Днём они скрывались, рассеявшись по тайным местам, и спали, ночью – выходили на дорогу и убивали попадавшихся им в руки илотов. Часто они бегали по полям и умерщвляли самых сильных и здоровых из них.
Методика превращения в демона
Росси встал напротив Демидина, улыбаясь.
– Это просто шутка, Константин Сергеевич! – сказал он. – Товарищи и господа! У меня объявление. Особым приказом Константину Сергеевичу Демидину предписывается отправиться в распоряжение нашего гарнизона.
Демидин молчал.
– Мы вас просто разыграли, Константин Сергеевич! – помахала ему рукой Наина Генриховна.
Она опять посмотрела на Литвинова.
– Мы вас разыграли, – повторил Литвинов с деланным весельем, делая вид, что не замечает прищуренного взгляда Наины Генриховны.
Но Литвинов прекрасно понимал, что она не забудет о попытке её подставить.
– Вы такая красивая, Наина Генриховна, прямо Снежная Королева, – пролепетал Литвинов и почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
Она сотрёт его в порошок за эту оскорбительно топорную лесть. Но Наина Генриховна только усмехнулась.
– Живи пока, полковник, – сказала она и больно щёлкнула его по носу.
– Победила боевая дружба! – сообщил Росси порусски и по-английски.
Собравшиеся захлопали и засвистели, а впечатлительный Многожён Шавкатович, растрогавшись, смахнул хрустальную слезу. Жёлтая рисинка с доверчивой нежностью прилипла к его губе.
Банкет продолжался.
– За что вы нас не любите? – спрашивала Наина Генриховна у Демидина. – Мы вас от котлована спасли. Вы у нас жили по-человечески, а вспоминали о вашей глупой Москве.
– Вы все предаёте друг друга, подлости делаете, – объяснял хмельной от водки и горя Демидин. – А я не хочу, чтобы мои друзья и ученики… а они мои друзья и ученики – понятно? …Не хочу, чтобы они у вас оказались – не хо-чу! Вы какие-то демоны.
Он вызывающе посмотрел на Наину Генриховну.
– А ваши в Москве кто? Пауки в банке, – обиженно сказала Наина Генриховна. – Я-то знаю. Только у них банка большая, а у нас маленькая уютная баночка.
– Какие же мы демоны? – спросил Литвинов. – Стать настоящим демоном крайне трудно. Это… требует воли, и настойчивости, и…
– И это очень противно, – добавила Наина Генриховна, сделав брезгливую гримаску. – Вы даже представить себе не можете как.
Литвинов приобнял Демидина и задышал на него.
– Это далеко не всем по плечу. Сначала нужно выпить стакан человечьей крови, это ещё туда-сюда…
– Уже довольно противно, – вставила Наина Генриховна.
– …Противно, да. Потом выпить литр крови демона, потом литр дерьма съесть…
– Как это литр? – огорчился Росси. – Нечестно! А у нас почему-то два.
– У вас больше желающих! – захохотала Наина Генриховна. – Поэтому конкурс больше!
– …Потом в теле начинается такой особенный процесс, – продолжал Литвинов. – Но даже это ещё не всё.
– И что же ещё? – спросил Демидин.
– Помнишь авианосец? Ну мы там с тобой были, «Сучий потрох», помнишь? Там недавно дверка появилась. Помнишь?
– Ещё бы, – сказал Демидин.
– Она недавно появилась. Там, оказывается, сидит специальная комиссия, которую нужно пройти.
– У нас такого авианосца нет, – сказал Росси. – Зато у нас есть глубокая квадратная дыра.
– Насколько глубокая? – поинтересовался Демидин.
– Говорят, четыреста лет её рыли. Никто не знает, насколько глубокая, – сказал Росси.
– А она… – хихикнул Литвинов, подмигивая в сторону Наины Генриховны, – она даже крови не выпьет, не то что всё остальное.
Он даже закашлялся от смеха.
– Я тебе не «она», – обиделась Наина Генриховна.
– Мои древляне, между прочим, защищают Родину, – сказал опьяневший Демидин. – Они стоят на посту, чтобы увидеть, не ползёт ли враг.
