Сказка о Наине Генриховне
Выхр звоу пын лебедясь
Умаула дынс топазом
Эво-эвое зын заувась
Лювэйне, уйре, алмазом.
У Воянинова всегда много пили, но не банально наклюкивались, как простые смертные, а как бы участвуя в тайной мистерии. Потребление алкоголя сопровождалось восхвалениями Дионису, Аполлону, Изиде, Ваалу и другим богам. Воянинов считал себя специалистом буквально по всем религиям, но Дионис ему был особенно симпатичен тем, что давал возможность рассматривать свинство как благородную мистерию.
О христианстве Воянинов вспоминать не любил, поскольку завидовал Иисусу Христу и не раз говорил ученикам, что уж он-то, Воянинов, если бы только захотел, сочинил бы религию получше и обошёлся бы без распятия и смерти на кресте.
Иногда его гости читали стихи или пели, чаще всего что-то вроде шансона или философской чернухи. Реже, в узком кругу доверенных учеников, пели нацистские военные марши. В те времена память о Великой Отечественной войне была ещё свежа и за пение фашистских песен перед неподготовленными людьми можно было запросто схлопотать по роже.
Воянинов часами болтал о философии, музыке, исчезнувших цивилизациях, алхимии, теории относительности, генетике, и его наглость, а также доверчивость его слушателей помогали ему производить сильное впечатление.
Почитатели верили каждому его слову, а ведь среди них было немало людей известных и неглупых.
Положение глубокомысленного гения обязывало Воянинова отказываться от некоторых мирских удовольствий. Например, когда один из родственников пригласил его в кондитерскую, Воянинов сначала согласился было, но потом испугался того, что его – культового писателя, мистика, философа, магистра, алхимика и так далее – кто-нибудь увидит покупающим банальные пончики.
К своим поклонникам и поклонницам он испытывал сложные чувства: он и презирал их, и нуждался в их лести, как в наркотике, и ненавидел их за то, что сам же их обманывал и оттого чувствовал себя одиноким. В то же время он полагал, что бог должен быть одиноким, а себя он совершенно серьёзно считал единственным ныне здравствующим богом.
По его мнению, человеку, прежде чем открыть в себе божество, необходимо было пройти через стадию чудовища. Эту стадию он сам уже многократно проходил – и в одиночестве, и в компании. Поэтому напивались и обкуривались у него старательно, до очумения. Кое-кто из его последователей довёл себя до белой горячки, а были и умершие от запоя.
Чем больше пьянели его гости, тем в большее возбуждение приходили. Временами начинались оргии: с ползанием на четвереньках, животным воем и раздеваниями. Воянинов утверждал, что скотство позволяет присутствующим подготовиться к восприятию потустороннего. Это было отчасти правдой: вояниновский кружок опекали, причём не только из Ура, а и из более низких слоёв, где Воянинова считали полезным растлителем талантов и откуда за его экспериментами внимательно наблюдали. Время от времени собравшимся подкидывали что-нибудь сверхъестественное, например заставляли дрожать мебель, или демонстрировали привидение. После таких случаев самомнение вояниновцев ещё больше раздувалось.
Лель не любил напиваться и испытывал инстинктивное отвращение к оргиям. Именно поэтому у него никогда не было шансов по-настоящему сблизиться с Вояниновым. А теперь, после строгой школы, которую Лель прошёл у Демидина, ему и вовсе не хотелось сюда возвращаться.
Но его муза потребовала, чтобы он пришёл, и он, естественно, подчинился. Для того чтобы иметь повод не засиживаться допоздна, он решил прийти не один, а с кем-нибудь посторонним.
Лель пригласил Иру, и, к его облегчению, она охотно согласилась. Она, конечно, много слышала о Воянинове и была рада посмотреть на великого человека.
Ира и Лель приехали около восьми вечера. Небольшие комнаты были набиты курящим, галдящим, пьющим, поющим и кашляющим народом.
Ира с минуту тёрла глаза из-за табачного дыма, но в конце концов привыкла и начала осматриваться. Никто не обращал на них внимания. Все стулья были заняты, и они встали у стены.
