С этих пор всегда мне приходилось начинать беседу кою и беседой сложно назвать — так, пару обыденных слов туда-сюда. Но что больше пугало — в её глаза потух огонёк той жажды знаний, кое меня так подкупал когда-то.
Жена постоянно зависала в задумчивости. Иногда с грустью в окно взирала. От еды часто отказывалась и вообще, казалось, утратила вкус к жизни.
Вот тогда я запереживал пуще — места себе не находил. Вину за случившееся на себя брал, и даже был готов себя заживо похоронить, но прежде… мне прощение от жены хотелось получить…
Да и наследник надобен.
К близости жену после такого приключения принуждать не мог, да и как? Слаба и духом, и телом… И даже прежние радости её боле не радовали.
Мои рассказы потеряли для неё важность, слова улетали в пустоту.
Вскоре я тоже умолк. Но нет-нет, да и заставал Вольху за чтением.
Гуляла редко, но вставать начала уже через пару седмиц.
Но даже лекарь Лаурелий, коего из Помпеи привозил для осмотра жены, руками разводил:
— Да, выкарабкалась, заражения крови нет. Жить будет и дальше. И даже лоно заживало хорошо, хотя детей зачать уже не сможет. Видимо, даже твоя кровь этому не помощник, а мы её достаточно для выздоровления перелили в её слабое тело. Прости, что от меня зависело — сделал, но вернуть смысл жизни твоей жене не в моей власти.
Разозлило упадническое настроение Вольхи. Я Аспид! Я муж её… и так уже из шкуры вылезал, лишь бы она в себя пришла, но, видимо, с бубном не напрыгаешься. В конце-концов я предупреждал, что не стоило в Китай ехать. Я как мог, пытался уберечь нас от проблем… И вину с себя не снимал — Я НЕ доглядел! И мне утрата возможно наследника ещё больнее, но это не значило, что умирать надобно.
Вольха
— Не трави душу, Вольха, — муж комнату мерял широкими шагами уж более часа. Я книгу читала, убивая время и не желая с ним общаться. — Не могу я так боле… Скажи, что мне сделать? — остановился напротив. — Что? Мне? Сделать? Чтобы ты вернулась? — пилил требовательным взглядом.
— Я не знаю, — обронила тихо, нехотя оторвавшись от чтения. Смотрела на мужа без прежнего трепета. Во мне что-то умерло…
Аспид топтался в ногах, суровый взгляд на мне удерживая:
— Хочешь, полетим куда-нибудь? Хочешь в горы?.. Хочешь… в город прокатимся. Хочешь, праздник?
— Домой… — шорохом собственный голос показался. — Отпусти меня домой…
Не думала, что Дамир согласится, но уже следующим днём собрались в дорогу. Гостинцев родным прихватили и без лишнего сопровождения на Аспиде улетели.
Хоть и не было в нашем княжестве для него врагов, но остановились у ритуальной пещеры, где нас уже ждали несколько дружинных с запасными конями. Оказалось, Дамир батюшку о нашем прилёте предупредил.
Княгиня рыдала, князь был слегка озадачен. Говорил мало, в задумчивости сидел весь пир в честь нашего прилёта.
Длился он по обычаю три дня и три ночи.
Отвыкла я от подобных церемоний. От шума, шутов, скоморохов, смеха громоподобного, рык зычного, глупых шуток, диких игрищ. Всё же наши мужики были как медведи, и мощью и повадками. И некогда нелюдимый Аспид, теперь мне казался существом иного порядка: куда воспитанней свояков, выдержанный, чинный, достойный.
А потом матушка меня увлекла за собой и, наконец, я выплакаться смогла. Слёзы меня душили, снедали горечь, досада и вина. Как есть молвила:
— Не подхожу я Аспиду. Глупая, капризная, слабая. Ему нянчиться со мной приходилось. Рисковать. Наверное, мой удел — муж проще, — завершила исповедь, всхлипывая на груди матери.
— Что ж ты такое говоришь, доченька, — нежно по голове гладила матушка, — раз выбрал тебя, обучал, своё сердце отдал, значит считал достойной. Он сокровища к твоим ногам положил, он тебе дозволял то, что редкий муж дозволит, стало быть, верил в тебя… И готов был к взрослению твоему. Сама же говорила, как он ухаживал, искал к тебе путь. Нельзя от него закрываться, не отталкивай, — мягко наставляла.
— Как же не отталкивать, когда я ему самое важное, чего так жаждет, боле дать не могу?! — вознегодовала в сердцах.
— Разве быть с любимой…
— Никогда не говорил о любви, матушка, — рьяно замотала головой.
— Так может, потому что порой не словами, а поступками о ней кричат? — резонно подметила матушка. Я на миг призадумалась, губу кусая, да остаточно всхлипывая, но погодя отозвалась:
— Помнится, он молвил, что не умеет любить, да и не надобно ему чувств людских. Он желает наследника, а я… не смогу больше иметь детей, мам, и всё по моей вине. Понимаешь? Он лишь потакал моей прихоти. И даже женился с уговора, хотя ему другая женой была воспитана. А я не смогла сдержать слова, и потеряла сама дорогое, что у нас было. То, для чего он меня в жёны взял… — в тягучих думах посидели немного, и я опять всхлипнула: — Не хочу его собой обременять. Пусть сыщет себе хорошую жену, аль на той драконнице женится.
Промолчала мать, но от её объятий… близости — мне хорошо становилось.
И только ночью, оставаясь с мужем наедине, меня вновь одолевала боль, отчаянье и слёзы.
