Аштирра невольно опустила взгляд, когда он сглотнул. Шнуровка тёмно-синей рубахи, расшитой золотой нитью, была как всегда ослаблена, и на груди тускло поблёскивал чеканный медальон – тот самый, который она тоже успела поносить. Жрица повела кончиком пальца к ключицам, подцепила когтем тяжёлую цепь, едва касаясь кожи. Любоваться им так, не глядя в глаза, было проще.
Она мечтала об этом рэмеи с тех пор, как была девчонкой, – сейчас-то уже можно было не притворяться ни перед самой собой, ни перед ним. Хвост чуть подёргивался от волнения, от осознания его близости и их уединения.
– Я так люблю твои песни. Люблю, просто когда ты рядом. И…
Как было объяснить ему, что с ним она чувствовала себя живой и настоящей? Что пустота, похитившая её в те растянутые в вечность несколько мгновений после Посвящения, и необъяснимый ужас перед собственным небытием отступали?.. Кажется, что-то из этого она всё же произнесла вслух и будто со стороны услышала собственный голос:
– Всё наше мировоззрение построено на вечности и бесконечности жизни, на циклах возрождения и непременном посмертии. Мы рождаемся и уже знаем, что это не впервые, а когда завершится – то завершится не навсегда. Но тогда я просто… перестала быть. Не осталось ни света, ни памяти, ни грядущих встреч, ни шёпота Вод Перерождения.
Брэмстон обнял её, пряча в кольце своих рук от всех её страхов. Прижавшись щекой к его груди, Аштирра чувствовала биение сердца, надёжное, успокаивающее, заземляющее.
– Я с тобой, – просто сказал он, но в этих простых словах, в их искренности было заключено всё, чего ей так не хватало.
– И этого достаточно, – девушка решительно вскинула голову, с вызовом встречая его взгляд. – Стань моим жрецом Золотой.
– Что? – мягко переспросил Брэмстон, неотрывно глядя на неё, не выпуская из рук.
– Разве не помнишь? Была такая традиция в Таур-Дуат, не только в императорской семье, во многих вельможных родах. Когда юноши и девушки отправлялись в храм Золотой Хэру-Хаэйат на обучение Её искусству… Я хочу, чтобы ты стал моим жрецом Золотой.
Брэмстон тихо рассмеялся, но, когда Аштирра попыталась возмущённо отстраниться, не выпустил её.
– Нет.
Отказ кольнул больнее, чем она ожидала. Точнее, она вообще не ожидала, что менестрель может отказаться. Разве он не желал того же?
– Ты ведь говорил, что после Посвящения всё будет как… – шёпотом начала она.
Брэмстон не дал договорить – приложил пальцы к её губам, нежно очерчивая.
– Я не хочу быть твоим жрецом. Потому что, согласно той же традиции, после обучения нужно было расстаться и забыть. А я не хочу ни забывать, ни быть забытым, – он обезоруживающе улыбнулся. – Если не возражаешь, я бы предпочёл задержаться подольше, чем на несколько ночей.
От его поцелуя, сладостного и смелого, перехватило дыхание. Собственный внутренний огонь опалял, едва сдерживаемый в плену тела. Каждая струнка её существа тянулась навстречу его касаниям, пока ещё деликатным. Слишком деликатным.
Вспомнив кое-что, Аштирра улыбнулась сквозь поцелуй, отстранилась, отступая к воде.
– Если ты ещё в меня не влюбился, то сейчас уже точно не устоишь, – девушка лукаво улыбнулась, повторив его собственные слова, расстегнула узорную брошь на плаще, и тот упал к её ногам. Предрассветная прохлада окутала её, проникая под тонкую ткань платья, но не унимая пламя под кожей.
Ах, какой у него был взгляд – ей даже хотелось продлить эти мгновения подольше ради томительной недосягаемости, несмотря на собственное нетерпение. Подняв руку так, что рукав опал жемчужным крылом, жрица медленно разомкнула один из золотых браслетов, но не успела снять. Сделав шаг, Брэмстон нежно перехватил её предплечье, сам снял украшение и коснулся губами чувствительного запястья. То же самое он повторил и с другим браслетом, аккуратно сложил их поверх плаща, поднялся, удерживая её взгляд. Отступать было некуда – прямо за ней простиралась водная гладь. И он стоял совсем близко, родной и в то же время незнакомый в этом новом качестве. В его глазах не было смертоносного золота её видений – только мягкая глубина, похожая на воды священного озера.
Заворожённая, Аштирра чуть вздрогнула от лёгкого прикосновения к шее – отведя волну её волос, Брэмстон разомкнул тяжёлое ожерелье. Без своих ритуальных украшений она чувствовала себя почти нагой, но не слабой, не уязвимой. В его глазах и в каждом из его касаний Аштирра была богиней, воплощённой мечтой, и ощущала себя именно так. То была удивительная хрупкая власть над чувствами и желаниями прекрасного мужчины, который никогда бы ей не навредил, с которым она могла отпустить себя.
Ожерелье последовало за браслетами. Но теперь, когда Брэмстон снова поднялся, всё так же удерживая её взгляд, жрица ощутила лёгкое прикосновение, скользящее, едва ощутимое и дразнящее. Невесомое, как ткань на коже. Он провёл вверх по её бёдрам и обнял за талию, впервые позволяя себе обвить её ногу хвостом, нежно и деликатно. Аштирра робко повторила его жест, просто чтобы быть ближе к нему. А потом, решившись, первая протянула руку, коснулась основания его рогов.