Воянинов сидел за столом в расстегнутой рубахе, задумчиво покручивая стоящий перед ним стакан с водкой.
– Говорят, он знает все европейские языки, – сказала Ира, с интересом вглядываясь в Воянинова. – Наверное, он самый умный человек в Москве.
Большинство из присутствующих были Лелю знакомы, но кое-кого он видел впервые. Он заметил на себе взгляд хрупкого молодого человека с необычно светлыми ресницами.
– Кто это? – спросила Ира. – Он посмотрел на нас так, как будто нас знает.
Лель пожал плечами, но сразу же забыл о молодом человеке, потому что одна из вояниновских гурий стала читать вслух что-то о Многожёне Шавкатовиче.
– Что есть Многожён Шавкатович? – говорила она с надрывом. – Это почва, в которой зреют колосья войны. Это мёртвые женщины, рождающие зубастых младенцев! Это улыбка Гагарина, брошенная, подобно перчатке, к звёздам. Это святая борьба против всего половинчатого. Это ненависть к скуке. Многожён Шавкатович – великий дирижабль нашей победы. Он – волчья песнь нового мира. Снова и снова мы обязаны спрашивать себя, что такое Многожён Шавкатович!
Воянинов, допивший к тому времени свою водку, встрепенулся.
– Кто из вас знает, что такое вода? – спросил он.
Девушка почтительно замолчала.
Воянинов потянулся к бутылке с водой, отхлебнул из горлышка и почмокал.
– Она только кажется безвкусной, объединяя при этом два атома водорода и один кислорода – три атома, словно три заговорщика, три пьяницы или убийцы. Кислород – это огонь, в его вкусе присутствует дыхание самого Гелиоса. Вкус водорода – сила грозы и молнии Зевса. Оба этих бога: Зевс и Гелиос – сражаются на кончике моего языка за право воздействия на мои вкусовые клетки.
– И за мои? – спросил Воянинова один из подвыпивших гостей.
– Я в этом сомневаюсь, – усмехаясь, ответил ему Воянинов. – Кто следующий читать?
Следующим был полуюноша – большевик, фашист и старовер.
«Я видел проносящегося над нами Многожёна Шавкатовича. Он летел стремительно, окутанный в перламутровое облако. Этот туманный, похожий на олимпийского медвежонка Многожён Шавкатович навсегда останется в моей памяти.
Некоторые думают, что он был порождён Евразией, но он был создан прежде неё, раньше, чем появились динозавры, раньше, чем морские черви выползли на клокочущие океанские берега. Многожён Шавкатович уже тогда – был, и уже тогда чёрным вулканическим пеплом на золотом солнечном диске было выведено его имя.
Наш народ всегда верил в него и всегда будет в него верить. Иконописец напишет его икону, поэт посвятит ему оду, зачинающий борозду пахарь оботрёт пот со лба и помянет святого Многожёна, а коричневый от солнца кочевник принесёт ему в жертву жирного барана.
Многожён Шавкатович был дарован человечеству Богом. Он был всегда, но явил себя миру недавно, когда страшные яды хлынули из-под земли. Открылись копившие злобу пещеры. Колдовское варево затопило Америку и стареющую Европу. Но святая ангельская длань обмакнула Многожёна Шавкатовича в лазурное небо Москвы и метнула его, словно баллистическую ракету, в кристаллическое сердце нью-йоркского змия».
Присутствующие похлопали, а Воянинов сказал одобрительно:
– Мило.
Кто-то спел под гитару балладу о чёрной розе, роняющей лепестки в бокал, наполненный кровью пленной царевны. Этот бокал будто бы осушает былинный богатырь Многожён Шавкатович. Кровь даёт ему прозорливость, и на другом берегу океана он прозревает сияющий кристалл, влекущий его к подвигу.
На этом месте Воянинов снова встрепенулся и предложил гостям перемешать кровь, чтобы её распить.
Собравшиеся принялись разыскивать бритву, но не нашли и решили воспользоваться кухонным ножом. Кровь собирали в кружку, причём первым надрезал себе руку сам Воянинов.
