Дверь в мою квартиру была широко открыта. Внутри мигала фотовспышка. В воздухе витал запах дешевых сигар. Я прошагал внутрь без единого слова. Трое легавых в мундирах бесцельно расхаживали туда-сюда. За столом сидел сержант Деймос и описывал кому-то по телефону мои приметы. В спальне снова мигнула фотовспышка.
Я заглянул внутрь. Эпифани лежала на кровати лицом вверх, нагая, не считая моих жетонов, и привязанная за кисти и лодыжки к раме четырьмя безобразными галстуками. Мой бескурковый «смит-вессон» торчал меж ее раскинутых ног, и его короткий ствол играл роль инструмента любви. Кровь из ее матки цвела на открытых бедрах яркими розами.
Лейтенант Стерн был одним из пяти детективов в гражданском, сгрудившихся вокруг опустившегося на колени фотографа.
— Кто вы, черт побери? — спросил патрульный за моей спиной.
— Я здесь живу.
Стерн глянул в мою сторону, и его сонные глаза расширились.
— Энджел? — его голос изумленно дрогнул. — Это тот самый тип. Арестовать его!
Легавый крепко ухватил меня сзади за руки. Я не сопротивлялся.
— Оставь свой запал на будущее, — сказал я ему.
— Обыщите его, нет ли при нем «пушки»! — рявкнул Стерн. Остальные полицейские смотрели на меня, как на зверя в зоопарке.
Пара наручников впилась в мои руки. Легавый обшарил меня и вынул «кольт-коммандер» из-за пояса моих брюк.
— Тяжелая артиллерия, — заметил он, протягивая его Стерну.
Лейтенант взглянул на оружие, проверил предохранитель и положил его на прикроватный столик.
— Почему ты вернулся?
— Больше некуда было идти.
— Кто она? — ткнул большим пальцем Стерн в сторону Эпифани.
— Моя дочь.
— Брехня!
В спальню важно вошел сержант Деймос.
— Итак, что мы здесь имеем?
— Деймос, позвони в управление и скажи, что мы арестовали подозреваемого.
— Слушаюсь, — ответил сержант и, не особенно торопясь, покинул комнату.
— Выкладывай, Энджел. Кто эта девушка?
— Эпифани Праудфут. Она владела гомеопатической лавкой на углу 123-й и Ленокса.
Один из детективов записал адрес. Стерн вытолкнул меня назад, в гостиную. Я сел на кушетку.
— Ты давно живешь с ней?
— Пару дней.
— В самый раз, чтобы убить ее, а? Посмотри, что мы нашли в камине. — Стерн поднял мой обугленный гороскоп за не сгоревший уголок.
— Хочешь рассказать нам о нем?
— Нет.
— Ну и ладно. У нас есть все, что нужно, не считая вероятности того, что в ее «норке» торчит чужой 38-й калибр.
— Он мой.
— Ты сгоришь за это, Энджел.
— Я сгорю в аду.
— Может быть, но для верности мы вначале подпалим тебя в этом штате.
Акулья пасть Стерна растянулась в злой усмешке. Я уставился на его желтые зубы и вспомнил смеющуюся физиономию, намалеванную в Стиплчейз-парке; та же полная злобы ухмылка шута. Единственная под стать ей — издевательская улыбка Люцифера. Я почти слышал Его смех, заполняющий комнату. На этот раз шутка достигла цели…
Рассказы
Стивен КингМэнглер
Полицейский Хантон прибыл на место происшествия, когда скорая помощь с выключенной сиреной и потушенными фарами медленно покидала прачечную. «Зловещее предзнаменование», — подумал он. По конторе сновали притихшие люди, некоторые из них плакали. Сама же прачечная была пуста. Большие автоматические стиральные машины, стоящие в дальнем конце зала, все еще работали. То, что прачечная оказалась пуста, заставило Хантона насторожиться. Казалось бы, люди должны остаться на месте происшествия, а не в конторе: в человеческих существах живет дикое желание видеть останки себе подобных. Похоже, на этот раз это было не очень привлекательное зрелище. Как всегда, когда Хантон присутствовал на месте серьезной аварии, мышцы его живота напряглись. Четырнадцать лет, проведенные за расчисткой человеческого мусора с автострад и тротуаров, не притупили его чувств. Каждый раз Хантону казалось, что внизу живота поселился какой-то злой зверь.
Увидев Хантона, человек в белой рубашке неохотно направился к нему. Это был богатырского сложения крупный мужчина. Из широченных плеч торчала голова. Нос и щеки были покрыты жилками и бугорками, то ли от высокого давления, — то ли от частных встреч с бутылкой. Он медленно попытался что-то сказать, но Хантон быстро прервал его:
— Вы мистер Гартли, владелец прачечной?
— Нет… Нет. Я — Стэннер, мастер. Боже, это…
Хантон вытащил блокнот.
— Пожалуйста, покажите мне место происшествия, мистер Стэннер, и расскажите, что произошло.
Стэннер побледнел.
— Я… я должен это сделать?
Хантон поднял брови.
— Боюсь, что должны. По телефону нам сообщили, что авария — серьезная.
— Серьезная… — казалось, что Стэннер борется с отвращением. Какое-то мгновение его кадык двигался как живой. — Миссис Фроли мертва. Боже, как не повезло, что Билла Гартли сейчас нет.
