Демидин и Наина Генриховна
Демидину выделили отдельную комнату – тесную, но с письменным столом и железной кроватью. Литвинов велел ему ни с кем не разговаривать до встречи с начальницей гарнизона. Демидину и не хотелось ни с кем разговаривать. Он лежал на кровати и думал, когда кто-то, громыхая сапогами, подбежал к двери и заколотил в неё.
– Разрешите войти!
– Войдите, – сказал Демидин, приподнимаясь.
В комнату ввалился солдат с круглыми от страха глазами.
– Товарищ Демидин? – спросил он.
– Да, – ответил Демидин.
– Начальница вызывает. Собирайтесь скорее, а?
Парень от нетерпения кусал ногти и переминался с ноги на ногу.
– Мне трудно ходить, – сказал Демидин, разводя руками. – Ноги пока плохо слушаются.
– Ой… – затосковал солдат. – Она меня прибьёт. Ладонью хлопнет и прибьёт нафиг, как Толика. Садитесь мне на закорки, а я вас повезу, а?
Взгромоздившись ему на спину, Демидин поскакал на нём по длинному коридору со скрипучим полом, мимо дверей «Гауптвахтерская», «Хозкомн. 1», «Операционная», «Сортировочная», «Морг», через этажи бетонной лестницы, выкрашенной пузырящейся зелёной краской, снова вдоль коридора, уже застеленного дорожкой, мимо дверей «Заместитель по хоз. части», «Заместитель по восп. раб.» и, наконец, к двери с новой табличкой «Начальница гарнизона».
Здесь задыхающийся солдат поставил Демидина на пол и постучал, стараясь перевести дух.
– Разрешите? – сказал он.
– Да-да, – послышался женский голос.
Они прошли в комнату.
– По вашему приказанию… – начал солдат.
– Вы свободны, – сказал голос.
Пока в заполненной мебелью комнате Демидин отыскивал глазами начальницу гарнизона, ему пришло в голову полузабытое слово «будуар». Окна были задёрнуты бархатными портьерами. У стен стояли витые торшеры. По стенам висели полочки, с которых на него пялилась целая свора фарфоровых кошечек. В углу комнаты находился массивный куб с экраном и кнопками.
На стене висела картина, изображающая конное сражение. Судя по головным уборам, белогвардейцы рубились с красными. Ручьями лилась кровь, распахивались рты и сверкали глаза. Не считая головных уборов – офицерских фуражек и красноармейских шлемов, всадники были наги. Художник уделил много внимания анатомическим подробностям в изображении человеческих и лошадиных тел. Над битвой парил ухмыляющийся демон, державший в руках старинный фотоаппарат.
– Нравится?
За столом сидела ослепительной красоты женщина.
– Здравствуйте, – сказал Демидин, робея.
– Константин Сергеевич Демидин, – сказала женщина так мелодично, как будто целовала каждое слово. – Доктор физико-математических наук, создатель психологической оптики. Организовал группу «Древляне», для которой создал целую мифологию.
– Мифология сама по себе неважна… – смущённо начал Демидин.
– Но я же не представилась! – сказала женщина. – Хотя мы с вами уже знакомы.
– Извините, не припоминаю, – сказал Демидин.
– Я Преображенская-Шульц.
– Вы не…
– …Нет. Я – Наина Генриховна Преображенская-Шульц.
Она пристально смотрела на него. Демидин казался себе очень неловким.
– Посмотри-ка в мои глазки, – сказала Наина Генриховна.
Демидин вскрикнул и отшатнулся.
– Не может быть! – потрясённо воскликнул он. – Вы не погибли?
– Как видите, – сказала Наина Генриховна, побарабанив пальцами по столу.
– Вы теперь… другая, – сказал Демидин.
Наина Генриховна улыбнулась, встала, потянулась и прошлась по комнате.
– Вам будет у нас интересно, Константин Сергеевич, – сказала она. – Ответьте мне, ради чего вы работали?
– Что вы имеете в виду? – не понял Демидин.
– Для чего вы трудились день и ночь? Из-за любви к науке? Из-за желания сделать карьеру?
