Как жаль не вернуть время вспять.
Уж лучше бы руку поднял. Пар спустил, чем вот такая тихая, лютая ненависть.
Она не бывает короткой, как всплеск, вспышка, порыв. Ежели засядет в душу — не выдрать так просто.
Да и надо ли?
Не нужна я мужу более.
Испугалась ли я его угрозы?
Нет!
Меня ужас одолел — как жить без него буду?
Он ведь… жизнь моя. Сердце моё…
Не смогу я дальше жить с такой болью…
Глава 37
Глава 37
Вольха
Когда опять дверь заскрежетала, ничего хорошего не ожидала, но на пороге Шанура стояла. Позади Татуа. Оба мрачные, тихие.
— Вставай, — помогла кухарка с настила подняться.
— Пошли, — из рук Татую ткань забрала, встряхнула и меня халатом укутав, буркнула: — Ну и вонь.
В помывочную привела.
Я слово в коматоза была. Безвольной куклой смотрела. Послушно делала, что велели, только есть не могла — еда в рот никак не лезла.
— А где Варварушка и Микула? — чуть охрипло от долгого молчания обронила, когда меня в крохотную комнатку отвели. Скудная свечка. Окна нет, одна дверь, небольшая постель…
— Нет их больше, — проворчала Шанура.
— Как нет? — вздрогнула точно от удара.
— Домой отправил несколько дней как, — буркнула кухарка. — Спи, тебе тоже скоро в дорогу собираться, — помолчала, словно добавить что-то хотела, н вместо этого, тяжко вздохнув, дверь за собой затворила.
Я удрученно осела на постель, впадая в неутешительную задумчивость.
Ненавидела ли Аспида?
Нет!
Ежели бы я была на его месте — тоже бы осерчала и услышанное посчитала бы предательством.
Да ещё каким… Особливо зная, каков он на самом деле. Как умён, порядочен, терпелив. Зная, что не болен всевластием. Что уважает других, не убивает без надобности аль от гнилой зависти, алчности. И это странно было, ведь всяк мечтал земли расширить, а Аспид — выбрал позицию охраны\обороны.
И несмотря на то, что мы творили, нарушали договорённости, пытаясь увильнуть от обещаний, не срывал на нас злобы.
Впервые поняла отца. Его слова об Аспиде и его ценности для люда. И ежели раньше они мне пустыми казались, то теперь и я ведала, что Змий — наш хранитель, наша крепость, оплот… Тот, кто бережёт мир.
И ежели сгинет Аспид, на землю обрушится людская алчность, зависть и жадность. Прольются кровь и слёзы. Прокатятся войны и настанет разруха, голод.
А стало быть, правд отец — Аспид нам нёс мир!
И я… по своей глупости и тщедушности разрушила крохи веры в людей. Предала мужа, хотя у алтаря клялась в верности. Нанесла ему удар в спину, вместо того, чтобы поделиться болью и поговорить по душам.
Даже несмотря на это, не убил, срываться на народ не собирался… Дамир великий Аспид, коего я просто не достойна. Не доросла…
Как бы не силилась, слёзы всё равно набежали.
Смахнула тыльной стороной ладони, всхлипнула жалостливо, и на постель забралась.
Смежила веки, перебирая случившееся и всё больше убеждаясь, что Дамира винить в жестокости не стану. Заслужила я такое отношение.
Странно, но за долгое время, наконец, немного успокоилась и в сравнительном удобстве заснула.
Аспид не пришёл, ни на первый день, ни на второй.
Грешным делом решила, что приснилось обещание Шануры, но нет… муж явился через несколько мучительно долгих дней. На пороге узницы замер, сверля недобрым взглядом:
— Вещи собраны, откуп приложен, — запнулся на слове, странно сощурившись. Пробежался от лица до ног, задумчивым взглядом, опять наверх, остановился на животе. Подозрительно полыхнули глаза Змия.
Я топталась у постели, встав с неё, только Дамир вошёл и, выказывая почтение, почти взора не отрывала от пола. Но после его слов и взгляда, мне нехорошо стало… и без того, с утра, как назло, мутило жутко. Думала от пережитого, да и питалась плохо. А теперь… непроизвольно руками прикрылась, словно там было запретное место, позволять рассматривать которое, было постыдным.
Аспид порывисто приблизился, а мне и отшатнуться некуда — комнатка шириной в несколько локтей. Но отвернуться попыталась.
Дамир меня за подбородок дёрнул, требуя в глаза смотреть. Жадно носом повёл по лицу, грубовато придерживая и не позволяя уклониться. Лизнул по щеке, смущая дикой выходкой.
Мне бы забиться в истерике, насилия ожидая, так нет — замерла, позволяя осматривать, нюхать, пробовать, изучать.
Ни слова боле не проронил. Толчком оставил в покое, в задумчивой злости пожевал свои губы, скулами играя, и был таков, на прощание не забыв замком щёлкнуть.
Постояла немного в растерянности. Опять с ногами на постель забралась да впала в тягучие думы.
***
Поутру ко мне другой гость наведался. Лаурелий.
Вопросы задавал странные, на кои ответить страшилась, тем более под грозным взглядом мужа. Но ежели замолкала, за меня Дамир ответствовал.
Мужчины ушли… и я почти месяц ещё пробыла взаперти.
