными силами. Он узнал о церемонии, с помощью которой можно поменяться психическими личностями с другим человеком и выйти из сделки с дьяволом. Прошлой ночью, я нашел жетоны Гарри Ангела в канопе, где, по словам Крузмарка, его дочь спрятала личные знаки того солдата. Я думал, все подстроено. Теперь я не был так уверен.
Стюардесса забрала подносы с завтраком, оставив столики, и взамен раздала французские бланки таможенной декларации. Я с радостью переключился на это рутинное занятие. Все оказалось довольно просто. Не было никаких ограничений по легальному ввозу валюты в страну, так что мой пояс с деньгами был совершенно законным. Контрабанда в подарочной упаковке – уже другое дело. Из-за ствола под рубашкой я был на шаг ближе к гильотине.
Я снял колпачок с дорогой ручки Крузмарка и заполнил поля. Если честно, это было даже весело. Я был самым обычным чистым бизнесменом, которому нечего скрывать. Вместе с личной информацией спрашивалось, где будут проживать гости страны. Я самодовольно написал «отель “Вандом”, Париж». Бросив взгляд на Д’Оберена, заметил, что тот смотрит на меня. Он тут же быстро улыбнулся и опустил глаза в книгу. Я кивнул и вернулся к своим лжесвидетельствам.
Когда стюардессы собрали анкеты, я уставился в окно. Еще через час подо мной вытянулось побережье Европы – скучное и безликое под рваными облаками. Бывал ли здесь Джонни Фаворит? Гарри Ангел добирался разве что до Северной Африки. Первая ли это моя поездка в Старый Свет?
Мы начали спуск – так неощутимо, что я бы и не понял, если бы стюардесса не попросила в объявлении потушить сигареты и пристегнуть ремни. Скоро показалась летная полоса, наш самолет выровнялся, и мы приготовились к идеальной посадке.
Первым испытанием был паспортный контроль. Передо мной стояло несколько пассажиров, так что я дожидался своей очереди. Грим и парик наверняка выдавали меня за километр. Я чувствовал себя черным на ку-клукс-клановском сожжении креста. Уже скоро я встал на белой линии паспортного контроля. Женщина передо мной закончила, и я подошел к стойке, протягивая паспорт чиновнику в голубой форме. Он взглянул на меня и изучил фотографию.
– Какова цель вашего визита по Францию, мсье Фа-фо-рит?
– Хочу прилично поесть для разнообразия, – ответил я с добродушной улыбкой.
– Это я вам могу гарантировать.
Он проставил печать, отдал паспорт, и я отправился дальше, официально допущенный в Лягушандию.
Глава 7
Почти за пятнадцать лет работы частным сыщиком я узнал одно. Никогда не верь первому впечатлению. Когда я ехал от аэропорта Орли в город, из окна такси Франция казалась унылой и серой: плоский пригородный пейзаж, мокрый от дождя, монотонная процессия мрачных домиков среднего класса, безвкусных, как «Вандербред»[78]. Добро пожаловать в Скуковиль. Вместо того чтобы хандрить из-за убогого вида за окном, я коротал время, сравнивая тексты двух guides verts[79]. Первые 475 франков я потратил в книжном киоске, как только прилетел в Орли, где нашел англоязычную версию Зеленого гида «Мишлена». Большинство статей казались одинаковыми, так что я устроил себе импровизированный урок французского, сличая оригинал с английским переводом.
Бесполезно. Не умел я выговаривать эти странные слова. «Хинки-динки-парлеву», – кружилось у меня в мыслях безумной детской считалочкой. Когда мы добрались до городских предместий, я запихал путеводители обратно в сумку и устремил все внимание за окно. Чем ближе к центру города, тем лучше становился вид: засаженные деревьями бульвары, ряды красивых старых зданий, бесконечная череда баров, кафешек и ресторанов. В непредсказуемом трафике петляло удивительное число велосипедов.
Мы взяли налево, когда уперлись в реку, и тут меня в полную силу атаковала магия места, как когда я впервые увидел Мировую выставку 1939 года и ее футуристическое изображение чудес будущего. Вот только здесь был город прошлого в краю давно минувших дней. Улица шла параллельно реке, и, когда такси проехало вдоль излучины, я увидел Эйфелеву башню – монумент одновременно невероятно знакомый и совершенно чужой. В этот момент я понял, что наконец вернулся домой.