Ему давно хотелось объяснить всем, какой хорошей и правильной жизнью живут там, наверху.
– Молчать! – рассвирепел вдруг Литвинов. – Что ты знаешь о Родине? Я князь, а ты, ты – грядущий хам!
– Ты князь? – изумился Демидин.
– Да, он князь, – подтвердила Наина Генриховна. – Он знает шесть языков и играет на рояле. И ещё он мой пупсик. Пупсик, хочешь поцеловать мою ручку?
Литвинов присосался к руке Наины Генриховны.
– Подумай, Демидин, – мычал он, не отрывая губ, – ну куда нам деваться? В котлован я не хо-чу. В котловане нам всем конец.
– В котловане полный кирдык, – согласилась Наина Генриховна и грустно вздохнула.
– Полнейший, – подтвердил Литвинов.
В этот момент внимательно прислушивавшийся к разговору Многожён Шавкатович захлопал в ладоши и пустился в пляс. Он то стрелял глазками, то жмурился, то поводил плечами и делал грациозные движения шеей, колыхающейся попой и кистями рук.
– Кирдык! – пританцовывал он, вертя увесистым задом. – Кирдык!
– Он с ума сошёл! – хохотнул Литвинов. – Ползи сюда, выпей с нами!
– Ползи к нам, дружок! – позвала его Наина Генриховна и похлопала в ладоши.
Многожён Шавкатович бухнулся на землю и пополз к ней. Литвинов поставил на пол стакан с водкой. Многожён Шавкатович подполз к стакану и принялся аккуратно лакать водку.
Наина Генриховна потрепала его по холке.
– Многожёнчик… Я ж тебя молоденьким знала. Помнишь Ташкент? Аптеку свою помнишь?
Многожён поднял к ней мокрую от водки физиономию.
– Помню, Наина-апа, – сказал он, с ненавистью глядя в её глаза.
– А что за комиссия в этом вашем авианосце? – поинтересовался Росси.
– Можно я скажу? – снова поднял голову Многожён Шавкатович.
– Расскажи, пёсик, – разрешила Наина Генриховна, гладя Многожёна Шавкатовича.
– Наина Генриховна, – вдруг вспомнил Литвинов, – он же наш гость по обмену опытом, кажется, что-то вроде младшего лейтенанта. Как там это у них называется? Джигит? Багатур? Почему он ползает на коленях? Как-то унизительно. Нам за это ничего не будет?
– Когда большая гордость есть, ничего не унизительно, – промычал в пол Многожён Шавкатович.
– Это очень глубокая мысль! – восхитился Росси.
Криптия
В этот момент завыла сирена. Демидину показалось, что он оглох. Все повскакивали с мест. Наина Генриховна указывала на выход и что-то беззвучно кричала. Люстры раскачивались, и свет мигал, будто во время землетрясения. Но это было не землетрясение. Началась криптия.
Криптия – время, когда демоны напоминают, кто является настоящими хозяевами в Уре. Их нападения всегда неожиданны и кровавы. Они идут, ползут и летят, а иногда выкапываются из-под земли, убивая тех, кто попадается навстречу. Случаются криптии редко, но боятся и помнят о них всегда.
Вой сирены означал то, что часовые заметили приближающихся демонов. Гарнизон был поднят по тревоге, и перепуганные солдаты, застёгиваясь на ходу, выскакивали из бараков на холодный воздух. В бытность Литвинова исполняющим обязанности начальника гарнизона криптий не случалось, и теперь он со смешанными чувствами наблюдал за своей начальницей, думая, сможет ли она выпутаться.
Наина Генриховна сохранила присутствие духа.
– Забирайте Демидина и улетайте! – крикнула она Росси и направилась к выходу.
– А сердце? – напомнил Росси.
– Хрусталёв! – позвала она Хрусталёва, рука которого уже была перевязана. – Ты бегать можешь?
– Могу, – сказал Хрусталёв.
– Беги в мой кабинет, – приказала она, протягивая ему ключи, – возьми в сейфе шкатулку и принеси её американцам. Быстро беги, если жить хочешь.
