А потом были слепящая вспышка и запах палёной шерсти. Вой первых Ануират, заслонивших её собой. Истошный вопль впереди:
– Чудовища, чудовища! Они пришли за нами!
Аштирра прильнула к стене прохода, уже осторожнее двинулась вперёд почти ползком. Двое псоглавых катались по полу, силясь сбить со своих шкур пламя. Остальные спешили в зал, беспорядочно тесня друг друга, следуя за неведомым зовом, по дороге едва не задавив жрицу.
– Где же ты… Помоги мне, – тихо попросила Аштирра, быстро оглядывая зал.
Но Эмхет молчал, хотя его присутствие здесь ощущалось ярче, чем когда-либо. Единственные, кого видела девушка, – большая группа культистов на возвышении в центре, сгрудившаяся вокруг треснувшего каменного саркофага. Расколотая на несколько частей крышка лежала внизу у ступеней.
Кто-то стрелял, но стрелы чиркали по камню или, находя цель, лишь разъяряли Ануират ещё больше. Другие бормотали заклинания, послав ещё несколько ярких вспышек, отгоняя хлынувшую в зал свору. Псоглавые исступлённо кидались на горящую границу, но та пока держалась.
Магия здесь действовала привычно, как на мощном пике Всплеска. Аштирра вспомнила, что самое сердце Секкаир было очищено, прислушалась к своим потокам Силы. Скрытая обезумевшей сворой, она осторожно потянулась к культистам, нащупывая жизнь, кипевшую в их измождённых телах. Замерла, выжидая удобный момент.
Один из них вскинул изогнутый нож.
– Отгоните чудовищ! Я убью его! Убью! – крик мага срывался, полный безумия и отчаяния.
– Не убьёшь, Дис, – в этом голосе было столько стали, что Аштирра едва узнала культистку, только что умолявшую её о пощаде. – Не убьёшь, потому что тогда Секкаир пожрёт тебя вместе с нами. А Сердце так и не будет найдено…
– Ты предательница, Корра. Владычица покарает тебя особенно изысканно!
Эти слова потонули в рёве вожака Ануират, разгневанного увечьями сородичей. Подхватив обломок крышки саркофага, словно тот ничего не весил, псоглавый бросил его в ближайших магов. Постамент содрогнулся. Культисты успели отпрыгнуть, откатиться в стороны, но поток заклинаний прервался. Двое, слишком сосредоточенные на своём чародейском плетении, остались погребёнными под глыбой.
Свистнула одинокая стрела, вонзаясь в руку с занесённым кинжалом прежде, чем та опустилась. Культист взвыл от боли. Аштирра коротко обернулась, успев увидеть, как Альяз опускает лук.
Но, когда зазвучал новый речитатив заклинаний, она была готова, дёрнула невидимые нити уже собственного искусного плетения. Голоса оборвались болезненным булькающим кашлем. Ануират устремились к саркофагу, отбрасывая своих пострадавших в пламени товарищей с дороги. Бой завязался уже на ступенях.
Аштирра почти физически ощутила, как зал содрогнулся. За его границами сжималось, менялось пространство пирамиды. Незримое многоликое чудовище, что было страшнее всех встреченных ими монстров, гневалось. Протягивало щупальца страха и шепчущей тьмы, силясь дотянуться до единственного безопасного островка. И чем яростнее кипел бой, тем явственнее ощущался взор тысячи глаз Секкаир, пытавшейся растворить в себе всякую жизнь, перемолоть, переделать.
Жрица сосредоточилась на саркофаге. Когда-то он принадлежал древнему Владыке, защитнику Секкаир, чьё имя история уже не сохранила. Но церемониальное погребение было осквернено, как и само Планарное Святилище, задолго до прихода сюда Расколотого Лотоса. На плитах пола она различала вязь знаков, изломанную и прерванную, – огромный портальный круг несостоявшегося ритуала.
Аштирра обернулась к своим спутникам. Троица культистов не спешила присоединяться к бою, но и не нападала на её отряд – встревоженно оглядывалась назад, в проход. Порткулиса поднялась уже полностью, заняв место в предназначенной ей нише. Свет проливался в смежный зал, и за его границами уже было различимо движение. Секкаир готовилась принять новые жертвы.
– Помогите мне прорваться к саркофагу, – проговорила жрица, погладила большим пальцем кольцо с рогатым солнечным диском. Она смотрела в глаза Брэмстону, но Альяз и даже троица культистов закивали. – Защищайте меня.
Менестрель шагнул к ней, вскользь коснулся её руки.
– Веди.
Альяз снова сменил лук на скимитары, оценивающе посмотрел на разразившуюся в зале бойню. На обезумевших культистов, которым уже нечего было терять. На впавших в иступляющую ярость псоглавых чудовищ.
– Готов.
– Я знаю, ты не доверишь нам свою спину, госпожа, и будешь права, – культистка – Корра – робко улыбнулась. – Но мы тоже будем полезны. Мы защитим нашего спасителя… и выберемся из Секкаир, живыми или мёртвыми.
Обнажив оружие, все трое решительно устремились вперёд, огибая свору справа.
Аштирра помедлила, просчитывая путь для прорыва. Каких-то несколько десятков шагов сквозь жернова битвы…
Напоследок жрица сосредоточилась на Брэмстоне и Альязе, пробуждая скрытые ресурсы их тела, обостряя их инстинкты. Их присутствие рядом, плечом к плечу, было надёжнее щита и доспехов. Она знала: им непременно удастся, ведь иначе и быть не может.
