на Ленокс-авеню. Он работал до полуночи, ежедневно, кроме воскресенья. — Пупс подмигнул мне. — Нам пора на сцену. Посидишь еще отделение, сынок?
— К концу я вернусь.
Глава четырнадцатая
Аптека Праудфут находилась на северо-западном углу Ленокс-авеню и Сто двадцать третьей улицы. В витрине висела вывеска, выполненная из шестидюймовых неоновых букв синего цвета. Я оставил машину за полквартала и подошел поближе. На витрине, в прозрачном синем свете, лежали пыльные образцы. Маленькие круглые полки по обеим сторонам витрины заставлены выцветшими коробочками с гомеопатическими лекарствами. На задней стенке — прикрепленная кнопками многоцветная анатомическая схема человеческого тела; живот был вскрыт и можно было увидеть кишечную «набивку». Каждая картонная полка соединялась с соответствующим внутренним органом провисшими атласными лентами. На лекарстве, соединенном с сердцем, значилось: «Благотворный экстракт из белладонны Праудфут».
За задней стенкой витрины виднелась часть магазина. С жестяного потолка свисали лампы дневного света; старомодные застекленные стеллажи из дерева тянулись вдоль дальней стены. Единственным движущимся предметом был маятник настенных часов.
Я вошел внутрь. В воздухе витал едкий запах благовоний. Когда я закрыл дверь, над моей головой звякнул колокольчик. Я быстро огляделся. На вращающейся металлической подставке возле входа располагалась коллекция сонников и брошюр по любовным проблемам, соперничающих друг с другом в борьбе за покупателя своими яркими многоцветными обложками. Кроме того, пирамидальная горка демонстрировала «порошки удачи», расфасованные в высокие цилиндрические коробки из картона. «Утром насыпь немного порошка себе на костюм и номер, взятый наугад из сонника, обеспечит тебе на сегодня солидный куш».
Я разглядывал ароматизированные цветные свечи, гарантирующие удачу при длительном пользовании, когда из задней комнаты вышла симпатичная смуглокожая девушка девятнадцати-двадцати лет в белом халате. Волнистые волосы до плеч напоминали полированное красное дерево. На изящной кисти позвякивало несколько тонких серебряных браслетов.
— Чем могу помочь? — спросила она и, несмотря на тщательно поставленную дикцию, в голосе ее слышалось мелодичное «калипсо» [Песни негритянского происхождения у народов Вест-Индии.] Карибского моря.
Я сказал первое, что пришло в голову:
— У вас есть корень «Джон-Завоеватель»?
— В порошке?
— Мне нужен целый корень. Разве действие амулета не зависит от его формы?
— Мы не продаем амулеты, сэр. У нас гомеопатическая аптека.
— А как назвать эти штуки на витрине? Патентованными лекарствами?
— У нас есть кой-какие новинки, но немного.
— Я пошутил, извините. Не хотел вас обидеть.
— Ничего страшного. Скажите, сколько «Джона-Завоевателя» вам нужно, я взвешу.
— Нет ли поблизости мисс Праудфут?
— Я — мисс Праудфут.
— Мисс Эванджелина Праудфут?
— Я Эпифани. Эванджелина была моей матерью.
— Вы сказали «была»?
— Мама умерла в прошлом году.
— Мне очень жаль.
— Может, оно и к лучшему. Она долго болела. Лежала пластом несколько лет.
— Она оставила вам милое имя, Эпифани, — сказал я. — Оно вам идет.
Ее лицо цвета кофе с молоком порозовело.
— Она оставила мне гораздо больше. Эта аптека дает прибыль уже сорок лет. Значит, у вас дело к маме?
— Нет, мы никогда не встречались. Я надеялся, что она ответит на некоторые вопросы.
Топазовые глаза Эпифани потемнели.
— Вы что, легавый?
Я улыбнулся. На моих медовых устах уже отпечаталась было визитная карточка журналиста из «Взгляда», но я предположил, что девушка слишком умна, чтоб попасться на эту байку, и поэтому сказал:
— Частная лицензия. Могу показать фотокопию.
— Спрячьте вашу грошовую фотокопию. О чем вы хотели поговорить с мамой?
— Я ищу человека по имени Джонни Фаворит. Она напряглась. Словно кто-то прикоснулся к ее затылку ледяным кубиком.
— Он умер, — сказала она.
— Нет, он жив, хотя многие думают, что умер.
— Для меня разница невелика.
— Вы знали его?
— Никогда не встречались.
— Эдисон Суит сказал, что Джонни — друг вашей матери.
— Это было до моего рождения.
— А ваша мать говорила когда-нибудь о нем?
— Послушайте, мистер… как-вас-там, даже если мать мне что-нибудь говорила — с чего вы взяли, что я буду болтать об этом? Я пропустил ее реплику мимо ушей.
— Меня интересуют последние пятнадцать лет. Вы, или ваша мать, не встречали его?
— Повторяю, мы никогда не встречались, а меня, кстати, знакомили со всеми друзьями матери.
Я вытащил бумажник — тот, в котором носил наличные, — дал ей карточку своей конторы «Кроссроудс» и вздохнул:
— Ну ладно. На особую удачу я и не рассчитывал. Там, на визитке, номер телефона моего агентства. Я хочу, чтобы вы позвонили, если что-нибудь вспомните или услышите о ком-то, кто встречал недавно Джонни Фаворита.
Она улыбнулась, но весьма прохладно.
— Зачем вы его преследуете?