Хрусталёв схватил ключи и умчался, расталкивая тех, кто оказывался на его пути.
Росси схватил Демидина за руку.
– Пойдёмте скорее, – заторопился он.
Притихшие и ставшие очень серьёзными американцы собрались вокруг Росси. Мудрахаран и побледневшая миссис Икс оказались к нему ближе всех. Росси глянул на обоих, ухмыльнувшись, но ничего не сказал. Демидина окружило трое солдат, подталкивающих его к выходу.
– Что происходит? – спросил Демидин у одного.
– I do not speak Russian, – ответил тот.
– What is going on… – начал было Демидин, вспоминая свой запущенный английский, но тот только отмахнулся.
Энергостанция всё ещё работала, и плац был освещён фонарями.
Наина Генриховна пошла к воротам. Позади неё стайка американцев бежала, пригибаясь, к отливающему металлом вертолёту. Прожекторы, прицепленные к забору, вырезали из окружающей темноты ослепительно яркие куски пустыря. На бортике сторожевой вышки висело, словно тряпка, тело часового. Наина Генриховна шла к воротам уверенными шагами, поёживаясь от холода.
«Они не посмеют, – убеждала она себя. – Я – начальница гарнизона. То, что недавно оставило мне жизнь, им не позволит».
– Литвинов, за мной, – приказала она и с облегчением увидела, как полковник торопится за ней, задыхаясь и подвывая от страха.
«Он боится меня больше, чем тех, кто за забором», – с удовлетворением подумала она.
Позади них осталась редкая цепь солдат. Они стояли, пригибаясь и переминаясь с ноги на ногу. «Стоит демонам свистнуть, и они разбегутся», – подумала Наина Генриховна.
– Открывай ворота, князь, – приказала она, и Литвинов начал возиться с засовом. Даже в полумраке было видно, что у него трясутся руки. Наконец он отодвинул засов и стал распахивать ворота. Петли сильно скрипели. Наина Генриховна строго посмотрела на Литвинова.
– Смазать надо, – громко сказала она.
Литвинов молча закивал в ответ.
Несколько секунд они ничего не видели, и только когда глаза привыкли к темноте, в ней проявились массивные угольные силуэты.
– По какому праву… – начала было Наина Генриховна, но её голос затерялся и стих в неподвижной ночи.
Темнота давила безнадёжностью. Дышать стало трудно, воздух ощущался как войлок, пропитанный, словно влагой, холодным ужасом. Литвинов застучал зубами от страха.
– Не трусь, – прикрикнула на него Наина Генриховна. – Ты их раззадориваешь.
– С-слушаюсь, – прошептал Литвинов.
Наина Генриховна подбоченилась.
– По какому праву! – сказала она в темноту.
Один из силуэтов начал медленно приближаться. Пятиметровый демон, дылда, враскачку подходил к Наине Генриховне. Он наклонил шею, всасываясь в её глаза своим безумным взглядом.
Эту рожу она видела в Риусе.
– По какому праву, – повторила Наина Генриховна, чувствуя, как страх затопляет её.
– Мясо… – медленно ворочая языком, сказал демон. – Приведи твоего человечка.
– У меня приказ! – сказала Наина Генриховна.
Демон сплюнул. Булькающий фосфором плевок шлёпнулся на землю, завертелся в ней с разбойничьим свистом, выжег в почве дыру и угас.
– Через тридцать секунд мы начнём… – захрипел демон. – Я буду искать тебя.
– По какому…
– Тебя, – повторил демон и, ухмыляясь, ткнул толстым, как палка колбасы, пальцем в заледеневшую грудь Наины Генриховны. – Брысь!
Он распахнул пасть в комическом ужасе и выдохнул гнилую жуть. В его глотке клокотала магма.
– Все назад! – взвизгнула Наина Генриховна, не слыша своего голоса.
– Назад! – продолжала она кричать на бегу, уже завидев перед собой белые от страха лица солдат, прижимающихся к стене главного корпуса. Литвинов бежал позади неё длинными взволнованными прыжками.
Тут спасительная идея вспыхнула в ней.
– К часовне! Все к объекту номер три! К часовне! – закричала она.
