Барабанщик навострил уши.
– А он кем будет? Какой-то мулла?
– Скорее, Гудини для бедных. Кажется, живет в Париже. Не видал такого?
– Прости, нет.
– Может, подскажешь пару местечек, где он может торчать? Бывают в каких-нибудь клубах в Париже церемонии вуду?
– Вуду?
– Ну да. Барабаны. Танцы. Гаитянское мумбо-юмбо.
– Знаешь, есть такое место – «Ла Кабан Кубен». В основном они по румбам и самбам. Вечерние танцы. Вся херня.
– «Барон Самеди», – пробормотал Бад Пауэлл, глядя прямо перед собой.
– Что-что? – Повернулся к нему Клук.
– «Барон Самеди», у Ле-Аль.
– В точку. – Кларк посмотрел на меня. – Бад дело говорит. Есть тут по соседству кабак под названием «Барон Самеди», в Первом округе. Рядом с центральным продуктовым рынком. Гаитянский. Креольская кухня. Вуду-представления. И прочая зомби-хренотень. Слышал, там пьют куриную кровь и еще хрен знает что.
– Спасибо. Загляну.
Кенни Кларк пригляделся ко мне, как коп.
– Кстати сказать, а та милашка Евангелина сама не была какой-то королевой вуду?
– Что-то в этом роде, – признался я.
– Какого я только говна в свое время о тебе не наслушался. Будто ты когда-то возил с собой в багаже череп.
– Так говорят. Сам уже не помню.
– Что ты паришь! – Кларк теперь откровенно включил копа. – Этакая дичь не забывается.
– Меня приложило на войне, – сказал я. – Отшибло память. Я и тебя-то толком не помнил, пока сегодня не услышал, как трио играет «Cherokee». И тут сразу все щелкнуло.
Клук посмотрел на меня более сочувственно и положил тяжелую руку мне на плечо:
– Война, блин. Баду тогда тоже в кочан прилетело. Может, вы, засранцы, еще самые везучие из нас. Иногда я и сам не прочь забыть все это говнище.
– Не стоит, мужик, – ответил я. – Слишком много забудешь – слишком много простишь.
– Аминь, брат, – сказал Клук.
Глава 8
Мне приснилось, как Епифания пляшет голой в Центральном парке. Кровь сбегала у нее по груди, пока она кружилась в неистовом бамбуше среди распевающей толпы. Во сне она сжимала не обезглавленную курицу. Вытянутые руки держали за волосы отрезанную человеческую голову, и кровь брызгала на ее лицо, охваченное экстазом. Это была моя голова. После кошмаров я обычно просыпаюсь в холодном поту, с застрявшим в горле немым криком. В этот раз я хохотал до колик. Серьезно. Во сне болтающаяся окровавленная голова завывала от маниакального смеха. Я проснулся и обрадовался, что котелок еще сидит на плечах.
Я незамедлительно приступил к работе. Во-первых, убрал светлый парик к остальным в обувную коробку. Парики венчали список заноз в заднице. На большинстве голов, которые покатились во время Террора, были парики. Хватит их с меня. Я выполнил простые инструкции на упаковке краски для волос «Мисс Кэрол», которую купил в Хартфорде. Краска избавила от потребности в парике. Фотография в паспорте была годовой давности. Поход в парикмахерскую объяснит любую разницу.
Сидя за столом в ожидании, когда высохнут волосы, я вставил лист отельной бумаги в печатную машинку, которую вчера вечером попросил у консьержа доставить в номер, и приступил к первому из нескольких писем, начиная с трех парижских адресов из книжки Уоррена Вагнера. Все письма, по сути, были одними и теми же: дескать, я сотрудник Вагнера, в городе по делу, надеюсь, что мне помогут связаться с Луи Цифером. Все пять писем я подписал «Джон Х. Фаворит» и планировал вложить в конверты копии фотографий и доктора Цифера, и Эль Сифра, когда заберу их в лавке.
В двубортном пиджаке с аккуратным платочком и красным фуляровым галстуком на виндзорском узле я был готов к встрече с любым напыщенным банкиром. С пятизарядником на ремне я был готов в принципе ко всему. Все-таки я не ждал корраля «О-Кей»[86].
Я попросил консьержа в вестибюле забронировать столик в «Ритце» на обед, ровно в час, и порекомендовать хорошего местного стоматолога, который говорит по-английски. Надо было заменить временные коронки чем-то понадежнее. Я не упомянул о том, что меня били по лицу. Он сказал «oui»[87] на обе просьбы, ответив, чтобы я обратился к Мишелю – старшему официанту в «Ритце» – и что сведения о стоматологе будут позже сегодня днем. По дороге к дверям я прихватил халявный зонтик из бронзовой стойки.
Вход в «Гарантийный фонд Моргана» в доме № 14 более-менее не отличался от остальных арок вдоль единого фасада, окружающего Вандомскую площадь. Не больше шика или формальности, чем у «Герлена», «Скиапарелли» или «Карон». Внутри было довольно душно и чинно, как во всех пафосных банках в мире. Я сказал джентльмену в сером костюме-тройке, что хочу снять депозитную ячейку, и тут же завертелись шестеренки эффективности. За солидным письменным столом я предъявил для официальной инспекции паспорт и заполнил с помощью переводчика несколько бланков. В аптечных очках мелкий шрифт читался на ура.
