– мой хозяин хотел отужинать по-семейному, разделив каждое блюдо, и накладывал наши порции с элегантностью. Я знал, что он ни за что не позволит мне платить по счету. На вкус все было tres путем, и каждое блюдо сопровождалось великолепным вином – шабли, белое бургундское, бордо.
Когда прибыла сырная тарелка, я понял, что скоро Тополински потянется за скрипкой и мне опять придется отрабатывать ужин.
– Топо, мне нужна услуга, – сказал я.
– Скажи только слово.
– Помню, ты говорил, что знаешь латынь.
– То, чему учат иезуиты, никогда не забывается.
– Ситуация такая. У меня есть друг – скорее, деловой знакомый, – который состоит в тайном обществе, где все собрания проходят исключительно на латыни. Такое впечатление, что не обходится без какого-то сатанизма, оргий и всего такое прочего.
– Вроде «Клуба адского пламени»? – спросил Топо.
– А это что?
– Одиозная языческая организация XVII века. Основана английской знатью – притворными дьяволопоклонниками, – и там предавались выпивке, разврату и пиршествам. Вот такой клуб по нам, а, Джонни?
Топо даже не представлял, как близка к правде его шуточка.
– Меня самого раньше звали дьяволопоклонником, – сказал я с ухмылкой. – Вот почему меня так интересует тайный клуб моего друга. Боюсь, не могу тебе сказать, как он называется. Как и имя этого друга. Ты сейчас поймешь, почему. В общем, на прошлой неделе этот друг приходит и говорит, что не сможет посетить следующее собрание. Но для него очень важно знать все, что там происходит. Попросил меня сходить вместо него. Как бы работа под прикрытием. Все в звериных масках. Никаких имен, только цифры. Тайное общество во все края.
– Ты ходил?
– Naturellement. Только дело в том, что никаких оргий не было, одни разговоры. И все на латыни. Друг дал мне маленькое устройство записи, чтобы пронести на встречу. Решил, что мне можно довериться, потому что я не понимаю их галиматьи.
– Галиматья… – повторил Топо с усмешкой.
– В общем, я все записал. И должен отдать запись завтра. И вот тут вступаешь ты, Топо. Я так думаю, на записи может оказаться что-нибудь полезное для меня – ну, знаешь, в деловом смысле. То, что этот парень хочет от меня скрыть. Может, скажешь, что это неэтично?
– Напротив. Изредка я втайне подсылаю своего молодого племянника к конкурентам – скажем, в «Лассер» или «Лука-Картон», – чтобы он на должности подмастерья разузнал их техники. Ресторанный бизнес – это как война. Особенно если у тебя три звезды «Мишлена» и ты хочешь их сохранить. – Топо потер ладони. – Мне это очень нравится. Как быть шпионом.
– Vraiment, – сказал я. И в самом деле война. – Я хочу, чтобы ты перевел запись. Может, мне что-нибудь пригодится в следующий раз, когда займусь бизнесом со своим так называемым другом.
Топо намазал на хлеб мягкий сыр.
– Как долго длится запись?
– Около двух часов. Там не сплошные разговоры. Много длинных скучных пауз, когда все сидят и молчат. Это можешь проматывать. Может, всего около часа латыни.
– Очень хорошо. Я переведу для тебя. Поиграю в шпиона. – Топо позвонил обслуге. – У меня есть старая бутылочка отменного винтажного коньяка. «Круазе» 1908-го. Осталась половина. Я ждал идеального момента, чтобы разделить остатки.
– Идеально, – сказал я. – Попивать прекрасный бренди, пока ты работаешь.
Я придвинул через стол «Минифон» из наплечной сумки. Ресторатор изучил миниатюрное устройство так, будто это незнакомый кухонный прибор. Я видел, что он принял его за игрушку. Тем лучше. Безопаснее. Невинно, как шпионить за конкурентами и воровать рецепты. Вместе с аксессуарами «Минифона» я достал бумагу из отеля «Калифорния».
– Такой маленький, – сказал Топо, рассматривая П-55. – То, что надо для шпиона.
Я подключил внешний динамик и показал своему ретивому переводчику, как управлять машинкой. От моего пера Топо отмахнулся и сказал, что предпочитает собственный механический карандаш. Больше не говоря ни слова, он нажал кнопку «воспроизведение», напряженно склонился над динамиком и принялся за работу.
Было уже за полночь, когда Топо выключил П-55.
– Fini, – сказал Тополински, отодвигая ко мне через стол страницы, покрытые убористым почерком. – Certainement pas orgie.
– И близко не оргия, – согласился я, глянув на то, что он написал. Все на французском. – Давай обсудим.
– Собор?
– Так называется клуб? Собор? – Я разыгрывал из себя натурального дурачка.
Топо кивнул.
– Даже название не сексуальное. Какой был твой номер, Джонни?
– Тринадцать. Trēdecim.
Он притянул к себе страницы и проглядел.
– У тебя убили дочь?
– История моего друга. У меня нет детей. Он только подучил, что сказать на латыни. Я надеялся узнать правду о его дочери на собрании.
Тополински позвонил прислуге.
– Боюсь, тут я помочь не смогу, Джонни. После того как ты объяснил причины отсутствия номера тринадцать на предыдущих двух встречах, об этом больше не упоминалось.