– Конечно, научный интерес играл большую роль… Да и честолюбие, – признался Демидин. – Кроме того, я работал для своей Родины.
– Оставим пока Родину в стороне, – сказала Наина Генриховна. – Поговорим о карьере и научном интересе. Карьерный рост – это увеличение власти. Вы согласны?
– Пожалуй, – сказал Демидин.
– Там, в Москве, вы выпрашивали для себя лаборантов, древлян собирали поштучно. Мы можем дать в ваше распоряжение десятки, если нужно, и сотни людей.
– Рабов? – спросил Демидин.
– Рабов, солдат, какая разница, – сказала Наина Генриховна. – Власти у вас здесь будет больше, чем в Москве. Вы понимаете?
– Да, – сказал Демидин.
– Теперь о научном интересе, – сказала Наина Генриховна. – Ваша мысль о формировании машин, частями которых являются настроенные на одну волну люди, гениальна.
– Что вы… – сказал Демидин, смущаясь.
– Это так, – настаивала Наина Генриховна. – Но у нас не только делают машины из живых существ, у нас даже сращивают людей с машинами. Вы мечтали о наблюдении за людьми на расстоянии. Наша техника позволяет при помощи простого воспоминания о человеке узнавать, где он находится. Правда, этого человека лучше знать достаточно хорошо.
– Поразительно! – воскликнул Демидин. – Как вам удалось так продвинуться?
Наина Генриховна натянуто улыбнулась.
– У нас есть у кого учиться. Давайте я вам кое-что покажу.
Она подошла к металлическому ящику и нажала кнопку. Раздались писки, экран засветился и показал казарму – ряды металлических кроватей, пустые стены. В дальнем углу кого-то били.
– Это для наблюдения за солдатами? – спросил Демидин.
– Не только, – сказала Наина Генриховна. – Давайте, я покажу вам вашу Москву. Сядьте сюда.
Демидин сел, и Наина Генриховна водрузила ему на голову металлический шлем.
– Подумайте о ком-нибудь, кого вы хорошо запомнили, – сказала она.
Демидин подумал о Леонарде Борисовиче Звягинцеве. Через полминуты экран пискнул так, будто прищемили мышь, и показал помещение с покрытыми кафелем стенами. На стенах висели зеркала в рамах и огромная фотография Горбачёва. В зеркале отражался сидящий на унитазе человек со спущенными штанами. Человек перелистывал газету и что-то напевал.
– Тьфу, – сказал Демидин.
– Кто это? – полюбопытствовала Наина Генриховна.
– Один партийный бюрократ, – сказал Демидин сквозь зубы. – Некий Звягинцев.
– Вижу, вы его не любите, – улыбнулась Наина Генриховна. – Мы можем устроить так, что у него лопнет какой-нибудь интересный сосудик…
– Нет, что вы! – испугался Демидин. – Можно мне попробовать ещё раз?
Наина Генриховна кивнула.
– Давайте.
Константин Сергеевич прогнал искушение посмотреть на бывшую жену. Всё, что было с ней связано, до сих пор причиняло ему боль.
Тогда он подумал о Вове Понятых. Ящик снова запищал, и экран показал московскую улицу.
Шумел дождь, по мокрому асфальту шелестели машины. Толпы прохожих обходили большую лужу, в центре которой стоял мальчик в резиновых сапожках. Его мама стояла поодаль и уговаривала его выйти из лужи.
– Коленька, ты уже большой, тебе вчера пять лет исполнилось. Мама тебе тортик сделала. Выйди, пожалуйста, из лужи.
Вдруг Демидин увидел Вову Понятых. Он приближался, чуть сутулясь, и выглядел чем-то довольным. Вот он взглянул на малыша, улыбнулся и начал обходить лужу.
Коленька собрался было выбираться на берег, но остановился.
– Хочу опять тортик. Сегодня мне будет шесть лет, – сказал он.
– Тебе нужно подождать, – терпеливо сказала мама. – Сначала будет месяц ноябрь, потом будет месяц декабрь, потом будет…
– Мама, это долго! Хочу, чтоб сегодня! – закричал мальчик, обиженно топая ногой.
Вода брызнула во все стороны, и больше всего досталось Понятых, который захлопал глазами, и лицо у него было мокрое, удивлённое и доброе. Он совсем не рассердился.