Право руля – и мы перебрались через реку по сказочному горбатому мосту. Я видел, как против течения скользят узкие кораблики со стеклянными крышами, как на каменных набережных сидят старики с удочками. Путеводитель говорил, что река называется Seine, но не объяснял, как эта чертовщина произносится. Я вспомнил, что оно похоже на что-то вроде «Дзен». Неплохое название для реки. Все лучше, чем Стикс.
Мы проехали большой ухоженный сад вдоль берега. Свернули налево, на оживленную улицу вдоль него. Через четыре квартала – правый поворот на большую прямоугольную площадь. Со всех сторон – одинаковые четырехэтажные дома сплошной стеной. Ровно в центре – бронзовая колонна, которая высилась над дорогими автомобилями, припаркованными на мостовой в десять рядов, как в магазине поддержанных тачек. На столбе пристроилась какая-то мертвая большая шишка из прошлых времен.
– Place Vendôme[80], – объявил водитель и устроил мне экскурсию по всей площади.
Остановился перед отелем – домом № 1 – напротив места, где мы въехали на площадь. «Вандом» оказался настоящей архитектурной жемчужиной – уж скорее городская резиденция великого герцога. Преувеличенная роскошь «Ритц-Карлтона» в Бостоне выглядела в сравнении грубой и пластмассовой. Весь персонал говорил по-английски. Безупречные манеры.
Согласно Красному гиду «Мишлена», мой номер на третьем этаже был одним из всего тридцати пяти в отеле. Он выходил на Вандомскую площадь – вид получше, чем Двадцать третья улица перед окном в «Челси». Я распаковался и убрал все вещи – для них хватило одного ящика в резном комоде. Костюмы, халат и бомбер в старинном армуаре заняли места не больше, чем одинокие призраки в пустом доме. Теперь я оказался в мире Цифера. Одеваться нужно было подобающе.
Меня смешило, как легко я влился в жизнь, полную привилегий. Словно какой-то плейбой с родительским траст-фондом, я свои деньги не заработал, так что кутить напропалую было просто. Легко пришло, легко ушло – вечная мантра нахлебника. Я чувствовал, что здесь мое место по праву рождения, что в люксовом окружении я был как дома, словно всю жизнь прожил среди старинной живописи в золоченных рамах, штофных обоев и тяжелых велюровых гардин.
В этой великолепной комнате – одной из тысяч в незнакомой стране – я чувствовал себя в безопасности. Незнание языка было преимуществом, а не помехой. Вместо того чтобы выделяться, в роли иностранца я становился невидимкой. Никто не обратит внимание на очередного американского туриста, еще одного анонимного воробышка в большой однородной стае. Чтобы испытать свою теорию, я решил прогуляться по улицам Парижа. Нужно было прочувствовать город. Добиваясь полной туристической безликости, я прикрутил к «Лейке» новый объектив и повесил камеру на шею. В кожаную сумку сунул «Дерринджер». Маленький двуствольник уже два раза спас мою шкуру. Похоже, он приносил удачу.
Перед тем как выйти из отеля, я огляделся, прошерстил коридоры и разнюхал обстановку на служебных лестницах. Чтобы спланировать альтернативный путь отхода, если возникнет такая потребность, много времени не потребовалось. У дверей швейцар спросил, не нужен ли мне зонтик. При этом он сказал не «зонтик», а что-то вроде «парапле». Я понял, о чем он, когда он показал на высокую бронзовую подставку, набитую сложенными зонтами, словно ваза с черными цветами.
– Нет, спасибо, – ответил я, выходя в туман и морось. Разговорник подсказывал, что стоило ответить «Non, merci». Но лучше не показывать, что я понимаю по-французски.
Я прошел через бутылочное горлышко Вандомской площади на четную сторону рю Кастильон. Это слово я наловчился произносить еще в Большом Яблоке благодаря паре знакомых макаронников из мафии. Тротуары следующих двух кварталов в сторону реки, вымощенные потресканной разноцветной плиткой, прятались от дождя под галереями. В широких плиточных кругах под ногами были названия магазинов рядом. Рядом с углом рю де Риволи, напротив парка, на плитках было написано «SULKA». Дожидаясь зеленого на светофоре, я рассматривал в витрине дорогие шелковые галстуки и приталенные рубашки. Чтобы победить дьявола в его же игре, мне понадобится шикарный наряд.
Развеселившись от абсурдной мысли, что могу наткнуться на Луи Цифера, просто гуляя по округе, я перешел дорогу до длинной террасы, засаженной деревьями и выходящей на широкий парк и реку. К западу, за излучиной Сены, в небо над раскинувшимся городом уходила Эйфелева башня. Я спустился по широким ступеням и попал, если не врал путеводитель, в Jardin des Tuileries