— Что произошло?
Стэннер ответил:
— Лучше пойдемте в цех. — Он провел полицейского мимо ручных прессов, упаковщиков рубашек и остановился около большой машины. Дрожащей рукой Стэннер провел по лбу. — Посмотрите сами. Боюсь, что я больше не смогу… От этого… Я не могу, извините.
С недоумением Хантон обошел машину. Оборудование здесь было устаревшее, пар подавался через сваренные чуть ли в домашних условиях трубы, людям приходилось работать без должной защиты с опасными химикалиями, и, в конце концов, вот вам результат — авария, да еще закончившаяся смертельным исходом. А теперь они не могут смотреть, не могут…
И тут Хантон увидел.
Машина все еще работала — ее никто не выключил. Машина скоростного гладильно-сушильного катка и упаковщика, которую позже он узнал так близко — шестая модель Хэдли-Уотсона. Длинное и неуклюжее название. Люди, работающие на ней, придумали лучшее имя — просто мэнглер.
Хантон долго, как завороженный, смотрел на машину. Потом он сделал то, что ни разу не делал за все четырнадцать лет своей службы — он быстро отвернулся, конвульсивно прижал руку ко рту, и его вырвало.
— Ты что-то сегодня мало ел, — сказал Джексон.
Джон Хантон и Марк Джексон сидели на лужайке около автоматического вертела. Женщины в доме мыли посуду и болтали о детях. Хантон слегка улыбнулся — этим вечером он вообще ничего не ел.
— Сегодня был плохой день, — сказал Хантон. — Просто ужасный день.
— Дорожное происшествие?
— Нет, авария на производстве.
— Серьезная?
Хантон ответил не сразу, но на его лице появилась непроизвольная гримаса. Он вытащил из холодильника пиво, открыл его и опустошил половину банки.
— Вы, книжные черви, наверное, ничего не знаете о промышленных прачечных?
Джексон засмеялся.
— Не знаю, как другие, а я знаю. Когда я учился на последнем курсе, я целое лето проработал в такой прачечной.
— Тогда ты должен знать машину, которую они называют мэнглером.
Джексон кивнул.
— Конечно. Они пропускают через нее влажные вещи, в основном простыни и белье. Это большая и длинная машина.
— Ну так вот, — сказал Хантон, — в прачечной «Голубая лента» эта машина засосала в себя женщину по имени Адель Фроли.
Джексону стало явно не по себе.
— Но… это не могло произойти. В ней есть рычаг автоматического отключения. Если кто-нибудь из женщин, засовывающих белье, случайно опустит туда руку, рычаг автоматически отключит машину. По крайней мере, так было, когда я там работал.
Хантон кивнул.
— Да, так должно было быть, и все же несчастье произошло.
Джон Хантон закрыл глаза и в темноте опять, как днем, увидел Хадли-Уотсоновский скоростной гладильщик размером 30 на 6 футов. Там, куда закладывалось белье, под рычагом автоматического отключение вверх-вниз двигалась брезентовая лента. Она-то и протягивала белье через шестнадцать огромных вращающихся валков, которые выполняли основную работу — сушку и глажение. Между восемью парами валков белье зажималось, как тонкий ломтик ветчины зажимается между двумя кусками нагретого хлеба. На предельном режиме температура пара в валках достигала трехсот градусов.
Для того, чтобы разгладить каждую складку и морщинку, на ремень подавалось приличное давление.
И миссис Фроли каким-то образом очутилась в этой машине. Стальные, покрытые асбестом, валки имели цвет амбарной краски. Пар, клубами поднимающийся от катка, тошнотворно пах горячей кровью. Лохмотья белой блузы Фроли и ее голубых брюк, и даже скомканные кусочки лифчика и трусиков были разбросаны в радиусе тридцати футов от машины, а более крупные остатки одежды, перепачканные кровью, были аккуратно сложены роботом-упаковщиком. Но даже не это было самым ужасным.
— Она попыталась сложить все, — хрипло сказал Джексону Хантон, как будто у него в горле застрял комок. — Но человек — не простыня, Марк. Что я видел… что осталось от нее… — Как и несчастный мастер Стэннер, он не мог продолжать. — Они вынесли ее в корзине, — все же закончил он тихо.
Джексон свистнул.
— Кто понесет ответственность? Прачечная или инспектор по технике безопасности?
— Еще не знаю, — ответил Хантон. Перед его глазами по-прежнему стоял зловещий образ кашляющей, шипящей и фыркающей машины, капающая кровь, собирающаяся в ручейки, запах горелого мяса… — Все зависит от того, кто и как проверял этот чертов рычаг автоматического отключения.
— Если это администрация прачечной, она сможет выпутаться?
Хантон невесело улыбнулся.
— Погибла женщина, Марк. Если окажется, что виноваты Гартли и Стэннер, они попадут за решетку, независимо от того, кого они знают в городском совете.
— Думаешь, это их вина?
Хантон думал о прачечной «Голубая лента», помещение которой было плохо освещено, полы в которой были мокрыми и скользкими, а некоторые машины настолько старыми, что при работе они скрипели и трещали.
— Вполне вероятно, — спокойно ответил он.
Они встали и вместе вошли в дом.
— Потом расскажешь мне, чем это закончится, Джонни, — попросил Джексон, — Меня это заинтересовало.