Они двигались как единое целое. Уходили из-под ударов. Находили бреши и пробивали хрупкое сопротивление. Щёлкнул хлыст Аштирры, сбивая с ног какого-то мага. Со звоном скимитар Альяза встретил нацеленный на жрицу меч, уводя удар, находя податливую плоть. Брэмстон с силой толкнул развернувшегося к ним культиста на пару Ануират, загородивших путь. Метнул нож прежде, чем один из лучников выстрелил, сочтя их более лёгкой добычей.
Аштирра пригнулась, дёрнула менестреля за собой, уводя из-под взмаха могучей лапы вожака. Рядом перекатился Альяз, уворачиваясь от заклинания, и вспышка огня лишь вскользь опалила рукав. Кочевник прыгнул прямо на изумлённого такой дерзостью псоглавого. Оттолкнулся, нанося удар обоими скимитарами по нападавшим на чудовище воинам.
Несколько шагов. Несколько ударов сердца. Брэмстон и Альяз, не отставая, защищали её с обеих сторон. Аштирра сосредоточилась только на последнем рывке. Взлетела по ступеням к саркофагу, прильнула к расколотому каменному боку, не успев даже отдышаться, и склонилась, заглядывая внутрь.
Время застыло, потеряв смысл. Какофония боя звучала где-то невыразимо далеко. Она опустилась на колени, протянула дрожащие руки, касаясь скрещённых кистей лежавшего внутри мужчины.
Его лицо осунулось, кожа плотно обтягивала скулы. Всё тело казалось сухим, истощённым, точно у мумии, прошедшей очищение в натроне[26]. С него сняли доспехи и бóльшую часть облачения, не оставив даже колец и амулетов. Аштирра видела зажившие следы порезов и ожогов, отмечая их инстинктивно, как целитель. Все они уже зажили, но тело было истощено до крайней степени, словно пожирало себя само, выжигая все свои силы до последнего, чтобы выжить.
– Папа… – тихо позвала она, но ещё прежде почувствовала, как дрогнули его руки под её ладонями.
Когда Раштау распахнул глаза, его взгляд был ясен и твёрд, не замутнённый ни болью, ни забытьём. Сухие губы раздвинулись в улыбке. И сквозь всё она различила его голос, тихий и хриплый:
– Аши… Он привёл тебя…
Аштирра зло отёрла непрошеные слёзы, осторожно коснулась его волос, слишком остро чувствуя его хрупкость.
Хрупкость тела, но не духа. Она не знала, как отцу удалось вернуть себе свою Силу, но сейчас чувствовала его буквально во всём вокруг. Он не просто очистил сердце пирамиды – он словно… стал этим сердцем, самим ядром Планарного Святилища. Аштирра не могла осознать, как такое возможно, – просто знала, что это так.
– Я помогу. Сейчас мы вытащим тебя… Мы не одни, папа. У нас могучие союзники, и скоро всё будет позади.
Говоря всё это, жрица успокаивала скорее саму себя, касалась нужных точек на его теле, побуждая энергии течь ровнее, сильнее. Но текущие в его теле потоки так оскудели, что ей было страшно вглядываться глубже внутренним взором целителя. Положив одну ладонь ему на грудь, осторожно обхватив затылок другой, Аштирра вливала в него свою Силу, облегчая изнеможение.
Раштау сделал судорожный вздох, закашлялся. Тело было слабым, но синие глаза сверкали, как лезвие клинка. Непоколебимая воля, которой боялась сама искажённая Секкаир.
– Послушай меня, Аши, – болезненно тонкие пальцы сжали её запястье – лишь тень его прежней силы. – Это очень… важно. Я должен… передать… передать тебе… наше будущее…
Аштирра закивала, не останавливая лечения, глотая слёзы, сосредоточенная лишь на его голосе, на пульсации жизни в нём. Она не пыталась узнать у него, что случилось с Эймер и Нерой, – боялась, что просто не вынесет правды. Не спрашивала она и о Сердце, и о наследнике Ваэссира, который не ждал её здесь, хоть и обещал.
В эти мгновения важнее всего было удержать хрупкое плетение жизни Раштау, и только это имело значение. Жрица просто не имела права отвлечься.
– Я хотел рассказать тебе так много…
– Ещё успеешь, вот только приведу тебя в порядок. У меня ведь был лучший учитель целительства!
Раштау улыбнулся, коснулся её щеки. В его глазах были тепло и гордость, за которые Аштирра могла отдать всё.
– Никого никогда я… – прошептал он чуть слышно, но она помнила строки его письма:
«…не любил сильнее – ни мою мечту о нашей земле, ни самих Богов…»
Всхлипнув, Аштирра не выдержала, поднесла его ладонь к губам, чувствуя, как обжигающие слёзы струятся по сухой коже. Мысленно взмолилась Аусетаар, зная, что просто не выдержит, не справится, если ей не удастся…
– Я спрятал Сердце ото всех. Так, чтобы не нашли ни культ, ни демоны.
– Боги, сейчас это неважно! – воскликнула Аштирра. – Ни артефакты древних, ни династия. Ты должен подняться!
Взгляд отца был непоколебим.
– Ты помнишь Кадмейру? – настойчиво спросил Раштау. Каждое слово давалось ему с трудом, несмотря на потоки Силы, вливаемые жрицей. – Раз уж тело – наш храм…
– …оно может с тем же успехом служить и сокровищницей, – невольно закончила Аштирра.