В этот момент огромные чёрные тени стали медленно перетекать через забор.
Росси высунулся из полуоткрытой двери стоявшего на плацу вертолёта и с любопытством оглядывался по сторонам. Остальные расселись внутри и, ожидая указания взлететь, прилипли к иллюминаторам правого борта, разглядывая суетящихся русских. Росси всматривался и вслушивался, обдумывая каждую мелочь.
К трапу подбежал запыхавшийся Хрусталёв со шкатулкой. Повязка на его плече взмокла от крови.
– Молодец! – похвалил его Росси.
– Где наши?! – спросил Хрусталёв.
– Побежали вон туда, – сказал Росси и махнул рукой в сторону часовни.
– Успеть бы… – проговорил Хрусталёв уже на бегу.
Росси покачал головой.
– От него веет сыростью, как из погреба, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Этот человек близок к смерти.
Он подозвал Демидина.
– Подержите вашу шкатулку.
Демидин вцепился в шкатулку. Происходящее сразу показалось ему нереальным. Ему мучительно захотелось открыть крышку.
Вертолёт на удивление тихо скользнул в чёрный воздух и начал набирать высоту.
– Сделай круг! – крикнул Росси пилоту, усаживаясь на свободное место рядом с Демидиным.
Демидин, прижимая лоб к иллюминатору, посмотрел вниз, туда, где освещённые жёлтыми фонарями люди убегали от массивных крылатых фигур. Люди бежали к часовенке, облепляя её стены и прижимаясь к ним. Кое-кто стрелял, и вспышки автоматных очередей казались игрушечными. Демидин на мгновение различил женскую фигурку.
Он почувствовал жалость к Наине Генриховне, Литвинову, Скуратову и другим оставшимся внизу.
– Что такое объект номер три? – спросил Росси.
Демидин вздрогнул.
– Часовня, – ответил он.
– А что такое часовня? – заинтересовался Росси.
– Это что-то вроде церкви.
– Интересно… – задумчиво протянул Росси. – Она всегда отличалась оригинальностью. Однако это может быть наказуемо.
– Что вы имеете в виду? – спросил Демидин.
– Думаю, большинство из них спасётся. Отдыхайте, Константин Сергеевич. Нам всю ночь лететь.
Демидин в вертолёте
Росси пошёл в кабину пилота, и в пассажирском отсеке погасили свет.
Американцы быстро позасыпали. Пропеллер затарахтел громче, и вертолёт прибавил скорость. Демидин сидел, прислонившись скулой к прохладному стеклу иллюминатора, и смотрел на редкие огоньки, проползающие в черноте. Тянулись часы, вертолёт пролетел Урскую Европу и понёсся над туманом, который стелился над холодным океаном.
Бессмысленность вокруг Демидина продолжалась, она, словно череп, глядела на него пустыми глазницами и стрекотала вокруг, доказывая, что жизнь, если и была у него когда-нибудь, давно и навеки кончилась. Растворился в Урской ночи талантливый, а может быть, и гениальный учёный Демидин – был, да сплыл, превратился в труху, занесённую в эту тьму. Однако и этот нынешний, всё потерявший и ни на что не надеющийся Демидин, удивляясь самому себе, всё ещё поминал какое-то непобеждённое живое чувство, образ, не торопящийся оформиться словами.
Это чувство не дало отчаянию окончательно заполнить его. Ему вспомнились котлованы, где сейчас копошатся во сне изнывающие от страха рабы. «Что делают демоны ночью?» – подумал он. Он вспомнил гигантскую рожу демона, но не ощутил ужаса, потому что что-то тёплое и солнечное осторожно стучалось в нём.
Возможно, это было его сердце. Демидин открыл глаза и оглянулся. Вокруг все спали. Он приподнял крышку шкатулки.
В этот раз сердце окружило себя пушистыми облаками из тёплых цветных лучей, такими плотными, что он не сразу сумел его разглядеть. Бирюзовые, алые, золотые волшебные пятна качались по потолку, отражались от иллюминаторов и прикасались к векам спящих людей. Предвечный надмирный ветер управлял этим светом и творил что хотел, не обращая внимания на постылую Урскую ночь.
