не. Считай, что это приказ.
— Понял, — спокойно согласился дремора, ничем не выдавая сильного любопытства.
В следующий миг он исчез, но успел лишь краем глаза заметить стены казармы, а потом колдунья призвала его снова. И, ни слова не сказав, направилась к гостям. Эштон встал у дверей, как ему и приказали.
Алисия перебирала пальцами струны лютни, но петь не спешила. Впрочем, и играла она хорошо. Эштон ее не видел, но не отказал себе в удовольствии наслаждаться музыкой, которую так редко слышал в планах Обливиона. Пожалуй, именно за изобретение музыки он готов был простить людям и эльфам их бессмысленное существование.
Воин Обливиона закрыл глаза, прислонился затылком к стене — шлем тихо звякнул, коснувшись камня, и вслушался в быстрые переливы звуков. Он потерял счет времени, обрел на жалкие пятнадцать минут спокойствие, которого так давно не знал, но из полудремы его вырвал хриплый мужской голос.
— Это же Виола, та самая, — вдруг услышал он откуда-то из-за стены. — Алисией выдумала назваться!
Судя по приглушенному голосу, говорил стражник в шлеме. Дремора инстинктивно прислушался.
— Да, это она. Ума не приложу, зачем Элисиф ее пригласила. Эта изменница уже приставила к себе какую-то тварь. Только богам известно, что она задумала на этот раз! — пролепетала в ответ стражнику служанка.
Эштон удивленно вскинул брови, но из-за шлема никто в кухне этого не заметил. Никто, кроме дреморы, вообще не слышал этот разговор.
— Она помогала впустить Ульфрика в город, но Империя уже три года как избавилась от Братьев Бури! Неужели она хочет объединить оставшихся бунтовщиков и… — девушка захлебнулась воздухом от страха, а Эштон мысленно ухмыльнулся, предчувствуя очень интересную беседу с Алисией.
— Тише, кто-то идет! — шикнул стражник, затем послышался звук легких шагов, и все стихло.
Дремора понимал, что самое интересное уже узнал, и приготовился хоть на полчаса вернуться в Обливион, но вспомнил, что Алисия сделала заклинание особенно сильным. И уже через несколько минут порадовался этому факту, потому что колдунья запела.
Ее пение не походило на те нежные женские голоски, которые Эштон слышал раньше. Низкий, с неожиданной глубиной и чувством, он разливался по залам. Вскоре гомон разговоров стих, и Эштон заметил, что даже слуги поддались тому невероятному очарованию, прониклись особым чувством одиночества, тайны и опасности. Алисия пела про исчезнувший двемерский город, и на миг перед глазами воина всплыла яркая картина прошлого: бородатый гном, который коротким пальцем указывал на огромного корпуса, горы черной слизи и другие дреморы, металлические сферы и пауки, которые шли в бой вместе с ним.
— …я слышу пара шумное дыханье и шепот металлических сердец, — Эштон успел уловить лишь последние слова прежде, чем вновь оказался на Дрожащих островах.
Быстро огляделся и убедился в том, что по-прежнему сидит на стуле в казарме.
Тишина неприятно надавила на уши. Хотелось вернуться в зал, еще хоть пару минут послушать чудесный голос.
Дремора тряхнул головой, но вставать не спешил. Снял шлем, подпер подбородок кулаком и еще раз постарался вспомнить момент, когда Алисия начала петь. Голос у нее бесспорно оказался очень красивым, но что-то неестественное чувствовалось во всеобщем очаровании, которое охватило слушателей.
«Магия иллюзии?»
Эштон попытался припомнить, когда испытывал на себе ее действие в последний раз, но не успел — дверь резко распахнулась и в комнату вошел дремора-валкиназ, его начальник.
— Как успехи? — спросил капитан, присаживаясь на стул рядом.
— Медленно, но продвигаюсь, — уклончиво ответил Эштон.
— Ты уверен, что хочешь так рисковать? Ты уже сейчас добился ранга маркиназа. Еще лет двести-триста, и выйдешь в высшее командование. Может, даже вернешься на службу к Дагону, — медленно заговорил Брайт, с грохотом опуская свой шлем на каменную столешницу.
— В вечности наши звания мало что значат, — скривившись, ответил Эштон. Он уже не впервые слышал увещевания от командира.
— Мы верны Шеогорату, и нам придется сражаться с тобой в полную силу. Облажаешься — и любой из нас тебя прикончит, не моргнув глазом, — напомнил Брайт.
Эштон лишь задумчиво кивнул и так же вкрадчиво ответил:
— Сам ты смерти не боишься, так почему пугаешь ею меня?
Брайт хлопнул по столу раскрытой ладонью, по камню побежала сеть тонких трещин.
— Дагон с тобой, делай как знаешь. Я на время отстраняю тебя от службы. Но смотри, — дреморы встретились горящими взглядами и долго боролись, но ни один не хотел сдаваться, — обманешь — твоя башка слетит прямо в тронном зале.
Глава 8
Когда захмелевшие от хорошего меда гости наконец разошлись, Алисия тут же направилась к кухне, чтобы через черный ход выбраться, наконец, из духоты замка, пропахшего жареным мясом и чадом жаровен. Но ее остановила Элисиф. Властным жестом ярл приказала колдунье приблизиться, и та решила не спорить.