— Вовсе не преследую: просто хочу узнать, где он находится. Она сунула мою карточку в стакан, стоявший на кассовом аппарате.
— А если он умер?
— Мне заплатят в любом случае.
На этот раз на лице ее заиграла настоящая улыбка.
— Надеюсь, вы отыщете его под шестью футами земли.
— Меня это не опечалит. Пожалуйста, не выбрасывайте мою визитку. Никогда не знаешь, как повернутся обстоятельства.
— Это верно.
— Спасибо. Извините, что отнял у вас столько времени.
— Так вы не захватите с собой «Джонни-Завоевателя»?
Я расправил плечи.
— Неужели похоже, будто я в нем нуждаюсь?
— Мистер Кроссроудс… — начала она и рассмеялась от всей души, — вы похожи на человека, которому всегда нужна помощь, — чья угодно.
Глава пятнадцатая
Когда я вернулся в «Красный петух», оказалось, что музыканты уже отыграли отделение и Пупс сидит на том же табурете. У его локтя пенился бокал с шампанским. Протискиваясь через толпу, я закурил сигарету.
— Нашел, что искал? — равнодушно спросил Пупс.
— Эванджелина Праудфут умерла.
— Умерла? Вот жалость-то. Она была настоящей леди.
— Зато я поговорил с ее дочерью. Хотя она ничем не смогла мне помочь.
— Может, тебе выбрать для своего очерка кого-то другого?
— Не думаю. Это дело интересует меня все больше. Пепел с сигареты упал мне на галстук, оставив пятно рядом с суповым, когда я стряхнул его.
— Кажется, вы довольно хорошо знали Эванджедлину Праудфут. Не могли бы вы рассказать подробнее о ее романе с Джонни Фаворитом?
Пупс Суит грузно слез с табурета и встал на свои маленькие ножки.
— Ничего не могу рассказать тебе, сынок. Я слишком пузатый, чтобы прятаться под кроватями. Да и работенка уже подоспела.
Он блеснул своей «звездной» улыбкой и направился к оркестровому пятачку. Я затрусил рядом, словно преданная ищейка.
— Может быть, вы помните кого-то из ее старых друзей? Тех, кто знал Джонни и Эви, когда они были вместе?
Пупс уселся за рояль и оглядел комнату, отыскивая взглядом своих припозднившихся музыкантов. Обегая глазами столики, он процедил:
— Пожалуй, потешу себя музыкой. Глядишь, и вспомню что-нибудь.
— Я не спешу. Могу слушать вашу игру хоть всю ночь.
— Посиди хотя бы отделение, сынок. — Пупс поднял резную крышку кабинетного рояля. На клавишах лежала куриная нога. Он резко захлопнул крышку и заорал:
— Не стой над душой! Сядь где-нибудь. Мне пора играть.
— Что это было?
— Ничего особенного. Забудь.
Забыть? Это была нога курицы, покрывающая целую октаву, — от острого желтого когтя на чешуйчатом пальце до окровавленного обрубка над суставом. Под пучком белых перьев находилась завязанная бантиком черная лента. Вот так «ничего особенного»!
— Что происходит, Пупс?
Гитарист сел на свое место и включил усилитель. Глянув на Пупса, он покрутил ручку громкости. У него было скверно с фоном.
— Ничего такого, о чем тебе следует знать, — прошипел Пупс. — Я с тобой не разговариваю. И после отделения тоже. Никогда!
— Кто вас преследует. Пупс?
— Проваливай!
— При чем тут Джонни Фаворит? Пупс заговорил — медленно, чеканя слова, не обращая внимания на появившегося за его спиной басиста.
— Если ты не уберешься отсюда к чертям собачьим, то пожалеешь, что твоя беленькая, нежная задница родилась на свет!
Я встретился с беспощадным взглядом басиста и огляделся. Кругом полно народу. Я вдруг понял, как чувствовал себя Кастер на холме у Литтл Бигхорна. [Кастер, Джон Армстронг (1839–1876) — офицер кавалерии США, в двадцать три года дослужившийся до бригадного генерала. Вынужденный напасть с небольшим отрядом на превосходящие силы индейцев сиу у Литтл Бигхорна, в 1976 году, он потерпел поражение, и его отряд был разбит наголову. На месте его гибели сейчас устроено Национальное кладбище и установлен монумент в честь Кастера.]
— Мне стоит только послать словечко…
— Можешь не утруждать себя телеграммами, Пупс.
Я бросил окурок на пол танцплощадки, придавил его кабду ком и пошел к выходу.
Моя машина по-прежнему стояла напротив Седьмой и, до, ждавшись зеленого света, я направился к ней. Компания на углу уже исчезла, и их место заняла тощая смуглая женщина в потасканной лисьей горжетке. Она покачивалась взад-вперед на высоких каблуках, жадно к чему-то принюхиваясь словно заядлая наркоманка после трехдневной непрерывной подзарядки.
— Эй, мистер? — окликнула она меня. — Составь компанию!..
— Не сегодня, — я прошел мимо.
Сев за руль, я закурил очередную сигарету. Тощая следила за мной еще пару минут, а затем, пошатываясь, пошла по улице. Было около одиннадцати.
К полуночи у меня кончилось курево. Я прикинул, что Пупс сорвется из клуба не раньше, чем отработает. Времени навалом. Я прошел полтора квартала вверх по Седьмой до лавки спиртного и купил две пачки «Лаки» и пинту «Эрли Таймс». На обратном пути на минуту задержался у «Красного петуха». Внутри гремело пупсовское попурри из дешевой салунной музыки и Бетховена.