Менестрель упрямо стиснул зубы – привычная ухмылка походила на оскал.
– Ткни меня куда-нибудь, чтоб не так хотелось спать, а?
– Придём, и ткну, чтоб ты уже уснул до утра, – проворчала жрица, пряча тревогу за него.
Среди камней показался Альяз – вернулся за ними, отделившись от остальных. Молча молодой охотник приблизился и сменил Аштирру, поддерживая Брэмстона. Менестрель отшучивался, мол, не так уж он стар, чтоб юноши хиннан водили его под ручку среди руин, но не сопротивлялся – значит, силы и правда были на пределе. Да жрица и так это видела. Прав был отец – не выдержит Брэмстон путь в гробницу, как бы Аштирре ни хотелось. Но она упрямо твердила себе, что приведёт его к Кадмейре после, когда всё закончится.
В сгущающихся сумерках они достигли условного места – святилища полуразрушенного храма, откуда открывался вид на скальные гробницы. Было очень тихо – Аштирра слышала только приглушённые голоса спутников. Бой уже отгремел… а в том, что здесь прошёл бой, сомневаться не приходилось: кровь на камнях, тёмная, почти чёрная, и самая обычная, алая, принадлежавшая людям или рэмеи.
А потом показались тела… Аштирра была целительницей и не питала ни страха, ни отвращения, но даже ей стало несколько не по себе. Один лежал на спине, устремив к полуобвалившемуся каменному потолку выгрызенное до белых костей лицо. У другого были разворочены живот и грудная клетка – кажется, он пытался ползти, оставив позади гирлянду внутренностей. О чью-то вырванную руку девушка споткнулась, проходя дальше. И эти тела оказались не единственными…
Брэмстон присвистнул.
– Ну ничего себе здесь без нас повеселились!
Альяз тихо выругался, натыкаясь на очередной изуродованный труп. Вместе они прошли вперёд – туда, где горела пара факелов, самых обычных, не бездымных. Пламя плевалось, чадило, словно не желало освещать развернувшуюся здесь сцену.
Лёгкая фигурка спрыгнула перед ними. Аштирра вздрогнула от неожиданности, Альяз обнажил скимитар, но уже в следующий миг они узнали Тианеру. Тётушка склонилась над одним из трупов и деловито приспустила с погибшего штаны. Альяз возмутился было, что нельзя осквернять мёртвые тела, но Аштирра остановила его. Она знала, что́ ищет охотница, – особую метку. Выжженный на крестце, точно клеймо, Рассечённый Лотос, символ, давший имя культу.
Нера поднялась, отряхиваясь, и подтвердила её слова, крикнув куда-то за плечо:
– Все до одного – не наёмники, культисты. И впрямь на важное дело собрались!
– Но к такому готовы не были, – тихо отозвалась Эймер, появляясь из бокового прохода. Её посох горел синим светом, выхватывая из темноты лица живых, придавая им неестественную мертвенную бледность.
Альяз отправился искать отца. Аштирра, поручив Брэмстона заботам обеих тётушек, поспешила во внутренний зал святилища. Стены и колонны были испещрены рельефами, местами выщербленными. Высокий потолок почернел от копоти – слишком многие разжигали здесь свои костры за минувшие века, – но даже сейчас, в неверном свете факелов, она различала золотистые пятилучевые звёзды в тёмной бездне неба.
Впереди стоял каменный наос[17], откуда давным-давно уже вынесли драгоценную статую божества. Огромный алтарь перед ним был расколот надвое, а сквозь пробоину в потолке сочился скудный свет.
На развороченные тела Аштирра не смотрела – её взгляд устремился к Раштау. Жрец сидел у алтаря, сгорбившись. Он был жив – медленно поглаживал распростёртого перед ним зверя.
Мёртвого зверя, как успела понять Аштирра, когда только подошла. Шакал вывалил язык, глаза невидяще смотрели вперёд, щупальца поникли. За алтарём девушка различала ещё одно тело – месиво чёрного меха, багровой плоти и белых костей. Что могло сотворить со стражем такое, она не хотела и представлять.
Раштау остался безучастным к её появлению. Аштирра присела рядом, коснулась его плеча, заглянула внутренним взором целителя, не спрашивая. Она не нащупала никаких ран, но казалось, что силы совсем оставили его. Рядом лежал отброшенный хлыст, похожий на мёртвую ядовитую змею. Изредка по нему пробегали алые искры, словно и чудесное оружие Раштау отдало в бою все свои силы.
Отец поднял голову. Его взгляд был непривычно потускневшим. Лицо осунулось, скулы заострились, но на дне глаз горел огонёк той же упрямой непоколебимой воли.
Поняв его без слов, Аштирра передала ему сумку со снадобьями. Раштау чуть кивнул в знак благодарности, порылся и извлёк один из сосудов. Зелье блеснуло золотом в свете факелов. Девушка узнала снадобье, разгоняющее кровь по жилам с новой силой. С таким можно было не спать целую ночь, а то и две! Как правило, хватало пары глотков, иначе могло наступить чрезмерное возбуждение, нестерпимое жжение внутри, лихорадка…
Раштау выпил его до дна, откинул голову, привалившись к сломанному алтарю, и прикрыл глаза. Не решаясь спрашивать, жрица забрала у него опустевший сосуд, спрятала обратно в сумку. Зелье почему-то не действовало так, как она привыкла.