Лель с Ирой от участия в процедуре уклонились. Лелю всё это казалось неприятной дурью, а Ира смотрела на происходящее с испугом.
Приближался очередной бедлам, и Лель начал подумывать, не пора ли им улизнуть, когда произошло главное событие того вечера.
Собравшиеся только что допили кровь и обсуждали свои ощущения, как вдруг вояниновская девушка протянула руки к потолку и застонала.
– У неё начинается видение! – воскликнул кто-то.
– Сюда идёт богиня! – закричала девушка.
Воянинов хотел что-то сказать по этому поводу, но не успел.
Посреди комнаты появилось мерцающее изображение Наины Генриховны. Её лицо, шея и плечи были видны совершенно ясно, а ниже изображение размывалось, искрилось и становилось совершенно прозрачным. Казалось, она воплощается из фонтана мерцающего света.
Раздался вздох изумления.
– Где ты? – позвала Наина Генриховна.
У Леля забилось сердце от звуков этого голоса. Его муза позволила ему себя увидеть.
Наина Генриховна была похожа на Царевну-Лебедь, Марью Моревну, Нецелованную Царевну.
– Я здесь, – сказал Лель, опускаясь на одно колено.
– Мальчик, – громко сказал Воянинов, ухмыляясь перепачканными губами. – Эта дама явилась на запах моей крови.
Наина Генриховна удивлённо подняла брови.
– Помолчи, – бросила она Воянинову.
Она снова обернулась к Лелю, но оскорблённый невниманием Воянинов начал произносить путаное заклинание, смысл которого состоял в том, что богиня отныне становится его рабыней и наложницей.
Но Наина Генриховна, не имеющая времени на глупости, рявкнула на Воянинова так, как будто стояла перед строем солдат:
– Я тебе сказала заткнуться!
Один из секретов командирского рёва состоит в том, что начало команды произносится совсем тихо, а окончание оглушительно, так, чтобы стены дрожали.
Перепуганный и униженный Воянинов рухнул на стул.
– У меня мало времени, – сказала Наина Генриховна Лелю. – Что было дальше с той девочкой?
– Я почти ничего не успел додумать, – огорчённо сказал Лель.
– Пожалуйста, расскажи, что успел, – попросила его Наина Генриховна.
Не поднимаясь с колена, Лель достал из кармана записную книжку, раскрыл её и прочёл:
– Прошло много лет, и девочка стала старухой – прямой и жёсткой, и тогда Чёрное Солнце сказало ей. «Я пресытило тебя властью, лукавая девочка, я дало тебе то, что обещало и больше того, но душа, которую ты мне доверяла все эти годы, ещё не совсем моя. Ты обманула меня, маленькая колдунья, ты дала мне оболочку, но свою суть ты от меня утаила. Внешне твоя душа холодна и послушна, но я вижу, как в её глубине трепещет живая искра. Мне необходима эта искра, ибо я задыхаюсь от зависти и голода.
Что ж, маленькая ведьма, я помогу тебе исполнить данное тобой обещание. Я верну тебе молодость. Я дам тебе ещё больше власти. Но, когда настанет время расставаться с моими подарками, они, возможно, станут для тебя сетями, а для меня – пальцами, которыми я дотянусь наконец до самой глубины твоего существа и получу обещанное».
Так девочка снова стала молодой и красивой. Но страх перед Чёрным Солнцем отрезвлял её, и она была осторожна. В её сердце всё ещё оставалась искра, красота которой прожигала Чёрное Солнце насквозь – несмотря на всю его древнюю мощь и его неутолимую, безумную гордость. Но оно было умнее девочки и приготовило ей ловушку.
Лель замолчал.
– Что за ловушку? – спросила Наина Генриховна.
– Оно постарается её сломать, – сказал Лель. – Ведь когда-то девочка попалась на крючок из-за того, что боль от потери родных оглушила её. Она испугалась новой боли и пожелала уснуть, а тем временем медленно погружалась в холод и смерть. Так же как Алёнушка из сказки, она погрузилась на дно омута. И всё-таки она оставалось живой, потому что её способность любить не исчезла.
