— Его хотели убить за убеждения?
— Принести в жертву… — отозвался Аспид с некоторой толикой мрачности. — Мне обычно милых девственниц предлагали, а тут… — многозначительно помолчал.
— И что, — подивилась новости, — он тебе приглянулся? — От нелепости мысли хихикнула.
— Сожрать хотел, — нарочито строго кивнул Дамир, — но он был такой не аппетитный… Тощий, мелкий, дрожащий… Забрать — забрал, но в лесу ближайшем оставил, а через пару дней он уж опять был в руках толпы, жаждущей его смерти. И опять в жертву принесли…
— И что? — ахнула Вольха. — Не заподозрили тебя в мягкотелости?
— Было дело, — признался с явной неохотой. — Так и роптали: «Коль уж Аспид брезгует — сами убьём!». Но ещё разок привязали. Может, и не было мне до него дела, но забрал. В крепости позволил жить. Он мне в деле помогал, а я ему был полезен. Из каждого путешествия приношу не только воспоминания, но не сувениры, — умолк на пару мгновений и с тяжким вздохом буркнул: — На сегодня всё… будешь хорошо себя вести, я вас познакомлю. Он тебе свою теорию объяснит.
— Правда? — затаила дыхание. Мне всё больше казалось, что я не в плен судьбы угодила, а в сказку, которую по собственной дурости кошмаром нарекла.
— Конечно, Вольха, а теперь спи, — голос Аспида тихим стал, бархатным. Таким, что у меня тотчас жар подымался, и внутри нега расползалась.
Ох, и не нравилась мне такая реакция на голос мужа.
МНЕ! А вот телу плевать было, оно… томилось. Странно как-то, со сладкой мукой, в ожидании чего-то…
И так было каждый день. Каждую нашу встречу, разговор. Но только оставалась одна, хоть вой с тоски, и даже слёзы на глаза наворачивались. Особливо в долгие дни, когда Дамира дома не было.
Нога моя всё лучше себя чувствовала.
Я злилась на себя. На него… Свободы желала, как никогда.
— И куда это ты опять хромаешь? — Чуть не взвизгнула от испуга, услыхав голос Дамира. Он прозвучал неожиданно и оттуда, откуда бы и не подумала — из открытого окна.
— Только я за порог, ты тотчас нарушает уговор, — хитро смотрел, но в комнату не спешил забираться. Судя по обнажённым плечам, торсу, Аспид человеком обернулся ещё на улице, и сейчас голым задом сверкал на всю округу, руками за раму удерживая свой вес.
От этой мысли сердечко ещё буйней застучало, жар в лицо ударил.
— Ничего не нарушаю. Мне пора ноги размять, а то я разучусь ходить, бока наращу… Да и устала я… без дела лежать и тебя ждать.
— А ты ждала? — зелёные глаза сверкнули загадочно, смотрел Аспид с ожиданием.
— Конечно, — замялась, точно под гипнозом улыбки Дамира, — ведь ни Шанура, ни Татуа меня как ты рассказами не баловали, — нашлась быстро, с удовольствием отметив, как довольное лицо Аспида померкло.
— Так сама бы себя развлекала…
— Вот и развлекаю, — буркнула, губу закусив.
— Лучше бы почитала, порисовала…
Я глаза в пол опустила.
— Уж прости, не всяк как ты обучен и одарён… Рисую дурно, а читать, — запнулась, — не умею.
— А мне казалось, что обучена, — без упрёка, скорее заинтересованно брякнул Дамир, продолжая в окне висеть. — Думал, раз счёт знаешь…
— Счёт — да, а читать — нет. Батюшка немного науки дал, азбуку… но на бумаге в слова буквы складывать быстро не умею. Да и зачем? — с грустью жевала мысль, — бояре сказывают, на кой бабе грамота? Не ей делами княжества управлять.
— Так и говаривают? — нахмурился Дамир.
— Что ж я врать буду? — разобиделась на мужа.
— А разве не бывало такого, что людом женщины правили?
— То умные женщины, — помрачнела сильнее. — Какой мужчина признает, что женщина умнее по доброй воле?
— Учёность, не значит ум, — рассудил муж, — но однозначно помогает быть в каких-то вопросах быть умней других. И… ты бы хотела?.. — размазано прозвучало, потому я замерла на миг.
— Конечно, — с осторожничала.
— Понятно, — задумчиво кивнул Аспид, — тогда вот что, непоседливая жена, до стола ступай. Сядь и жди. Я скоро… — и был таков.
Постояла немного, на пустое окошко глядя, а потом дохромала до стола. Села, подол платья оправив, и минутами погодя в комнату Дамир с книгой вошёл.
Я их редко видела в своём отчем доме. И то, ежели главный советник батюшки с собой носил. Ну и в сокривищнице Аспида.
— Вот, — демонстративно качнул книгой, — я тебе развлечение принёс, — передо мной на стол положил. — На твоём языке…
— А что у тебя на других ест?
— Да.
— И ты… их тоже читаешь? В смысле на других языках…
— Да. Я же говорил, что…
— Ведать одно, а читать и писать — другое, — опешила я. — Я и на своём не умею.
— Что ж, ежели усердной будешь, быстро освоишь. А я помогу, ежели моя компания тебе ещё не надоела.
— Нет, — рьяно головой замотала. — Не надоела, — секундой погодя поняла, что выдала свои чувства. Все разом: что скучала, тосковала, как счастлива и благодарна.
И стало это для меня открытием, ведь это были чувства отличные от первых… А значит, я себя предала. Светозару изменила помыслами.