Все было в порядке. Мне дали ключ. На вопрос, хочу ли я поместить в ячейку какие-то ценности, я ответил «уи», и меня сопроводили в приватное помещение со столом и стулом. Банковский клерк ушел и тут же вернулся с металлической депозитной ячейкой продолговатой формы. Поставил на стол и удалился. Я повернул в замке свой новый ключ. Открывая крышку, так и ждал, что найду внутри какой-нибудь неприятный сюрприз. Но контейнер был пуст, как моя душа. В него я положил бархатный мешочек с серебряной монетой. Повесив пиджак на спинку стула, я расстегнул рубашку, не снимая галстук. Достал все четыре пачки денег из пояса. Прихватив пять сотен на карманные расходы, остальное скинул в ящик, снова надел пиджак и вызвал звонком охранника.
Перед уходом из мраморных чертогов «Гарантийного фонда Моргана» я разменял американские бабки на лягушачьи. Вышло около двух с половиной миллионов франков. Я убрал свои кровные в сумку, пока джентльмен в костюме-тройке отступил и поблагодарил меня за сотрудничество с банком. Я сказал, что этот банк мне порекомендовал друг. Луи Цифер. Я напустил на себя лучший эстрадный шарм. Когда говорил, получилось что-то вроде «Лои Тсифэ».
– Он здесь получает почту. Знаете его?
– Простите, мсье. Наша политика – не раскрывать имена клиентов.
– Прямо как у меня, – ответил я и свалил.
Я пробрался через парковку, забитую лимузинами, на другой конец площади и прочь с нее. Еще пара минут до часа. Сгонял в табачку на углу улицы Капуцинок, забрал сорок снимков, которые заказал вчера, и сложил все в сумку.
«Ритц» находился под № 15 прямо напротив моего банка. «Эспадон» выглядел достойным всех королей, которые здесь отужинали. Роскошные персиково-кремовые стены, длинные арочные окна в золотой и синей драпировке, высокий потолок, расписанный под летнее небо, по которому плывут пухлые облака. Я попросил Мишеля. Ко мне с апломбом посла вышел старший официант в смокинге. Я назвался, и тогда он одарил меня слабым намеком на улыбку.
– Прошу, мистер Фаворит, – сказал он по-английски без акцента, провожая к отличному столику у стены.
Мишель выдвинул стул, а я дал ему банкноту в 500 франков. Мы тут же стали настоящими приятелями. Я заказал комплексный обед за 1300 франков – высшая кухня: европейская солея, разделанная прямо у столика, asperge hollandaise[88] и утонченный овощной салат, да все под бутылочку вкуснейшего «Пуйи-Фюиссе». Вино оплачивалось отдельно. Заодно узнал, как по-французски будет «спаржа».
Уходя, я отвлек Мишеля на пару слов и похвалил обед.
– Вы всегда желанный гость, мсье Фаворит.
Я поблагодарил его и сказал, что я продюсер, приехал в Париж в надежде найти замечательный талант, которого никогда не встречал, а знал только по сценическому имени.
– Возможно, вы его знаете? – сунул я старшему официанту фотку доктора Цифера на пару с очередной банкнотой в 500 франков. С блестящей ловкостью рук банкнота исчезла, пока Мишель изучал фотографию.
– Ах да, – сказал он. – Очень хороший клиент. В последнее время заходит редко. Возможно, я не видел его уже несколько месяцев.
– Вы знаете, как его зовут?
– Конечно. Это мсье Натас. Всегда просит столик в дальнем углу.
Я спросил, как пишется имя, и Мишель черкнул его на обратной стороне своей визитки.
– Просите меня в любое время, когда понадобится столик, – сказал он, отдавая карточку. – Я прослежу, чтобы у вас был лучший.
Вернувшись в «Вандом», я задержался у консьержа и попросил зарезервировать столик на десять часов в «Бароне Самеди». Чтобы успеть, мне нужно было такси.
– Pas de probleme[89], – сказал он и тут же вернулся к идеальному английскому. – Вам не придется выезжать из Первого округа. Это очень близко. Пятнадцати минут достаточно, – консьерж вручил мне карточку. – Я договорился о посещении стоматолога. Завтра в полдень у доктора Мюсси. Его кабинет меньше чем в трех кварталах отсюда, в шаговой доступности.
У себя в номере я достал телефонный справочник и проверил раздел на «Н», нашел девятерых Натасов, проживающих в Париже. Списал все имена, адреса и телефоны. Некоторые указывались только под инициалами, так что определить пол было невозможно. Какой-то миг я думал их всех обзвонить, но быстро отказался от этой мысли, чтобы сохранить элемент неожиданности.
Пора довести маскировку до совершенства. Прихватив в вестибюле бесплатный зонтик, я направился прямиком в «А. Сулка и Компани». Я где-то читал, что здесь закупались принц Уэльский и Кларк Гейбл. Войдя, сразу понял, почему. Если после продажи души дьяволу будешь захаживать сюда после обеда в «Ритце», то, может, это не такая уж плохая сделка. Лакированные стены из медового дерева светились, как янтарные плиты. На безупречных бежевых ковриках не оставалось следов после мокрой мостовой. Товары ненавязчиво таились в альковах, выставленные на кубах из все того же золотистого дерева. Шелковые галстуки висели длинными ровными рядами, как книги на полке.