— Что опять не так? — шепнул муж, со спины в затылок жарко сопя. — Скажи, наконец, что сделать для тебя ещё? — было коснулся, чтобы развернуть, но не осмелился, так и остался невнятным жест.
— А разве я чего-то просила?
Дамир
— А ты попроси, нельзя же так… — от бессилия рукой махнул. — Ты живая, но словно не жива. И я…
— Не пойму, что тебе нужно от меня, Дамир. Я бесплодна! Срок оговорённый почти к концу подошёл. Зачем ты со мной возишься? Чувствуешь свою вину? Её нет! Я виновата в том, что случилось. Это теперь моя повинность, с ней дальше жить! А ты… свободен! Летай, пари… Сыщешь другую жену, у вас всё получится, — её голос звучал ровно, безлико, будто ничего такого… из ряда вон выходящего не было сказано.
— Так ты для того сюда напросилась, дабы я тебя в покое оставил? — злость накатала. Да и устал я таращиться на унылое лицо жены. То в спину её дышать. То затылком любоваться.
— Да, — убито шепнула Вольха, на меня не глядя. — Ибо не вижу смысла ни тебе со мной мучиться, ни мне с тобой, ещё больше убиваться, вспоминая, что случилось и всё больше друг друга ненавидеть. Изведусь — руки на себя наложу. Лучше уйди сейчас, — обрушила просьбу.
Ох, как руки чесались идиотку встряхнуть. Вытрясти дурь, но я лишь свирепо скрипнул зубами:
— Думаешь, лучше без меня тебе будет?
— Д-да, — кивнула жена, продолжая в стену взор упирать. — А тебе с женщиной достойней меня. И не пустой, как я. А я может замуж выйду, только память быстрее сотри. Молю. Не хочу я этот год помнить, — завершила на грустной ноте.
Я уже глох от бешенства.
Как можно себя хранить, когда жизнь впереди?..
Как можно думать о другом, когда я себя предлагал…
— Меня забыть?
— Да!
— За другого выйти… — скрежетал зубами, ревность смаргивая. — За кого? Светозара небось ждёшь?
— Не жду, — покачала головой Вольха. — Но ежели ждал и пожелает…
— Да, ты права, — рявкнул, покидая ложе. Наспех штаны натянул, рубаху, свирепея до сумасшествия, да руки занимая, иначе за себя не ручаюсь. — Надобно мне о будущем поразмыслить, — к выходу шагнул.
— Я счастье тебе желаю, — уже в спину нагнало.
Вышел из комнаты, как простой человек — через дверь, но уже с крыльца взмыл Аспидом, не слушая визг челяди и волнение знати, кто свидетелям стал.
Расправил крылья, в объятия ветра отдаваясь. Ибо только там, на высоте, Аспид мыслил лучше всего. Там мне было хорошо: свободно, холоднее и трезвее.
Глава 36
Глава 36
Вольха
День его не было, сначала порадовалась — оставил в покое, а потом задёргалась. Хоть и была привычная и его отлётам, но в этот раз особливо остро переживала расставание и молчание.
Вроде сама послала, за штаны не держала, а вот… плохо мне без него. Ревела в тишине и одиночестве, даже ко столу не выходила. Только матушка за мной ухаживала. И советами делилась. Да пока глуха я к ним оставалась, всё казалось, что никому не понять моего горя и боли. Потому и утопала, не желая спасения.
И вот когда очередной вечер наступил, а мужа всё не было, в дверь стук раздался.
Подскочил было: Аспид! Но звучание повторившего стука и тихий голос Светозара: «Воль, я это», — надежду на возвращение мужа растоптали. Остановилась у двери в сомнении.
— Воль, — настойчивее давал о себе знать Светозар.
— Чего тебе? — устало обронила, дверь не отворяя. Негоже пускать в опочивальню другого. Тем более, я помнила, как на Светозара Аспид реагировал бурной ревностью.
— Пусти, Воль, поговорим…
— Ты в своём уме? — возмущённо шикнула. — Уходи.
— Нечего бояться. Нет Дамира уже третий день, — знающе добавил Светозар.
— И что с того? — брякнула с упавшим сердцем.
— Как что?.. Думал, ты его отправила восвояси. Ждал, что обмолвимся хоть словечком, да ты из комнаты не выходишь лишний раз.
Закусила губу, себя кляня.
— Ну же, милая, отвори. Не узнает никто. Я только поговорить за будущее…
— Свет, не время сейчас…
— Как бы поздно не было, — брякнул княжич. — Я же ждал, как уговаривались, — шептал с чувством. — Год почти миновал. Не забыл я тебя… Люблю, слышишь? Только помыслами о тебе жил это время.
Померещилось шуршание занавески. Было оглянулась, да голос Светозара опять внимание привлёк:
— А ты? — озадачил.
А мне и сказать нечего. Поначалу только о нём и думала, пока Аспида лучше не узнала, а потом и вовсе забыла. Но ежели мне вскоре жизнь иная предстояла, зачем о таком говорить в лоб.
— Вспомнила, — это ведь было правдой.
— Люба моя, — протянул мечтательно Светозар. — Знала б ты, как жду свободы твоей полной. Обнять хочу, — пошкрёбся в дверь. — Ну же, Воль, пусти, и то засекут меня подле двери, много судА будет.
— А ты не топчись, уходи, — пробурчала, не желая общения с бывшим. Сердце неистово билось, будто я уже попалась на измене. И такой грязной была, хоть сразу в окно выпрыгивай.