Я направился к двери.
– Non, – ответил Альфонс. – Adieu, Джонни. – «Прощай», сказал он.
Утрамбованный земляной пол в подвальчике оказался твердым, как бетон. Каждый удар киркой отдавался в руках. Спустя полчаса я едва ли поцарапал поверхность и выдолбил грубый прямоугольник в два метра длиной, метр шириной и где-то десять сантиметров глубиной. Мерцающая керосиновая лампа на деревянном стеллаже отбрасывала пляшущие тени на каменные стены. Мой «Манхэттен» испускал закатное сияние. Я взял стакан и щедро отхлебнул.
Раздевшись до пояса, я горбатился, как путевой рабочий, который кладет рельсы в августе. Непривычные к ручному труду мягкие розовые ладони покрылись мозолями. Дорогие перчатки из свиной кожи, которые я купил в Хартфорде, не спасали. Когда около семи я прервался на перекус, примитивная подвальная могила углубилась на полметра.
Я устроил пир из хлеба, сыра, корнишонов и последней бутылки бордо на столике перед гостеприимным огоньком. В своем тайном убежище я чувствовал себя в безопасности. Только Крис Д’Оберен знал, где меня найти. Когда Альфонс сказал, что рядом вынюхивают копы, я понял, что инспектор Ленуар поставил у café-tabac слежку. Префектуре хотелось знать, куда я ходил после таинственных звонков с таксофонов.
Выходя от Рейнара, я не заметил хвоста, но знал, что он должен быть. После многих лет жизни в шкуре Гарри Ангела осталось шестое чувство. Домой я вернулся долгим окольным маршрутом.
Теперь надо было взглянуть в глаза фактам. Подумать о недостатках в плане. Что может пойти не так. Кардинал Латур думал, что я шестерка Тредецима. Винтик большого механизма. Вроде того, который он контролировал на пару со своим дружком из Собора Тридцати. Вроде того, что был у зажиточного магната-кораблестроителя Итана Крузмарка, настоящего Тринадцатого. Этим людям не представляло труда похитить человека за один день, даже важного. Моя цель наверняка будет серьезной, как они сами. Для них уведомление за день – очередная демонстрация силы. Может, мне это не по зубам. Не потянуть в одиночку. Я с силой замахнулся киркой. Грубая сила – лучшее лекарство от тревог.
Когда я прервался в полдевятого, прямоугольная дыра в подвальном полу была уже почти в метр глубиной. Я снова натянул фланелевую рубашку, прикрывшую короткоствол в кобуре на левом бедре. Не стал переодеваться из грязных рабочих джинсов. В цирке дресс-кода нет. Поднимаясь по Сен-Жермен, я прошел мимо заведения Рейнара – закрытого и потемневшего. Пустого, как мое сердце.
Около девяти я сошел с поезда номера 12 на Пигаль. Все сияло, как на дешевом карнавале. Куда ни глянь – мигает неон. «Мулен Руж». «Сирано». «Ив». «Пигаль». Я ушел от этой мишуры и через пару кварталов нашел огни цирка. Никакого неона. Старомодные буквы из лампочек, словно из другой эры, гласили: «MEDRANO».
На большом щите под объявлением о Фернане Рейно красовалась новенькая горизонтальная афиша. «Incroyable! FRA DIAVOLO!!! Êtonnant! MAGIE DIABOLIQUE!! Ce Soir Seulment»[314]. Сегодня выступал только доктор Цифер с его особой «дьявольской магией». Я уже распробовал ее в парке. Местные олухи и не знали: величайший трюк Цифера – то, что они сами к нему пришли. Как же хотелось убить его прямо на арене. Блестящий финал для его дьявольского номера.
Я вошел под центральную арку в маленькое фойе с кассой. Мимо прошли всего несколько гуляк. В конверте с тисненым логотипом Жерома Медрано ждал билет на мое имя. Проходка была в loge. Лучшие места в зале. Изнутри гулко отзывался далекий грохот ансамбля. В ложу меня проводила миленькая молодая капельдинерша в цветастом платье вместо нелепых цирковых ливрей с латунными пуговицами. Место было у прохода, в первом из четырех коротких рядов.
Я посмотрел через поручень на арену метров десяти в диаметре. Вокруг круто поднимались ряды. Аншлаг даже в вечер понедельника. Под свет софитов в центре вышел шпрехшталмейстер в смокинге и объявил первый номер – наездника на тигре. Цирковой оркестр изо всех сил выдавал свое «ум-па-па». Скакали и резвились собачки – друзья большой кошки. Последовали другие номера с животными, в том числе слоненком Беролиной, которая крутила обруч и играла хоботом на колокольчиках. Потом вышли Колетта Дюваль и Жиль Деламар – замужняя пара акробатов, которая быстренько исполнила кульбит под куполом. Между большими выступлениями выбегали клоуны.
Я начал клевать носом. Внезапно посреди арены вырвался гейзер пламени. Яркая вспышка застала публику врасплох. Через дым и огонь проступила безмолвная, как призрак, фигура в монашеской рясе с капюшоном. От складок одеяния вились ядовитые нити черного дыма. В правой руке пришелец держал потертый ковровый саквояж. Он поставил саквояж и стряхнул плащ на опилки. Это был Цифер.
