Многожён развивается
Многожён Шавкатович почти неподвижно висел над степью, лишь изредка переворачиваясь животом кверху, чтобы ещё распухнуть от солнечного тепла.
Солнце, освещающее и согревающее всех жителей степи, даже ненужных и несъедобных, казалось Многожёну до смешного глупым.
Чёрное Солнце было умнее – оно нашёптывало Многожёну соблазнительные обещания и давало советы ему одному. Чёрное Солнце воспитывало гордыню Многожёна и преобразовывало его тело.
Главным развлечением Многожёна оставались появления Хозяина. Тот всегда был тороплив, каждый раз измерял Многожёна и упоминал о важных совещаниях, в которых ему приходилось участвовать.
Многожён ревновал Хозяина к его делам потому, что сам хотел быть в центре его внимания. Он ныл и капризничал, желая, чтобы его баловали, и Хозяин, чтобы его утешить, начал приносить ему множество красивых вещей: широкие пляжные зонтики, отрезы шёлковой ткани, а однажды огромную книгу «История европейской живописи» с глянцевыми страницами.
Почти всё, что приносил ему Хозяин, было бесполезным, но Многожён понимал, что получает знаки хорошего отношения и испытывал нечто вроде благодарности.
Подаренными шёлковыми отрезами он обмотался и теперь был украшен широкими зелёными, алыми, красными, чёрными и жёлтыми лентами. Ему всегда нравилась пышная разноцветность, приличествующая хорошо ухоженному и материально обеспеченному принцу. Ему захотелось саблю, и не прошло и дня, как Хозяин приволок для него из дворца какого-то Саддама длинный клинок в золотых ножнах, после чего снова измерил Многожёна, расспросил его о самочувствии, похлопал по гулкому животу и исчез.
Будь на месте Хозяина кто-то другой, Многожён давно бы его возненавидел, но поскольку он хорошо помнил, что мощь Хозяина несоизмерима с его собственными силами, то ненависть, не успевая окрепнуть, засахаривалась у него внутри и превращалась в раболепие. В результате Хозяин для Многожёна становился чем-то вроде бога.
В шёлковых лентах и с саблей Многожён чувствовал себя вполне благоустроенным принцем, но у него появилась новая напасть: его голод теперь рос намного быстрее, чем тело. Этот странный голод постепенно наливался собственной волей и упрямством и даже, кажется, начинал приобретать собственные органы чувств.
Степь вокруг авианосца «Сучий потрох» была велика, и в ней копошилась жизнь, не обращающая внимания на то, что её новый владыка томится от недостатка корма. Голод тормошил Многожёна, призывая его к внимательности, и в конце концов заставил его различать, как вокруг бродит пригодная для поедания плоть.
Организмы передвигались по степи, подчиняясь бессмысленному туману из своих желаний, и не давали себя поймать. Это казалось Многожёну несправедливым, и он пожаловался на это Хозяину, который подробно расспросил Многожёна о том, что он видит, и долго выяснял, как именно он бы поедал ту или иную тварь, попадись она ему в руки.
– Стал бы ты, к примеру, есть червяков, Многожёнчик?
Многожён облизнулся.
– А что, их вредно кушать? – осторожно спросил он.
– Для тебя не вредно, – улыбнулся Хозяин. – Но расскажи, как именно ты бы съел червяка?
– У него мясо маленькое, – задумался Многожён. – Костей нет. Кажется, можно его сразу глотать.
Понимая, что его ответ наивен, он смущённо посмотрел на Хозяина и осторожно добавил:
– Я русский язык плохо знаю…
– Но согласись, дружок, ведь червяк – это не только мясо, ведь правда? – перебил его Хозяин.
Многожён пыхтел и сконфуженно покашливал. Хозяин вздохнул.
– Подумай, червяк – это мясо, которое спасается, чего-то боится. Оно хочет есть и жить. Есть в нём…
– Знаю! – догадался Многожён. – Это такой пар, Хозяин! Пар, похожий на туман, да?
– Ага, пар, – умилённо согласился Хозяин. – Пожалуй, что пар.
– Этот пар тоже можно кушать? – заинтересовался Многожён.
– Кушать, милый мой, можно всё, – внушительно объявил Хозяин.
Обуреваемый голодом Многожён заныл, что его больше всего интересует мясо, именно мяса ему не хватает, и то, что он не ел его очень давно, с тех пор как покинул гарнизон. Он даже всплакнул от жалости к самому себе, но Хозяин, снисходительно ущипнув его за фиолетовую щеку, сказал:
– Ты, дружок, пока ещё не узнал, что-такое настоящий голод. Но, думаю, скоро узнаешь. А теперь прощай, мне нужно на совещание.