— Твои баллады теперь совсем не такие, как прежде. В них много печали, — тихо сказала Элисиф, как только Алисия приблизилась к трону.
— С тех пор, как я покинула Солитьюд, многое переменилось, — уклончиво ответила колдунья, не слишком понимая, к чему клонит ярл.
— Вот именно. Человеческая память коротка, а ты поешь все так же прелестно. И если захочешь, можешь снова поселиться здесь, — мягко предложила Элисиф.
— Для местных я все еще изменница, — резче, чем следовало, ответила колдунья. Убедившись в том, что бывшая госпожа снова хотела затащить ее в сеть придворных интриг, она тут же потеряла к королеве всякий интерес.
— Твоя невиновность доказана и перед людьми, и перед Талмором. Тот, кто оклеветал тебя, казнен! — Элисиф выпрямилась в кресле и окинула колдунью холодным взглядом. Та ничуть не испугалась, ответив бывшей повелительнице взглядом не менее холодным, но совершенно равнодушным.
— Народ все равно больше сочувствует казненному имперцу, чем то-ли-бретонке-то-ли-эльфийке. Тот бард на славу поработал: многие до сих пор не верят, что до Ульфрика и его банды мне не было никакого дела, — резонно возразила Алисия. Сидя на кухне, она слышала, о чем шептались стражники, пока думали, что их никто не замечает.
Элисиф сжала кулак и стукнула им о ручку кресла. Удар получился слабым, и Алисия не обратила на него внимания.
— Прошу меня простить, ярл, но завтра я уезжаю из города, — с этими словами колдунья поклонилась и вышла из главного зала.
У ворот Синего Дворца она снова призвала дремору. Не то чтобы ей очень уж хотелось видеть его самодовольную улыбку, но Алисия все еще надеялась разговорить воина Обливиона. Он, похоже, тоже устал от холодного молчания, поэтому первым завел разговор. Коротко пересказав беседу между стражником и служанкой, Эштон повернулся к колдунье.
— Ты в самом деле помогала Братьям Бури? — спросил он, удивленно изогнув бровь.
— Ты в самом деле полагаешь, что я хочу обсуждать с тобой свое прошлое? — огрызнулась Алисия, настроение которой подпортила беседа с Элисиф.
Еще несколько минут они шли в молчании, и за это время магесса немного смягчилась.
— Предлагаю сделку. Почти игру, — медленно заговорила она, и уловив заинтересованный блеск в глазах деморы, продолжила. — Ты отвечаешь на мои вопросы, а я — на твои. При условии, что получу от тебя полную и исчерпывающую информацию.
— Договорились, — тут же согласился Эштон.
Они уже добрались до таверны, и Алисия сразу поднялась в комнату. Эштон шел за ней, провожаемый испуганными взглядами немногочисленных посетителей.
— Почему дреморы подчиняются Дагону? — начала Алисия, неторопливо перебирая вещи в дорожной сумке. Она планировала выбраться из города на закате, пока кому-нибудь еще из знатных особ не захотелось лично с ней пообщаться. Колдунья и так провела в городе больше времени, чем планировала, и этот факт ее слегка раздражал.
— Такова наша природа, мы — его слуги. Иначе поступить просто не можем, — прямо ответил Эштон, прислонившись к дверному косяку. Он наблюдал за тем, как Алисия ходит по комнате, прикидывая, что из вещей взять, а что продать в ближайшей лавке ростовщика. Когда магесса подняла на него вопросительный взгляд, опомнился.
— Так что там с Братьями Бури?
— С Братьями — ничего. Я всегда поддерживала Империю, потому что только она могла противопоставить хоть что-то Талмору. Сдается мне, вся эта история с отделением Скайрима — не более чем диверсия высоких эльфов. Но доказательств у меня нет, конечно же. Не повезло мне с коллегой, которой был крайне недоволен тем, что место придворного барда занимаю я, а не он. Уж не помню, как звали того паренька, но он очень ловко приплел меня к приходу Ульфрика в город. В те времена я увлеклась колдовством и часто отсиживалась в подвалах жреца Аркея, так что мое «подозрительное» поведение сильно подпортило мою репутацию. К тому же, многие слуги и придворные меня не любили — слишком уж много знала и, каюсь, кое-кому изрядно подпортила жизнь. Так что они встали на сторону молодого барда и мне пришлось бежать. Вот и вся история, ничего интересного.
От долгого монолога Алисия выдохлась и присела на кровать, чтобы немного отдохнуть. Несколько минут она раздумывала, о чем бы таком спросить Эштона, чтобы он не заупрямился и ответил, и вскоре подходящая тема пришла на ум.
— Для существа из Обливиона ты очень хорошо осведомлен о жизни в Нирне. Другой на твоем месте вообще не обратил бы внимания, где и за кого воюет, а ты помнишь и город, и двемеров, и про Братьев Бури наслышан, как я погляжу. Почему тебя интересует мир смертных? — спросила она и всмотрелась в лицо дреморы в надежде увидеть на нем хотя бы намек на правду. Но Эштон остался беспристрастен, как всегда.
— У нас с тобой есть два общих недостатка, — призванный воин вдруг посмотрел прямо на колдунью и широко улыбнулся. — Один из них — любопытство. В моем случае к нему прилагается еще и многовековая скука. Тут поневоле начнешь интересоваться хоть чем-нибудь, что способно ее развеять.