Он оказался в алом облачении до пола – таком ярком, словно крашенном всей кровью с полей сражений, пролитой со времен, когда человек впервые взял в руки дубину. Он поднял руки к куполу. «Mesdames et Messieurs, – провозгласил Фра-Дьяволо. – L’enfants de tous âges». Классическое цирковое вступление. «Дети всех возрастов». На Цифере не было грима – только красный кардинальский дзуккетто и блестящая в свете квадратная белая эспаньолка. Глубоким баритоном, резонирующим от музыкального напева, Фра-Дьяволо поведал на французском о своем путешествии в Ад и обратно.
Я не прислушивался. Болтовня в духе шапито, подводящая к первому большому фокусу.
– Я принес из ада пару вещичек, – произнес Цифер, наклоняясь к саквояжу.
Оттуда под светом прожекторов повалил бледный мглистый пар, расползаясь по земле вокруг волшебника в красном, как туман. Внутри дымил сухой лед.
Алле-оп! Из сумки повыскакивали десятки мелких бесов. Средневековые существа с рыбьими головами и скорпионьими хвостами. Киноизображение, спроецированное на дым. Крошечные анимированные чудища резвились вокруг Фра-Дьяволо. Он извинился перед публикой, нараспев зачитав мельтешащим бесам демоническое повеление. Те поспешили обратно в саквояж. Крошечный батальон достал пару аляповатых парикмахерских столбов. Если быть точнее, коринфских пьедесталов. Не белоснежных, как можно представить, а раскрашенных в яркие цвета: синий, красный и желтый. Демоны поставили пьедесталы по сторонам арены. Цифер прокукарекал, и они засеменили обратно в сумку.
Публика аплодировала. Неплохой фокус. А если спрыгнуть на арену и начинить доктора Цифера горячим свинцом? Воскрешение из мертвых всегда было самым лучшим трюком. Но зрители и так уже ели у Фра-Дьяволо с рук. Он вещал о чудесах преисподней, как экскурсовод.
– Глаза, которые видели ад, видели всё, – сказал он. – Мои глаза не оскорбляют меня. И все же я вырву их[315].
Фра-Дьяволо вставил большой палец в уголок правого глаза и выдавил ловко, как Джек Хорнер свою сливу[316]. Это казалось так просто. Публика завопила от ужаса. Из пустой глазницы сбежал ручеек крови, словно рубиновая слеза. Цифер положил глаз на пьедестал. Больше мячика для гольфа. Блестяще-голубая радужка уставилась, как с логотипа детективного агентства Пинкертона.
– Этот глаз никогда не моргает. – Фра-Дьяволо спокойно, как ни в чем ни бывало, прошел по арене к противоположному пьедесталу.
От публики веяло ледяной волной ужаса, словно январским ветром на Пятой авеню.
– Как и этот, – внезапно Цифер выколупал левый глаз.
Все кричали. Он положил обнаженное глазное яблоко на второй пьедестал.
Фра-Дьяволо вернулся обратно в центр, раскинув руки, пустые красные глазницы превратили его лицо в трагическую маску.
– Теперь я вижу намного лучше, – провозгласил он.
Тогда как раньше он видел лишь мир, объяснил нам Цифер, теперь он взирал в вечность. Его глаза смотрели в обоих направлениях. Цифер предложил членам публики по сторонам от арены показывать разные вещи. В воздух поднялись часы, губная помада, очки и зонтики.
Фра-Дьяволо, незрячий, называл каждый предмет по очереди. Заодно описывал владельцев каждой вещи – лысых и усатых. Сделав комплимент декольте молодой девушки, он назвал цвет ее платья и цвета всех галстуков мужчин в ее ряду. Поразительный фокус. И в то же время такой обыденный. Ужаса не осталось и в помине. Доктор Цифер преобразил гротескное насилие в очередной заурядный номер менталиста. Он обратил пустой взгляд к ложе.
– Если вы думаете, что это очередной заурядный номер менталиста, то вы ошибаетесь! – сказал Дьяволо.
«Он читает мои мысли?» – подумал я по-английски. Фра-Дьяволо провернул лезвие.
– Для волшебника любое волшебство – заурядно, – сказал он на английском.
Внутри меня пробежал холодок. Что бы Цифер ни задумал, это предназначалось для меня. Он что-то рассказывал про голубей. Про их мягкое горловое воркование. Про их аэродинамические тельца и сверхъестественные инстинкты ориентации. Древние авгуры приносили этих птиц в жертву, объяснял Фра-Дьяволо. Копошились в их кишках, чтобы заглянуть в будущее.
– Я тоже могу предсказать будущее с помощью голубей, – объявил Фра-Дьяволо. – Не убивая их.
Взмах красным рукавом в сторону открытой сумки – и из ее глубин по два за раз взметнулась стая голубей. Десяток или больше. Черные и белые птицы.
– Вот будущее, – произнес безглазый Фра-Дьяволо. – Белые приносят удачу. Черные летят прямиком к обреченным.
Птицы кружились смерчем под балками купола Cirque Medrano. На юге Манхэттена старики-итальянцы пускали голубей с крыш многоквартирников. Какой-то спорт из времен Ренессанса. Мне всегда нравилось, как стая моталась, словно единое существо. Синхронизированное биение крыльев. Голуби Дьяволо полетели иначе. Стая разделилась. Многие птицы, черные и белые, угнездились на канатах и тросах, поддерживающих натянутую проволоку под куполом. Другие носились кругами над залом. Один за другим оставшиеся голуби либо поднимались к остальным, либо приземлялись кому-нибудь на плечо.