Он подмигнул Многожёну, прыгнул в свою трещину в палубе, и Многожён остался один.
Этот разговор сильно возбудил его аппетит. Степь кишела пищей, до которой он не мог дотянуться.
– Оу! Вау! – заныл Многожён Шавкатович.
Ему хотелось разглядеть гарнизон, особенно ставший ему родным свинарник, но верёвка была слишком короткой, и он не мог подняться достаточно высоко.
Он скуки он сочинил начало дикой, древней песни, подобную которой мог бы спеть, пожалуй, сам Чингиз-хан:
– Я вишу на верёвке, на туго натянутой верёвке, и всё здесь моё. Мой голод больше, чем степь. Мой голод больше, чем небо.
Летящая по плоскому небу точка привлекла его внимание, и он заорал:
– Ко мне, бесполезный шайтан! Ты ничего не делаешь, когда я хочу жрать!
Парящий в высоте демон надменно не заметил беременного чёрной пустотой принца, и тогда приступ гнева, охвативший Многожёна, свил наконец давно вызревавшие в его чреве жгуты в ядовитый плод.
– Сюда давай! Сюда! – взревел Многожён Шавкатович.
Он замахал руками, засучил ногами, и такая власть была в его призыве, что демон подлетел и опустился на палубу, смиренно сложив крылья.
Многожён не отрывал от него сердитого взора.
– Мяса мне принеси! – заорал он. – Понял?
Демон злобно сверкнул глазами, но сдержался и даже вылепил из своей рожи подобие вежливой улыбки. Спустя некоторое время он и в самом деле приволок мясо – свежее, кровавое, с обрывками чешуи и шерсти.
Многожён с упоением жрал, дивясь тому, что его голод становится только сильнее. Что-то странное было в этом голоде – он взрослел быстрее самого Многожёна и уже пытался им управлять.
Росси
Мудрахаран не доложил вовремя, и Росси слишком поздно узнал о том, что русские бросили Демидина на крыше в бессознательном состоянии. Им пришлось уносить ноги, когда они услышали полицейскую сирену, и тащить с собой Демидина они не могли.
Росси отправил своих агентов на Вашингтон-сквер, но те не обнаружили на крыше ничего, кроме оторванной конечности неизвестного существа.
Отсутствие Демидина оказывалось серьёзным минусом. Зато в плюсе были: сердце Демидина, пленный чёрт Бафомёт и русский священник.
Мудрахаран тоже доставил Росси несколько радостных минут. В последнее время он ходил с распухшими и расцарапанными щеками, и Росси понял почему, когда подглядел с помощью скрытой видеокамеры, как полковник, стоя перед зеркалом, наказывает себя за неосторожность.
– Кто позволил тебе так раскрываться! – шипел своему отражению Мудрахаран. – Ты что, не мог подождать? Он же будет тебе мстить! Ты это понимаешь? Да что ты вообще понимаешь!
Мудрахаран отхлестал себя по щекам, а затем сбросил с кровати матрас и плашмя рухнул на железные пружины. Кровать скрипела, и тело полковника содрогалось от рыданий.
Росси смеялся, наблюдая за Мудрахараном, может быть, слишком долго, потому что от смеха его тревога не прошла, напротив, усилилось чувство, что он прозевал нечто важное и должен срочно что-то предпринимать. Это его беспокойство было иррациональным и настойчивым. «Возможно, это моя интуиция», – предположил он. Отсутствие указаний о том, что делать с сердцем, не означает, что о нём забыли.
Он позвонил Наине Генриховне.
– Мне нужен твой совет, – Росси старался говорить беззаботно. – Как тебе кажется, что вообще можно сделать с сердцем? Может быть, ты уже думала о каких-то экспериментах?
– Думала, не отколоть ли от него кусочек, – сказала Наина Генриховна. – Но побоялась, что оно разлетится вдребезги.
– Если бы Демидин был в моих руках, – вздохнул Росси, – я бы как-нибудь сыграл на том, что сердце с ним связано. Помнишь, ты мне рассказывала, что оно потемнело, когда Демидин стоял в поцелуйном болоте? Я бы Демидина помучил, чтобы увидеть, что будет. К сожалению, твои люди его упустили…
– Они работали на твоей территории, – холодно сказала Наина Генриховна.
– Я никого не обвиняю, – торопливо сказал Росси.