– Черт! – Я нахмурился с фальшивой озабоченностью. – А я думал, что-то на него накопал. О чем была остальная встреча?
– Смещение их председателя. Они называли его Люцифер. Иногда – Владыка тьмы. Как в старом «Клубе Адского пламени», где в шутку часто раздавали дьявольские титулы. Голубая кровь строила из себя сатанистов. Богатые банкеты в стиле черной мессы. Шлюхи, одетые в монашек.
У меня забилось сердце.
– В том шалмане не было никаких монашек, – сказал я, с трудом сдерживая хладнокровие. Сделав глубокий вдох, спросил: – Что значит «смещение»?
– На встрече состоялось голосование о том, чтобы лишить председателя полномочий. Звучал глагол «deponere». «Сместить» по-латински. Избавиться. Чаще они говорили «abdicare», что значит «отречься» или «откреститься». Это же ты наверняка знаешь?
– Нет. Понятия не имею. По-латински ни бе ни ме. Друг просил просто воздерживаться на любом голосовании.
Стук в дверь обозначил прибытие пожилого официанта. Топо попросил принести магнум винтажного шампанского «Родерер».
– Brut, s’il vous plaît[306], – сказал он. – 47-й год, если есть охлажденная бутылка.
Я подождал, пока мы остались одни.
– Только шесть воздержавшихся? – спросил я, уже зная ответ.
– Считая тебя. Ни единого голоса «против».
– А о чем были прения? Что обсуждал Собор?
– Все это есть дословно в переводе. Этот так называемый Люцифер отказывается держать ответ. Так это у вас говорится?
– Какой еще ответ?
– Правила твоего современного «Клуба Адского пламени» требуют, чтобы председатель лично появлялся на любом собрании, где выдвигается предложение о его смещении. Так называемый Люцифер пропустил две встречи подряд. Все это в подробностях есть в моей транскрипции. Если он не придет на следующее собрание, его снимут с должности в порядке упрощенного производства.
– Автоматическая отставка?
– Похоже на то.
Подверг ли я этим Топо опасности? Не найду ли я однажды его отрубленную голову, запеченную в железной угольной плите? Да с яблоком во рту? В голове бешено носились маниакальные мысли. Бессмертие Цифера длится столько, сколько он носит Корону Ада. Дважды Собор Тридцати голосовал за то, чтобы лишить его престола. Оба раза он проигнорировал официальный вызов. Если Цифер не появится на следующем собрании, его развенчают без голосования. Изгонят. Низвергнут. Лишат престола. Больше никакой не Владыка Сатана. Луи Цифер снова станет смертным. Очередным заурядным нулем без палочки, как и я. Рожденным умереть. Сдохнуть, как пристреленная псина.
Тактичный кашель снаружи известил об официанте, который принес огромную бутылку шампанского на льду. Он поставил поднос на стол и ушел, ни разу не пикнув.
– Alors[307], Джонни, – сказал Топо, – у тебя еще остались вопросы или пришло время для вина и песен? Увы, женщин нет.
– Женщины сидят дома, пока мужчины пьют и поют, – ответил я с улыбкой, чувствуя себя, как ушедший из спорта боксер, который возвращается на ринг, еще в силах нанести внезапный и мощный апперкот.
Какие тут еще могут быть вопросы? Тополински уже ответил на самый главный.
Глава 42
Когда я подъехал на такси, «Барон Самеди» был закрыт. Я решил, что Бижу еще считает прибыль, так что прошел с собственными ключами и сразу поднялся наверх. В алкогольном угаре, ликующий, но смертельно уставший, я заполз в ее большую кровать. Через час меня разбудил крик Бижу. Все еще с туманом в голове я разобрал только несколько знакомых слов: «menteur!», «salaud!» и «connard!».
– Ого. Помедленней, детка, – промямлил я, моргая под ее натиском. – Если хочешь, зови меня лживым ублюдочным говнюком, я не против, но только на английском.
– Лживое ублюдочное говно, – бросила она. – Où étiez-vous? – «Где ты был?»
– Деловая поездка, как я тебе и говорил.
– Столько времени? Что у тебя за грязные делишки?
– Шоу-бизнес. Самое грязное дело на свете.
– Ты лживый подлец. – Она села на край кровати. – Ты был с другими женщинами, я знаю.
– Я ездил в Рим. Ты права, я был там с женщиной. Ее зовут Бриктоп. Знаешь?
– Все знают Брикки, – фыркнула Бижу. – Она годится тебе в матери. Какое тебе удовольствие от древней плоти?
Презрительную насмешку Бижу подточила разъедающая неуверенность в себе из-за того, что она на десять лет старше меня.
– Я с ней пел. В ее клубе на виа Венето.
Улыбка преобразила маску ярости Бижу в личико, которое так и хотелось поцеловать.
– Это правда? Ты пел у Бриктоп?
Я чмокнул Бижу в губы. Притянул к себе на кровать – скользкую в блестящем черном платье, как морской котик.
– Я подумываю о возвращении. О том, чтобы снова стать крунером. На прошлой неделе разминал связки в подвальном джазовом клубе на Левом берегу. С ансамблем Клука Кларка. Как бы проверял воду.