Взгрустнулось тотчас, а Аспид, словно читал меня:
— Опять не угодил. Что не так сделал?
— Нет-нет, — замотала головой. — Это я так, по дому тоскую, — нашлась быстро, но лишь сильнее себя прикопала и мужа обидела.
Дамир помрачнел, я поспешила заверить:
— За Микулой и Варварушкой соскучилась. Они хоть и не общительные, как твои, но близкие мне… с рождения со мной нянчились.
Аспида это явно не убедило. Попилил меня тяжёлым взглядом, да на книгу кивнул:
— Ежели не передумала, открывай.
Глава 24
Глава 24
Дамир/Аспид
Настроение жены быстро менялось, и моё… напрямую зависело от её. Не мог я боле быть рядом. Вольха не осознавала, как это трудно близ её находиться… дышать ей, любоваться, восхищаться… и не касаться.
И ежели Дамиру как мужчине уже горело, то Аспиду и подавно. Уж не ведал, как ещё сдерживался. Не рассчитывал, по чести, что жена так долго будет держаться на расстоянии.
Сердце подсказывало, что она ко мне смилостивилась, оттаяла, а вот на сближение пока не была готова. Ни телом, ни головой…
Дамир грустил.
Аспид изводился.
И мы оба до скрипа зубов мечтали об Вольхе!
А дни тянулись как назло…
— Дамир, — тягучие и неутешительные думы нарушил тихий голос жены. — Устал от меня? — она прилежной ученицей за столом сидела, больную ногу уместив на невысокую подставку, собранную для этих нужд, да грамоту оттачивала. Это я велел, а она усердно пером буквецу и цифры выводила. Уж боле седмицы над азбукой бились, но жена схватывала на лету. Усидчивая и жадная до знаний оказалась. Любой учитель радовался бы такому ученику. А я… тихо восхищался, и только.
— Мне отлучится надобно, — голос собственный шершавей обычного прозвучал.
— За море? — оживилась Вольха.
— Нет, — головой покачал, — прислужницу тебе сыскать, — умолк, словно пощёчину получив, а ведь всего лишь укоризной взгляд жены.
— Тебе нужна аль мне? — колюче уточнила.
С надежды непонятной, аль от радости, сердце мощно в груди забилось.
— Я обещал тебе в помощь кого-нибудь.
— Мне не надобно, сама справляюсь, — горделиво нос задрала, натянулась как тетива. Дышала зло.
Это надежду укрепило, я схитрил:
— Так и справляешься? — прищурился. — А может, уже ревнуешь?
— Вот ещё, — пыхнула негодованием Вольха, а взгляд ядовитый стал.
— Ну раз так, — протянул нарочито примирительно, — значит, как и до сего, по возможности Шанура и Татуа будут помогать, — закончил, намереваясь опочивальню покинуть. — Но сама знаешь, у них и без того работы много.
— Ведаю, потому как оправлюсь, тоже буду делом заниматься.
— Я не принуждаю, просто казалось, что ты сама просила…
— Я Варварушку и Микулу просила ко мне допустить, — упрёком выпалила Вольха, — а не очередную твою игрушку для утех.
Даже Аспид крякнул от смеха, а он не умел смеяться. А следом заурчал, и это дико!!! Он лишь с появлением Вольхи такие звуки и порывы делать стал.
Ох, ни к добру оно. Терял я себя. И Аспид терял, потому мне срочно надобно жену заполучить в своё пользование.
Любым путём:
— Варварушку, стало быть, — покосился через плечо.
— И Микулу, — оробев кивнул Вольха, но смотрела так, словно я выбил из неё дух, мысли, и она в глубокой растерянности.
— И что, — паузу выдержал, нагнетая загадочности, — ежели я их к тебе допущу, твоя душенька спокойна будет?
Глаза Вольхи расширились от удивления. Замерла, явственно ушам не веря, а мгновением погодя закивала точно болванчик:
— Будет… Ой, как будет, — и заулыбалась так чисто и искренне, что у меня опять внутри всё бултыхнулось от странного чувства… доселе неизведанного горячего, жгучего. Душу изворачивающегося, кишки в узлы скручивающего.
— А что взамен моему уступку? — озвучил главное, к чему вёл с самого начала.
Вольха густо покраснела, голову отвернула, пряча стыд девичий, и упреждая отказ, я решился на скромный торг:
— Не близость выторговываю, но ты дозволишь мне за тобой ухаживать, как раньше предлагал.
Вольха продолжала топиться в смущении, дыхание затаив. Забавляло это, и уверенности добавляло.
— Нога уже крепка. Сниму шину, осмотрю.
— И это всё? — уточнила с сомнением, с опаской оглянувшись.
— Нет, — не лукавил. Зачем обнадёживать. — Мыть тебя хочу…
— Опять ты за своё?! — ахнула возмущенно. — Не бывать тому!..
Горячилась, знала ведь, ежели припечёт… силой возьму.
— Дело твоё, — отрезал ровно. — Это моё условие, а на меньшее я не согласен.
Уж было к выходу шагнул, как Вольха окрикнула:
— А ежели на «помыть» соглашусь, принуждать к близости точно не станешь?
Я даже улыбку удерживал, пока лицом к двери стоял, но повернулся к жене уже без тени победы:
— Принуждать — нет, но сделаю всё, дабы ты меня возжелала.
Опять личико жены краской залило. Но не отвернулась в этот раз, лишь зажмурилась, словно войну сама с собой вела.