— Этого быть не может, — опосля полной проверки пробормотал мужчина, складывая инструменты в сумку. — Её лоно утратило возможность зачать…
— Так ты считал, — буркнул Аспид, меня взглядом казня. А мне и молвить нечего. В шоке большем, чем лекарь пребывала.
И хоть уже догадалась о том, что зачала, да верилось с трудом…
Пропал на несколько дней Дамир, а когда вновь заявился, обрушил новость:
— Говорил намедни с твоим батюшкой. Во избежание очередной утраты наследника, мы условились, что отпущу тебя домой, только после того, как разродишься. Я пообещал, что пальцем тебя не трону, и как только — сразу верну им. Ежели сын — себе оставляю, дочь — отправлю с тобой. И приданного прозапас… Не виновата она, что мы с тобой не ужились.
Слова отлетали от губ, как звон от удара молота по наковальне. В голове каша мыслей, в груди волнение, а сердце по-прежнему болезненно сжималось.
Не огрызалась, не спорила. Смиренно приняла его условия, проглатывая новую участь. Не хотела вражды с ним. Может и дура, да крепко я его полюбила.
***
На время дохаживания мне комнатку больше выделили. С окошком, дабы свежий воздух был, но с решётками, на случай, ежели чудить решу. И прислужницу мне новую приволок, ибо Шанура везде не поспевала.
Мэй.
Молодая, красивая, совершенно не говорящая на нашем языке.
От этого было так больно, что ночами в слезах топилась… и молилась, чтобы быстрее всё завершилось и я… в муках родовых умерла.
Дамир редко наведывался, и то… лишь с лекарем за компанию. Как приходил, так и уходил… И лишь книги в комнатке, после его прихода новые появлялись.
— Уж больно большой плод, — волновался Лаурелий близко ко сроку родов. — Как бы роженицу не потерять, — шикнул Дамиру, когда за дверь шагнули. Услышала… но меня это не страшило. Куда страшнее было родить и… отдать своё дитя. А я к мысли о ребёнке так привыкла, что за последнее время — он единственный, для кого жила.
И когда начались роды, молила их остановить, придержать мгновение, чтобы позволили мне ещё немного с малышом побыть.
Но это было невозможно…
Больше суток мучилась и утопала в дикой боли. Сотни раз теряла сознание и вновь выныривала. Задыхалась болью, глохла от собственного крика.
Не выходило разродиться, а ведь хлопотал рядом и лекарь, и повитуха, и прислужница, и Шанура. И даже Аспид в сторонке топтался. Солгала бы, ежели бы сказала, что видеть его не желала. Наверное, именно его присутствие не давало умереть, не разродившись. Именно его сила, его близость и меня делали сильнее.
Скрутила меня в очередной раз, да так, что голос сорвала от крика. От боли простынь комкала в кулаках.
— Тужься, тужься, — командовал лекарь, и я напряглась со всей оставшейся силой, выталкивая из себя плод. Слышала, как кости скрипели, плоть рвалась. Но в голове билась лишь одна отчаянная мысль — я обязана родить!
— Головка, Воль, — радовалась Шанура, — головка уже показалась.
— Давай, давай, последний раз, — дал отмашку лекарь.
Жадно хапнула воздух ртом, смаргивала подступающую темноту. Глянула на приблизившегося Дамира — бледный как мел, глаза дикие, словно Аспид в ужасе.
Но всё равно его присутствие придало сил.
Сжав зубы, опять стала тужиться. Проглотила очередную боль и вытолкнула малыша из утробы.
Облегчение настало словами не передать.
Аспид хмурый был, но на губах тихая улыбка играла. А мне страшно стало.
— Жив? — ибо голос не услышала малыша, а ведь должен закричать был.
— Жив, — покивал Лаурелий со счастливой улыбкой. Шанура тоже светилась от счастья. И подтверждая слова лекаря, радость на лицах, комнату прорезал пронзительный голос.
Остался последний и главный вопрос.
— Кто… кто? — просипела требовательно, хватаясь за руку Шануры. Покосилась она на Аспида. Он на меня с укором и отступая:
— Дочь, — обронил мрачно.
Новая схватка стон из моего рта выбила. Заскулила я опять в родовой муке. Лекарь встрепенулся волнительно, живот бегло, осторожно ощупал. Глаза округлились…
— Дамир, — окрикнул Аспида, шагнувшего на выход из комнаты. — Не спеши…
Дамир/Аспид
Несколько дней прошло, как отправил домой Вольху. Казалось, что нормально пережил расставание, занимал себя частыми отлётами из крепости, в городе строительством решил озадачиться…
— Не надоело тебе скитаться одиноким? — нравоучение Шануры нагнало некстати. Я вроде только поесть сел, а вместо тихого завтрака, ворчание кухарки. — Лишил дитя матери. Каково ему? — безжалостно попадали слова Шануры в мой и без того воспалённый мозг. — Кормилицы и няньки не заменят живой матери. Как и тебе — другие женщины жену. Девок молодых продолжишь таскать на разок, а что толку? — бубнила и бубнила, расставляя яства передо мной. — Чреслам может облегчение, а сердцу? — нарочно портила аппетит. — Нет, — категорично мотнула головой, ещё и тарелку от меня отодвинул, словно решила в назидание голодом морить, — быстрой связью не излечиваются от таких потерь, Дамир. Да и ей ты уже жизнь сломал!