– Мне просто нужно отдохнуть, – хрипло проговорил отец, не открывая глаз, и его пальцы чуть сжали шкуру зверя. – Нам всем нужно… отдохнуть…
Аштирра заслышала вдалеке звонкий лай и голоса – приближался отряд Фельдара. Раштау даже не шелохнулся, словно выпил не разгоняющее зелье, а сонное. Это пугало, и мысли закрадывались самые неприятные. Какой ценой на самом деле ему далась эта победа в святилище?..
Вскоре в галереях эхом разнеслись зычный бас Фельдара и возгласы его спутников. Судя по крепким дворфийским ругательствам, они обнаружили первые трупы. Нера уже бойко рассказывала о том, как Раштау остановил ритуал, – хотя деталей она не знала, но от души добавила фантазии. Фельдар в свой черёд хвастался, как они обратили в бегство отряд культа на подступах к некрополю, застав их врасплох. Чёрные копатели явно не ждали, что на них нападут ещё и с этой стороны. По всему выходило, что стоянка культа переместилась на противоположную от скальных гробниц сторону, хотя именно здесь позиция была самой выгодной. На этом месте Раштау планировал укрепиться перед основной вылазкой уже к самому погребению Кадмейры, разбить экспедиционный лагерь.
От множества факелов стало светло как днём. Гул голосов, таких привычных, земных, отогнал смутные страхи.
Золотистая стрела вспышкой пронеслась по святилищу. Чесем, учуяв хозяйку, устремился к ней и сбил с ног, рьяно вылизывая лицо, словно не виделся с ней не сутки, а по меньшей мере пару месяцев.
– Я себе так рога отколю о камни, глупыш, – улыбаясь, Аштирра села и крепко обняла пса, крутившего хвостом так, что вот-вот оторвётся.
Другие сау деловито сновали по святилищу, исследуя его. Трупы людей были для них чем-то привычным, а вот при виде останков шакалов псы вздыбили шерсть и глухо зарычали. Чесем, когда унялась первая радость, ткнулся головой Аштирре в грудь, отталкивая её от Раштау – и от тела стража. Присоединившись к остальным сау, он осторожно обнюхал мёртвое чудовище. Жрица видела – бесстрашные псы боялись. В их рычании слышались истеричные нотки, и они неуловимо подрагивали. Даже погибшие, хищники внушали сау настоящий животный ужас – пришедшие из глубины веков, впитавшие в себя многовековые искажения.
В зал вошёл Фельдар в сопровождении пары своих воинов.
– Аши! Вот ты-то мне и нужна, – воскликнул он. – Посмотри там моих ребят, кого зацепило, будь добра. А мы тут пока… – дворф поднял факел повыше, огляделся. – Приберёмся. Не знаю, как ты, а я с трупами делить лагерь не готов. Раштау, братец, а ты чего там разлёгся? Подымайся давай! Рано в саркофаг.
Дворф приблизился, потряс жреца за плечо с такой силой, словно хотел душу вытрясти. Старший рэмеи открыл глаза, криво усмехнулся.
– Не тебе одному пришлось повоевать, – чуть слышно прошелестел он.
– Что, староват становишься для таких стычек? Так сказал бы наш Брэмстон, – ухмыльнулся Фельдар и гаркнул через плечо: – Ребята, собаку эту уродливую оттащите отсюда!
– Нет, – Раштау вдруг вскинул голову, и его глаза сверкнули. Пальцы сомкнулись на чёрной шкуре. – Не трогай. Их я сам похороню…
К тому моменту, как Аштирра осмотрела и обработала раны воинов – обошлось без погибших, и только двое получили раны серьёзнее прочих, – святилище уже расчистили и разбили лагерь. Тела культистов были сложены за стенами, и Эймер разожгла пламя погребального костра. Огонь жарко всколыхнулся к чёрному небу, разбрызгивая фонтаны золотых искр. Скрываться было уже не от кого и незачем – расстановка сил была ясна обеим сторонам, и обе готовились к завтрашнему дню.
По приказу Раштау останки стражей вынесли из святилища, а потом жреца оставили в одиночестве. Аштирра не знала, что случилось там, в темноте, – возможно, приходили другие. Сам отец не рассказывал, как и о том, что произошло здесь, – несмотря на все уговоры. Молча он ушёл отдыхать в одно из боковых помещений, где прежде располагались не то покои жрецов, не то сокровищница или склад.
Остальным пришлось довольствоваться историями друг друга. Брэмстон и Нера наперебой рассказывали о встрече со стражами, Фельдар – о том, как его отряд гнал культистов до самых мастаб. Дворф чрезвычайно обрадовался, что менестрель остаётся с ними, хотя Брэмстон мрачно заявил – мол, удивлять его изысками походной кухни не намерен. Впрочем, он смягчился, когда Фельдар поделился с ним парой глотков настоящей дворфийской настойки отменного качества и даже разрешил нацедить немного в памятную флягу. После все отдали дань памяти погибшему следопыту, но мыслям о смерти поддаваться не хотелось никому. Каждый понимал, что завтра выживут не все. Рассчитывать, что культистов остановит страх перед Раштау, не приходилось. Что бы ни скрывала Кадмейра в месте своего последнего упокоения, не только Таэху считали это величайшим сокровищем.
Аштирра недолго сидела у общего костра – тихо выскользнула в темноту и тишину некрополя, остановилась в глубоких тенях на границе святилища. Верный Чесем трусил следом. Снаружи было сколь возможно безопасно – подступы к лагерю охраняли кто-то из следопытов и дворфов.