Бросив взгляд через плечо, я увидел за тенями танцоров в оргии, как один из здоровяков в черном оторвался от девственницы. Второй пробирался через толпу ко мне.
– Vite![159] – скомандовала Бижу и потянула за руку.
Я позволил увести себя из вакханалии, и мы заспешили по винтовой лестнице – голые ноги не издавали ни звука на металлических ступенях.
Мы быстро оделись в круглом зале. По примеру торопившейся Бижу я не тратил времени зря и был готов отправляться уже тогда, когда она натягивала сапоги. Пока к нам никто не присоединился, мы заспешили с фонариками и сумками в руках по ступеням, вырезанным в стене. Вернувшись в безопасность туннелей, я попытался сжать Бижу в объятьях, но она вырвалась.
– Не сейчас, – прошипела она, с тревогой оглядываясь туда, откуда мы пришли. – Ты опасный человек. Un fou![160]
Я потерял счет поворотам в лабиринте, когда мы наконец оказались у конца костяного туннеля. Какой-то первобытный импульс заставил меня выдернуть из стены череп.
– Qu’est-ce que tu fais?[161] – резко спросила Бижу, рассерженная, как учительница пятого класса.
– Я раньше путешествовал с таким же, когда пел в группе Паука. Маленький сувенир с памятной ночи. – Ухмыляясь Бижу, я сунул череп в саквояж.
– Comme un voleur dans le nuit[162], – сказала она.
– D’accord![163]
Пока мы не поднялись на улицу, она не удостоила меня ни словом. И никакой благодарности, когда я помог ей дотянуться до первой скобы лестницы. Бижу заперла замок на решетке и приняла мою руку, когда мы выходили из вонючего туалета.
– Надеюсь, твое кощунство не будет стоить тебе милости Сына Зари, – сказала она. – Тогда тебе не поможет твой атаме.
– Что еще за атаме?
– Ты не знаешь? Какой чернокнижник не знает названия собственного жертвенного кинжала?
– Может, заплутавший.
Бижу пригляделась ко мне. В ее глазах стоял страх.
– Ты очень рискуешь.
– Нет времени на перестраховку.
– Возможно, у тебя вообще больше нет времени. – Она скрылась в темноте, так что не слышала, как я ответил:
– Я готов рискнуть. Владыка Сатана любит игроков.
Глава 14
Выбравшись на следующее утро из постели, я заметил на половичке у двери конверт. Поднял. Незапечатанный. Я вытащил чек на тяжелой вандомской бумаге. Счет за пять ночей подошел к 126 300 франкам, включая обслуживание номера и двадцать процентов отельного сбора. Такими темпами жизнь на широкую ногу будет стоить мне по косарю в месяц. Я знал, что делать. Но сперва насладился кипятком в душе. Я не воображал, будто смогу отчиститься от вчерашнего зла. Кровь смывалась. Осадок черной магии оставался в душе навсегда.
Позвонив Кристиану Д’Оберену – агенту по недвижимости, которого я встретил на рейсе в Париж, – и назначив встречу, чтобы он показал мне этим утром жилье, я спустился в вестибюль оплатить счет.
Попивая эспрессо в ожидании Д’Оберена, я думал о том, как лихо просадил две штуки в пять дней. Вести себя как грабитель в бегах, которому подфартило, – не дело. Неудачники вроде Диллинджера и Малыша Нельсона брали большой куш и тут же стремглав гнали его прожигать. Они знали, что их дни сочтены. Когда подходит срок, человек отпускает удила. Я намеревался выследить Цифера быстро, пока след не остыл, но не собирался сдаваться, сколько бы времени это ни заняло.
– Мистер Фаворит… – Мои мысли прервал бархатистый голос Кристиана Д’Оберена.
– Давай на ты. Зови меня Джонни, – сказал я, вставая и протягивая руку.
– Крис, – ответил он, и мы пожали руки. Он всмотрелся в меня. – Ты изменился.
– Une nouvelle coupe. – К этому вопросу я приготовился: узнал, как сказать на французском «новая прическа».
– Très chic[164]. Моя машина снаружи.
Д’Оберен водил отличную тачку – гладкий черный седан «Ситроен» с обтекаемым акульим капотом, который того гляди прорвет звуковой барьер. Мы выскользнули с Вандомской площади в трафик на рю де Риволи, пока Крис небрежно болтал ни о чем, словно мы уже давным-давно лучшие приятели.
В течение утра мы просмотрели четыре-пять апартаментов – или квартир, как их называл Д’Оберен. У всех был один общий минус. Консьержки. Подозрительные бабки в плохо сидящих домашних халатах. Разных видов и форм, но все – в каждой бочке затычка. И близко не услужливый малый в «Вандоме», который умел и стоматолога найти, и подробный список хороших ресторанов составить. Главное, что я требовал, – возможность приходить и уходить, не попадаясь на глаза. Мои дела должны оставаться личными. Легче это было объяснить Крису за превосходным обедом в «Фукете» на Елисейских полях.
– Bien sûr. Я знаю одно местечко. Может быть идеальным, – сказал Д’Оберен. – Но оно на Левом берегу, в Седьмом округе.