– Что же с ней будет? – тихо спросила Наина Генриховна.
– Простое послушание не дало Чёрному Солнцу её суть, – продолжал Лель. – Ему необходимо убить в ней любовь. Но как? Ведь вокруг неё никого нет…
Лель замер на несколько мгновений.
– Я должен об этом ещё подумать, – неуверенно сказал он.
– Как тебе кажется, – сказала Наина Генриховна, стараясь говорить очень спокойно. – У неё есть возможность спастись?
– Не думаю, что у неё могут быть шансы против такого врага, – говорил ей этот двадцатидвухлетний мальчишка, а она склоняла перед ним голову так, будто он зачитывал её приговор. – Тем более после стольких лет подчинения. Когда я об этом думаю, получается, что девочка не может не погибнуть, но при этом я чувствую, что все мои размышления не то, неправда…
– Что значит «не то»? – Наина Генриховна горько усмехнулась. – Кажется, я тебя уже об этом спрашивала.
– В такой предсказуемости есть уродство, – медленно сказал Лель. – То, что в искусстве уродливо, в жизни – неправда. После того как я тебя встретил, я понял, что по-настоящему красивой может быть только правда. – Он замолчал и выпалил: – И ты! – и добавил, краснея: – Это, наверное, ужасно банально?
Она невольно улыбнулась.
– Нет… Ты пиши…
– Ты говоришь так, будто мы уже не увидимся, – встревожился Лель. – Я оказался недостаточно талантлив?
– Достаточно, – сказала она. – Верь в себя. Я вот в тебя поверила.
Она исчезла, и в переполненной людьми комнате стало пусто и тихо.
Лель уронил голову на грудь и закрыл лицо руками.
– Это была его муза! – зашептались присутствующие. – Выходит, он настоящий гений.
– Успокойтесь, – авторитетно сказал Воянинов. – Это не муза. Это привидение какой-нибудь местной служанки. Ничего особенного.
Он с вызовом посмотрел на Леля.
Лель молчал, ничего не слыша. Ира осторожно дотронулась до его плеча, но он, пряча глаза, отвернулся и от неё.
Урская ночь
– Ужасные опасности подстерегают бедного, никому не желающего зла генерала Росси, – сказал Росси.
Они только что позавтракали и чувствовали себя сытыми и отдохнувшими.
– С одной стороны, демоны, – продолжал Росси. – С другой – эта чокнутая истеричка миссис Икс. Однако благодаря вам у меня появился шанс! Поскольку вам подчиняются демоны, мы можем натравить их на миссис Икс, и тогда она от нас отстанет. Есть, правда, одна проблемка.
– Какая? – спросил Леонид.
– Подозреваю, что святые в Уре не задерживаются.
– Говорю вам… – сердито начал Леонид.
Росси предупреждающе поднял руку.
– Вы мне из скромности возражаете и правильно делаете. Чем вы скромнее, тем святее, а если вы возгордитесь, нас обоих сожрут либо демоны, либо животные… Вы заметили, что эта летающая скотина заботится о вашем пропитании больше, чем о своём собственном?
Химера подняла голову и критически посмотрела на Росси.
– Она понимает, что я о ней разговариваю! – восхитился он. – Честно говоря, она мне нравится. Вы хорошо на неё влияете. И Бафомёт сидит смирно в вашем нагрудном карманчике… Он всё ещё там?
Леонид похлопал себя по карману.
– Да.
– Что-то он много молчит в последнее время, – забеспокоился Росси. – Наверняка обдумывает какую-нибудь подлость…
– Может, спит?
Росси пожал плечами.
– Не знаю… Итак, с практической точки зрения вы святой. Но святых в Уре никогда не было. Следовательно, вы здесь ненадолго и можно не сомневаться в вашем будущем чудесном вознесении отсюда. Возможно, за вами пришлют небесную колесницу с шофёром. Или вы вознесётесь на облаках. Как это у вас на старославянском – на обласясь? На воздусясь? Так или иначе, вы исчезнете, а меня либо сожрут, либо пристрелят. Но у меня появилась одна идея.