– Коленька, родной, что же ты, паразит, делаешь! – в ужасе закричала мама, глядя то на сына, то на Вову, который протирал глаза и улыбался.
В этот момент Наина Генриховна, ревниво наблюдающая за Демидиным, выключила прибор.
Изображение исчезло.
– Вы понимаете, какая у нас техника? – спросила Наина Генриховна.
Демидин перевёл дух. Ему страшно захотелось домой.
Наина Генриховна поджала губы.
– Настоящая власть у нас, – сказала она. – Мы выше их в пищевой цепочке.
– Я не хочу быть выше их в пищевой цепочке, – дрогнувшим голосом сказал Демидин.
– Всё живое или кого-то поедает, или кого-то кормит! – крикнула Наина Генриховна. – Вы об этом не знали? Тот, кто вам скажет другое, или дурак, или вас обманывает.
– Вы можете вернуть меня назад? – спросил Демидин, умоляюще глядя на Наину Генриховну.
Наина Генриховна покачала головой.
– Дорога идёт только в одну сторону, – сказал она почти грустно. – Отсюда только вглубь, либо к ещё большей власти, либо к мучениям. Слабые гниют на котлованах, но и они – только вглубь.
Демидин молчал.
– Чем я должен заниматься? – спросил он тихо.
– Тем же, чем и раньше, – пожала плечами Наина Генриховна. – Работайте со своими древлянами. Вы были для них учителем, а теперь станете их богом.
Лицо Демидина перекосилось, и Наина Генриховна холодно сказала:
– Прекратите ломаться. Между прочим, вашего Понятых заметили и берут на работу в КГБ. Возможно, и он когда-нибудь окажется здесь.
– Он не захочет, – выдавил из себя Демидин.
– А куда он денется, – усмехнулась Наина Генриховна. – Вы тоже не сразу поняли, на кого работаете.
Демидин выпрямился.
– Я работал для моей страны! – воскликнул он.
– Не лезьте в бутылку, – усмехнулась Наина Генриховна. – Как оказалось, важно не для чего, а как. Теперь вы здесь. Ваше звание – лейтенант. Будете стараться – сделаем вас капитаном. Пошлём вас в учебный центр на повышение квалификации. Мы вам даже денщика выделим. Да вы его знаете – рядовой Скуратов.
Скуратов-денщик
Скуратов оказался очень полезен Демидину. Положение денщика спасало его от издевательств, и он крайне дорожил своей должностью. Вёл он себя скромно, был услужлив и незаметен. В первое время он не мог поверить, что Константин Сергеевич не собирается ему мстить, и ждал подвохов, но постепенно успокоился, решив, что Демидин, похоже, слишком наивен и не понимает, что самое интересное в жизни – безграничная власть над себе подобными.
Константин Сергеевич держался с ним вежливо и, если никого не было рядом, даже называл его по имени и отчеству. В результате Скуратов начал беспокоиться, что такой неприспособленный к жизни человек долго в гарнизоне не протянет. Осторожно, стараясь не травмировать хрупкую психику шефа, Скуратов начал знакомить Демидина с реалиями окружающего мира.
Постепенно Демидин узнал, что Ур – это один из демонических миров, относительно недавно пристроенных к нашей Земле. Большинство из тех, кто, умерев, попадают сюда, становятся рабами и своими муками питают местную экосистему, привлекая новых демонов, которые множатся здесь, как мухи на мусорной куче.
Посмертие человека в Уре – почти всегда невыносимо тяжёлая работа на котловане. Редкие счастливчики получают возможность существовать в относительно благополучных поселениях вроде того гарнизона, где находился сейчас Демидин. Считается, что опыт, накопленный в местах, где условия жизни приближены к земным, может пригодиться для постепенной демонизации Земли.
Но, когда это произойдёт, люди в бедном ресурсами Уре станут ненужными. Они вымрут, и их скелеты усеют бесконечные каменистые пустыри. Либо уберутся отсюда, либо передохнут от голода демоны-мучители. Тогда на Ур придёт смерть – холодная, как скальпель, и чистая, как лоб утопленника.