– Какая разница?
– Не знаю. Этот район несколько… Как бы выразиться? Bohème.
– Tant mieux, – продемонстрировал я свой ограниченный французский. – Тем лучше, – не уверенный во фразе на сто процентов, я продублировал ее на английском, чтобы доказать, что понимаю, о чем говорю. – Помнишь того фокусника, про которого я спрашивал на самолете?
– Смутно.
Я достал из сумки две фотографии и показал ему.
– Может, оставишь себе. Я сделал копии. Ты в своем деле встречаешь много людей. Вдруг кто-нибудь из них видел его в последнее время.
– Возможно. – Д’Оберен пригляделся к афише Эль Сифра. – Ты побывал в ночных клубах, которые я советовал?
– В процессе. Недавно проверил цирк «Медрано». Доктор Цифер выступал там под именем Фра-Дьяволо.
– Правда? Мои дети обожают этот цирк.
– Держи их подальше от этого субчика. От него не жди ничего хорошего.
По дороге на другую сторону города Д’Оберен с удовольствием описывал достопримечательности. Мы пересекли Сену по дороге через остров, который, по его словам, назывался Сите, а когда мы ускорились на втором мосту, Д’Оберен показал мне Нотр-Дам. «Ну-ты-дал», – подумал я о своем, вспоминая вчерашнее. Мы повернули направо, на улицу вдоль реки. Крис махнул на бульвар с деревьями за широкой площадью, которую назвал Сен-Мишель.
– Boul’Mich, – весело сказал он. – Центр Латинского квартала.
Я уже был на этой речной улице по дороге из аэропорта. Неделю назад все выглядело необычным и незнакомым. В этот раз я не обратил внимания на Эйфелеву башню в отдалении, но присмотрелся к ряду книжников с деревянными лотками – как газетчики в Нью-Йорке. На Левом берегу не встретилось ничего особенного. Часто разыскивая сбежавших подростков в Гринвич-Виллидж, я навидался богемного сброда. На этой открыточной улице он не мелькал.
Через несколько кварталов я увидел за рекой сад Тюильри, и Д’Оберен резко взял влево. «Бульвар Сен-Жермен», – сказал он. Мы продолжали движение по односторонней улице, пока не проехали перекресток с бульваром Распай. Чуть дальше машина замедлилась у типового ряда серых зданий XIX века. Д’Оберен свернул направо в модернистскую арку, на мощеный внутренний двор, остановился перед двухэтажным коттеджем, облицованным голубыми дельфтскими изразцами.
– Voila!
Домик как будто вышел из сказки. Пристроился в дальнем левом углу двора.
– Ферма, построенная во времена правления Людовика XVI, – сказал Крис, когда мы выходили из его машины в стиле Бака Роджерса. – Целиком держится на шипах и пазах. Ни единого гвоздя. Плитку добавили позже, до Революции. В середине прошлого столетия город расширился и проглотил здание. Бабочка в янтаре.
Я спросил себя, не всем ли клиентам Д’Оберен гонит эту пургу про бабочку.
– Это особенное место, – продолжал он, забыв о поэзии в пользу старой доброй речи продавца. – Не для всех. Идеально для знатока, способного оценить подобную драгоценность.
Мне показалось, что он перестарался.
– Без консьержа? – спросил я, когда мы подошли к широкой входной двери с древними коваными жиковинами.
– Без. Ты будешь сам по себе. – Д’Оберен поднял руку над головой и нажал на резную розетку над правым косяком.
Она открылась, а за ней обнаружилась ниша, откуда он извлек старомодный железный ключ в три раза больше любого обычного. Таким ключом запирали средневековые темницы.
– Наш маленький секрет, – подмигнул он, закрывая розетку.
Д’Оберен показал мне жилье. Потолок на первом этаже был высоким, с вытесанными вручную деревянными балками. Неровные стены в белой штукатурке. Широкие половицы. В плохо обставленной главной комнате были огромный камин, длинный стол на козлах с шестью простенькими деревянными табуретами и продавленная велюровая софа. По маленькому холодильнику и газовой плите на кухне плакал «Музей допотопной кухонной утвари Бетти Крокер»[165]. Плюсы – все работало и имелся весь холостяцкий набор: ножи, вилки, тарелки и стаканы. Такая хаза по мне.
С кухни был выход в ванную комнату – такую крошечную, что она казалась самим воплощением слова «уборная». Почти все место занимала старинная лохань с ногами-лапами.
– Не так богато, как в «Вандоме», – добавил Д’Оберен, снова фальшиво подмигнув.
Больше смотреть было не на что. Спальня наверху со стенами-скатами напоминала чердак. На латунной кровати я заметил стопку сложенного постельного белья и одеяло с гусиным пухом.
Последним помещением был погреб – маленький сырой закуток с грунтовым полом.
– А где печь? – спросил я.
– Печи нет.
– А как же отопление?
Риелтор с мрачным видом отвел меня обратно наверх, объясняя, что придется пользоваться бойлером, чтобы греть воду для ванной, а для комнат – довоенным электрическим обогревателем. Наверное, уже думал, что потерял клиента. Д’Оберен открыл армуар и вытащил обогреватель.