– Какая?
– Мне нужно успеть стать святым за то время, пока вы здесь.
– Что? – удивился Леонид.
– Тогда я сам смогу управлять демонами. Организую из них небольшую частную армию. Представляю себе физиономию миссис Икс, когда она это увидит! Она, пожалуй, начнёт меня боготворить. Я построю себе ферму, буду разводить на ней химер…
– Удивительно устроены люди, – улыбнулся Леонид. – Вот вы только что были в рабстве у Бафомёта. А как только появилась возможность надеяться, вы готовы строить своё счастье даже здесь, в Аду.
– Я – практик! – гордо сказал Росси. – Кстати, разведение химер – отличная идея. Однако если я не научусь командовать демонами, ничего не получится. Поэтому вы должны помочь мне стать святым.
Леонид только руками развёл.
– Учтите, что для меня это вопрос жизни и смерти, – сказал Росси.
Отнимать у Росси последнюю надежду Леонид не мог.
– Конечно, я постараюсь помочь, – сказал он, – только не понимаю как. Я ведь и сам понятия не имею, почему Бафомёт меня слушается…
– Именно в этом мы должны разобраться. А тем временем нужно ещё найти, где спрятаться. Есть тут одна площадь… Насколько я знаю, туда никто не ходит.
В течение дня они медленно приближались к небоскрёбам. Изредка Леонид присаживался, и тогда Росси толкал его кресло. Химера ковыляла сзади, переваливаясь с ноги на ногу. Она улетала только для того, чтобы поохотиться, и, кажется, вовсю старалась быть похожей на людей.
Росси донимал Леонида вопросами о праведной жизни.
– Я буду называть вас падре, – объявил он.
Леонид даже поперхнулся.
– Да какой я вам падре?! – возмутился он.
Росси хлопнул себя по лбу.
– И то правда! – воскликнул он. – Падре – это у католиков. Лучше отче.
Леонид только вздохнул.
Росси принялся разглагольствовать о том, что лишь на Руси сохранилась глубинная святость – не то что на Западе, где всё давно прогнило.
Леонид не возражал, понимая, что Росси пытается настроиться.
– Америка слишком озабочена материальным благополучием, – говорил Росси. – Я правильно рассуждаю? Россия – третий Рим, четвёртому не бывать. Когда мир окончательно утонет в грехах, истинно верующие соберутся в России, чтобы спрятаться под её ядерный зонтик. Правильно?
– Честно говоря, я не знаю, – вздохнул Леонид. – Нам столько рассказывали, что в Америке сплошная нищета, преступность и жадность, но, на мой взгляд, у вас люди как люди… Зато у нас есть священники, которые в Бога не верят. Им просто приказали быть священниками. Интересно, что бы было, если бы все сотрудники КГБ получили приказ поверить в Бога…
– Когда-нибудь так и будет, – сказал Росси.
– Почему вы так думаете? – спросил Леонид.
– Просто потому, что верующие лучше делают свою работу.
– Было бы неплохо приказать всем прочитать Библию.
– Отличная идея, чтобы поднять духовность! – поддакнул Росси. – Я стараюсь думать как российский патриот. У меня получается?
Леонид пожал плечами.
– Кажется, – неуверенно сказал он.
– Настанет время, и в России соберутся праведники, для того чтобы сразиться с остальным человечеством, – сказал Росси. – Думаю, что главную роль в этой борьбе сыграют бесшумные подводные лодки.
– Как это? – удивился Леонид.
– У вас есть такие лодки, – объяснил Росси, – которые могут подобраться к берегам Америки и долбануть по ним ядерными ракетами. Тогда у нас в Уре окажется полно народу. Но я не думаю, что это случится скоро.
– Почему?
– Нам объясняли, что человечество пока не созрело для новой большой войны.
Топливо для костра было непросто разыскать. Приходилось пользоваться местным кустарником, стебли которого сгорали быстро, но корни были достаточно толстыми, чтобы превращаться в угли.