Она уловила эту перемену, даже избегая искушения смотреть внутренним взором целителя, – то, как сверкнули его глаза и изменился ритм дыхания. Брэмстон облизнул губы, кажется собираясь что-то сказать, и этот обыденный жест отозвался внутри, словно невидимое касание по натянутым струнам. Аштирра затаила дыхание.
– Тебе… здесь будет холодно, – сказал он доверительно, словно сообщал сокровенную тайну.
Девушка рассмеялась от неожиданности, стукнула его кулаком в грудь.
– Предлагаешь дождаться полудня? Прямо чтоб у всех на виду, да?
– Предлагаю отойти от воды, – шепнул Брэмстон и вдруг подхватил её под бёдра, прижимая к себе. Аштирра охнула, обвила его ногами за пояс, чтобы не упасть, и крепко обняла за плечи.
Менестрель перенёс её в заросли, под покров низких ветвей, где они часто любили сидеть после прогулок. Стайка птиц, разбуженная их вторжением, взмыла в воздух, пролетела низко над водой. Первые лучи уже вызолотили матовую дымку, но здесь пока царил мягкий сумрак.
Брэмстон медленно опустился на колени, бережно удерживая девушку, улыбнулся.
– Не страшно?
– А что, можешь уронить? – вкрадчиво спросила она, склонившись над ним так близко, что кончики их носов соприкасались. Как на поцелуях на древних рельефах, где влюблённые передавали друг другу своё дыхание.
– Это вряд ли.
– Итак, мне не холодно, не страшно, и ты меня не уронишь. Больше вроде беспокоиться не о чем, а, Брэмстон Искатель? – Аштирра изогнула бровь, пряча волнение.
Она любовалась им, и всё в ней пело от его близости. Все эти вопросы казались неуместными.
– Уже поздно.
– Что поздно?
– Беспокоиться и отступать…
Больше она ничего не успела сказать, оказываясь в плену собственного огня и его прикосновений.
Глава тридцать перваяПреданность
Хранитель помнил это место совсем другим – каким показал ему артефакт. Возможность окунуться в чужую память завораживала, хоть от этого и не было никакой пользы. Ещё один из образов родом из забытой древности, которые никто, кроме них, уже давно не видел.
Сейчас даже при свете дня здесь было жутко. Некрополь простирался до самого горизонта – мастабы, хранившие тайны осквернённых мертвецов. Руины храмов, в которых обитали призраки прошлого. Расколотые обелиски, торчавшие из песков и битого камня, словно клыки древнего чудовища, навеки уснувшего здесь. Вдалеке подвывали твари, для которых день явно не был помехой. Сам воздух был пропитан неописуемым потаённым ужасом, готовый расколоться и явить десятки искажений.
Низкие тёмные тучи клубились над некрополем – частью некогда процветавшего края, где сходилось множество торговых путей и обитали представители самых разных народов. Края, носившего имя Шаидет.
Стоя на берегу внушительных размеров вади – судя по всему, одного из притоков Великой Реки, – Хранитель разглядывал пейзаж, не внушавший ему ни надежды, ни каких-либо иных приятных эмоций.
– Ни за что туда не сунусь, даже не проси, – пробормотал он.
«И не нужно. Без проводника ты погибнешь на первом же искажении».
Проводник у него был – излишне разговорчивый караванщик родом из какого-то кочевого племени, которых в песках Каэмит было как барханов. Как бишь там его звали? То ли Фуяд, то ли Нияд. Но среди искажений толку с этого Фуяда было немного – он не был из следопытов, умевших чуять и обходить опасные места, полные дикой неконтролируемой магии. А пара крепких охранников караванщика годились только для того, чтоб отбиваться от искателей лёгкой наживы, но никак не для боя с чудовищами.
– А чего ты тогда хочешь? Давай убираться отсюда поскорее – мурашки от этого местечка, тьфу ты. Даже если б ты указал мне точное место с кладом, я б туда не пошёл.
«Нет, мы ищем здесь не клад. Осмотрись. Здесь, на границе некрополя, должна быть амранская крепость. Гарнизон или опорный пункт».
На возвышенности в самом деле раскинулась крепость позднеамранской эпохи, сложенная из массивных, плотно подогнанных друг к другу светлых каменных блоков.
– Есть такая, да.
«Вот туда и иди».
Поминая разными эпитетами и артефакт, и культистов, и амранцев с рэмеи, Хранитель двинулся к крепости, оскальзываясь на песке и мелких камнях. Фуяд-Нияд как раз и предлагал переночевать там перед тем, как отправиться назад, – чтобы не идти по темноте. Сейчас караванщик спешил следом, а охранники вели их верблюдов. Фуяд жизнерадостно приговаривал, что господин осиян невероятной мудростью и всё решил правильно. Хранитель закатил глаза – решало тут золото. Благо этого добра пока ещё оставалось в избытке по разным тайникам.
– Что мы здесь ищем? – шепнул он, украдкой глянув через плечо, надеясь, что проводник не замечает, как он болтает сам с собой. Почему-то он так и не избавился от привычки говорить с духом вслух.