Вертолёт нёсся сквозь тёмное пространство, нарезая холодный воздух мёртвыми лопастями. Океан внизу оборвался, и под ними проплывали каменистые берега Урской Америки. Демидин смотрел на своё сердце не отрываясь и удивлялся, видя, как свободные и смелые алые всплески лучей возносятся в синеву, от которой захватывает дух, а в глубине этой чистейшей синевы плавится и смеётся щедрое львиное золото. Наивное, бесстрашное сердце Константина Сергеевича знало что-то, о чём пока не хотело ему напомнить, – так малыш сжимает в кулачке красивый камешек и стесняется показать его взрослым, так взрослый, улыбаясь, держит за спиной подарок, до времени не показывая его ребёнку.
Демидину показалось, что он почти что вспомнил, и он тихонько засмеялся.
Тёмный Город
На горизонте возникал Урский Нью-Йорк – вещь в себе, творение обезумевших магов, мираж, змей, поедающий себя, забор из фальшивых небоскрёбов, выстроенных вокруг бездонной квадратной дыры, которую рабы и машины вот уже сотни лет выгрызали в базальтовой груди Ура.
Вертолёт пролетел над скалами Урского Лонг-Айленда, над бетонными рвами, над равнинами, засаженными струями колючей проволоки и расчерченными никуда не ведущими дорогами.
На пустыре завыл от ненависти и голода одинокий древний демон, заколотился жёсткими коленями о холодные камни, воздевая к невидимому в вышине вертолёту уродливую башку. В ночном небе над ним мчался вертолёт, а в нём, как метеор, проносилась над демоном озарённая нездешним светом душа Константина Сергеевича Демидина.
«Ненавижу, – думал демон, поводя по чёрному небу мутными глазами. – За горло бы. Задушить бы».
– Ых-х-х-х, – сказал он вслух, расчёсывая когтями грудь и допьяна наливаясь ненавистью.
Он захлопал тяжёлыми, как мокрые ковры, крыльями и, постепенно набирая скорость, погнался за вертолётом.
Учуяв начавшуюся погоню, в скалах зашевелились другие твари: мощные, но прикованные к своим лежбищам эгрегоры, плоские, как листы жести, демоны-мучители, не смеющие поднимать головы каменные змеи. За большим демоном помчались мелкие крылатые твари – всегда голодные ничтожества, посмевшие посягнуть на его добычу.
– Мой… – зарычал демон, и многое попряталось от его беззвучного крика.
– Фяу! Фой! – вопили крылатые твари.
«Я бы хотел это вспомнить», – тем времени просил Демидин своё сердце, и оно, смущаясь, наконец приоткрыло драгоценный образ. «Это же Она! – чуть не закричал Демидин. – Её я видел, когда подсматривал за сном Вовы Понятых». Тогда ему было мучительно плохо и стыдно так, что ему хотелось исчезнуть, отчего же сейчас ему было хорошо. «В чем же дело? – удивился он, осенённый драгоценным воспоминанием, и вдруг догадался, понял: – Всё дело в том, что я как будто умер. Перестал себя уважать. Превратился в пыль. Если меня и ветром развеет – пусть, но как хорошо, что есть Она – хоть и не для меня, а для других – славных, нормальных людей. Если есть Она, значит, есть Бог…»
Демидин опять задремал, во сне понемногу растеряв своё мимолётное понимание и счастье, и проснулся от того, что, по проходу мимо него пробежал Росси. Трещал пропеллер, но вертолёт не двигался.
Росси приоткрыл дверь и высунулся, вглядываясь в темноту. Его губы зашевелились, но слов не было слышно. «С кем это он разговаривает?» – подумал Демидин.
Росси махнул Демидину рукой и закричал:
– Подойдите сюда, Константин Сергеевич, только посмотрите на это!
Демидин подошёл к открытой двери.
– Я пока подержу вашу шкатулку, – сказал Росси.
Демидин неохотно отдал шкатулку и осторожно выглянул наружу. Он ничего не увидел вокруг, словно они висели в пустоте. Он едва успел этому удивиться, как Росси мягко подтолкнул его в спину.