Они поджарили очередное пресмыкающееся, которое притащила химера.
– Как приятно, когда о тебе заботятся! – сказал Росси. – Я бы тоже хотел для неё что-нибудь сделать. Научить её чему-нибудь.
– Научите её маршировать, – пошутил Леонид. – А она научит других химер.
Росси засмеялся.
– Тогда мы устроим военный парад!
Настала вторая ночь с того времени, как миссис Икс выдворила Леонида из гарнизона.
Фонари зажглись ненадолго, но вскоре начали гаснуть – знание за зданием, квартал за кварталом по городу двигалась тёмная волна. Только на углах остались включёнными жёлтые, бурые и фиолетовые лампы. Город отступил в тень, словно зверюга перед броском. Химера придвинулась поближе к людям.
Послышались треск и свист, будто кто-то настраивал гигантский приёмник, и над ними загремел оглушительный, на всё небо голос:
– Сдохнуть-сдохнуть-передохнуть. Раз-два-раз. Как слышно?
Голос закашлялся и замолчал, потом снова включились фонари и засветилась реклама.
– Что это было? – спросил Леонид.
– У нас тестируют оборудование, – сказал Росси.
– Почему вы в этом участвовали? – спросил Леонид.
– Раскаиваюсь, – смиренно ответил Росси. – Азм есть червь.
– Да бросьте вы! – сердито сказал Леонид. – На самом деле зачем?
Росси поднял брови.
– Страх и корысть, разумеется, – сказал он. – Что же ещё? Если бы не вы и не это сердце, я бы и сейчас не сомневался, что Ур и есть самая настоящая реальность. Кстати, сюда обычно попадают предатели. Но причём здесь вы? На предателя вы не похожи.
– А на кого я похож? – спросил Леонид.
Росси подумал немного.
– На туриста.
Он ошарашенно посмотрел на Леонида, а потом на шкатулку.
– Что такое? – спросил Леонид.
– Я подумал, что ваше появление может быть как-то связано со мной. Смотрите, Бафомёт заманивает меня в ловушку. В это же время в Уре оказываетесь вы – моё единственное спасение от него. Но кто я такой, чтобы ради меня такое происходило?
Заиграла резкая музыка, и голограммы на стене соседнего здания показали четырёхугольную дыру и собравшееся вокруг неё скопление инопланетян с фасетчатыми, как у стрекоз, глазами.
– Что это? – удивился Леонид.
– Их яма похожа на ту, к которой направляемся, – сказал Росси. – Но это точно не Ур.
Рядом с инопланетной ямой стояли витые колонны, переплетающиеся в высоте, словно водоросли. Музыка превратилась в визг, и инопланетяне забегали по изгибам колонн, как мухи.
– Гадость какая, – сказал Леонид. – Расскажите мне про Ур.
Росси подумал.
– Ур – что-то вроде гипнотической станции или, скажем, место для антимолитв. Например, в российской части Ура стоит здоровенный авианосец. Почему авианосец? Потому что российский Ур занят тем, что проецирует на Землю вечную то ли предвоенную, то ли послевоенную разруху. Ваш фирменный стиль – требование жертв, суровость, чувство угрозы. У нас в Америке методы другие.
Он пощёлкал пальцами, пытаясь найти подходящие слова.
– Как бы это объяснить? Наша идеология в том, чтобы расфасовывать людей по коробочкам. Каждого – в отдельный такой целофанчик. Наша специализация – в создании незаметных границ. Дружба – прекрасно, но пусть она знает свои пределы. Любовь – замечательно, но не до безумия же? Люди не должны требовать от себя многого. Пусть помощь ближнему станет необременительной, лучше всего пусть она удобно выразится в цифрах, то есть в деньгах, или в каких-то формальных действиях.
Любовь должна стать теоретической. Лучше всего, чтобы человек боролся за права тех, кого он лично не знает, с теми, кого он знает лично.
– Вы говорите так, как будто вам это нравится, – сердито сказал Леонид.