– А я не оправдываюсь, – отрезала Наина Генриховна, но потом смягчилась. – Может, покажешь сердце своему священнику? У него должен быть свежий взгляд на такие вещи. Ты сам-то в шкатулку заглядывал?
Росси, конечно, заглядывал в шкатулку, но светящееся сердце сильно его настораживало. Когда-то он был специалистом по маркетингу и отлично знал, что настоящий продавец почти всё время обсуждает с покупателем мечты этого покупателя, а сам товар втюхивает только в последний момент. Сердце будило в нём какую-то затаённую мечту, и все его инстинкты кричали об осторожности.
Но ему и в самом деле нужен свежий взгляд на вещи, поэтому он решил поговорить с русским священником. В любом случае пора было его проведать.
Росси и Леонид смотрят на сердце
Леонид, даже несмотря на то, что всё ещё был парализован, выглядел спокойным и посвежевшим.
– Хотелось бы узнать ваше мнение об одной вещице, – начал Росси.
Он открывал шкатулку небрежно, с подчёркнутым равнодушием, а когда открыл, Леонид охнул.
– Что это? – зачарованно спросил он.
– Это сердце Константина Сергеевича Демидина. Именно ради него всю вашу команду отправляли в Нью-Йорк.
Он дал Леониду полюбоваться ещё с минуту и захлопнул крышку.
Леонид заморгал, с трудом приходя в себя.
– Как бы вы его использовали? – спросил Росси.
– Что? – удивился Леонид. – Использовал?
– Ну да. Что бы вы из него сделали? Бомбу. Светильник. Тепловой реактор. Украшение, чёрт побери.
– Как вы думаете, почему оно… такое? – спросил Леонид.
Росси пожал плечами.
– Возможно, потому, что, когда Демидин попал к нам в Ур, он перед этим не распростился на Земле со своим прежним телом, как все остальные, а провалился вместе с ним.
Леонид захлопал глазами.
– Но тогда получается, что такая красота незаметно живёт внутри каждого человека?
– Я это допускаю, – неохотно согласился Росси.
– А почему сердце сейчас не у Демидина? – спросил Леонид.
– Потому что руководству оно показалось слишком ценным, и его изъяли, а Демидину вместо него вставили протез. Сердце передали нам для экспериментов, и вот теперь мне нужны свежие идеи: что с ним можно сделать?
– Вернуть его Демидину, – сказал Леонид.
Росси мысленно выругался.
– Это невозможно, – раздражённо сказал он. – У вас есть другие идеи?
– Давайте мы ещё на него посмотрим, – попросил Леонид.
– Хорошо, – неохотно согласился Росси. – Но мне оно как-то действует на глаза. Хотите надеть защитные очки?
– Вы надевайте, – сказал Леонид. – На мои глаза оно не действует.
Росси достал из лабораторного шкафа затемнённые очки, в которых он стал похожим на сварщика, и подвинул столик со шкатулкой поближе к кровати.
– Вы готовы? – спросил он.
– Готов, – ответил Леонид.
Росси набрал в грудь воздух. «Не дай себя обмануть», – напомнил он сам себе и открыл шкатулку.
В этот раз сердце было похоже на маленький светящийся океан. Оно было живым и радостным, и всё остальное в комнате сразу показалось жалким и незавершённым. «Не дай себя обмануть!» – мысленно повторял Росси.
Леонид смотрел на сердце не отрываясь. На его лице появилось восхищённое, мечтательное выражение.
Из кармана Росси раздался режущий уши писк. Он достал перстень и поднёс его к уху.
– Не смотрите на него! – завопил Бафомёт. – Нам это неприятно!
– Мне кажется, я начинаю что-то понимать! – восторженно сказал Леонид. – Здесь Демидин такой, каким он был задуман… Видите? Он был задуман прекрасным, вечным, единственным… Вы понимаете?
– Что именно?
– Вы же сами сказали… Каждый человек так задуман! Обычно такое не увидишь глазами, а у Демидина это стало заметно.
Росси подозрительно щурился сквозь свои очки. Бафомёт продолжал вопить ему в ухо, и это отрезвляло Росси.
– Ваш Демидин давно превратился в предателя, – сварливо сказал он. – Это не человек, а развалина. Будем реалистами.
– Будем! – закричал Леонид, отчего-то засмеявшись.
Росси против воли почувствовал, что ему тоже хочется улыбнуться.
«Тьфу ты! – перепугался он. – Мне пытаются что-то продать. Необходимо быть осторожным». А Бафомёт всё орал ему в ухо:
– Берегись, хозяин! Не дай себя обмануть!