Росси пожал плечами.
– Мне нравится делать свою работу на совесть. Я был неплохим генералом. А сейчас пытаюсь стать хорошим учеником святого.
Рекламу выключили рано. Леонид и Росси посидели в тишине около гаснущих углей. Химера дремала, время от времени приоткрывая глаза, чтобы убедиться, что люди на месте. Она смотрела на Росси даже чаще, чем на Леонида, – видимо, потому, что Росси казался ей недотёпой, нуждающимся в заботе.
Послышался хруст щебня. Химера подняла голову и встревоженно фыркнула. К ним, шатаясь, приближалась закутанная в чёрные лохмотья женщина. Её глаза казались обведёнными траурными кругами.
– Am I a killer? – жалобно спросила она.
– Что она говорит? – спросил Леонид.
– Спрашивает, убийца она или нет, – шёпотом ответил Росси.
Женщина постояла несколько секунд, покачиваясь.
– Мы можем ей как-то помочь? – спросил Леонид.
Женщина резко остановилась.
– Тебе её жалко? – спросила она Леонида неожиданно низким, густым голосом. – Прыгни за неё в яму.
– Это демон, – зашипел Росси, дёргая Леонида за рукав. – Ничего ему не обещайте.
Леонид промолчал, и женщина побрела дальше. Химера насторожённо наблюдала за ней.
– Пронесло, – с облегчением вздохнул Росси.
Они посидели молча.
– Вы не возражаете, если я погляжу на сердце? – спросил погрустневший Леонид.
– Валяйте, – ответил Росси.
Леонид открыл шкатулку, и в глубине тёмного города зажглось, словно звезда, сердце Константина Сергеевича. Химера заинтересованно придвинулась. В её глазах отражались фонтаны и фейерверки, рассказывающие миру о Демидине и о Вселенной.
– Признаю, что это красиво, – сказал Росси. – Но красота мешает видеть жизнь такой, как она есть…
Леонид не ответил. Он смотрел на сердце, рассеянно гладя химеру по голове.
Луна поменяла цвет – от бледно-серого к краснорозовому, потом к ярко-белому. Её изображение разделилось на полосы и задрожало, словно картинка на испорченном телевизоре. Из холодного белого круга выглянула колоссальная рожа.
– Закройте это, – сказал демон. – Будьте любезны.
Никто ему не ответил.
Демон заговорил свистящим шёпотом, но казалось, что его слышит весь город.
– Десятки тысяч лет они морили меня голодом, а потом отрубили мне голову. К тому времени я уже успел выпить амриту и был бессмертным. – Он захихикал. – Капли моей крови, упавшие на землю, стали луком и чесноком. Здесь, на Луне, слишком холодно, зато здесь нет микробов. Луна – это идеальный морг, но, откровенно говоря, мне хотелось бы чего-нибудь тёпленького, пусть даже с микробами. Умоляю вас, захлопните эту коробочку!
– Отвали! – сказал ему Росси.
– Как грубо! – обиделся демон. – Я с удовольствием предсказываю вам близкую смерть. О, как ясно я это вижу! Вас обоих заживо съедят черви.
Он закатил глаза так, что они превратились в пустые бельма, и исчез с тихим хлопком.
– Кто это был? – спросил Леонид.
Росси пожал плечами.
– Наверное, лунный демиург, – предположил он. – Вы заметили, что он заговорил с нами по-русски?
Сердце Константина Сергеевича что-то меняло вокруг. Ткань окружающего пространства гнулась, сопротивляясь. На дальней крыше тревожно завыла конусообразная тварь. С чёрного неба донеслись далёкие вопли.
Леониду не было страшно – в эти мгновения он мог верить только в хорошее, и темнота казалась ему фальшивой.
– Когда закончится эта ночь? – нетерпеливо спросил он.
И скорее почувствовал, чем услышал идущий к нему ответ: «Никогда или очень скоро».
– Может быть, закроем шкатулку? – почти жалобно попросил его Росси. – Я очень хочу верить этому сердцу, но хотя бы один из нас должен остаться реалистом.