«Удар в скулу» вышел столь сильным, что я не удержался на ногах, как и все остальные. Поднявшись, кинулся к борту, чтобы оценить ситуацию. Она пока что была непонятной — на камне нас не удержало, понесло дальше. При этом весла не шевелились, очевидно, происходящее вызвало стресс у гребцов и судно теперь полностью неуправляемо, потому что оба рулевых пребывали в затяжном ступоре.
Оттолкнув одного, я с нечеловеческим усилием, до хруста в суставах повел веслом, стараясь обогнуть сдвоенный камень, на который нас несло. Наверное, не успел бы, но, как ни удивительно, помогли рифы. Корпус судна задрожал, откуда-то снизу донесся скрежет и треск ломаемого дерева. Я понял, что мы днищем задели один из тех самых «невидимок», и задели серьезно.
Ход корабля замедлился, но до остановки не дошло, потому как накатившая волна вовремя приподняла корабль, опустив уже за опасным местом. А я все это время продолжал давить на весло, и, возможно, именно благодаря моим усилиям удалось избежать тесного знакомства с тем самым раздвоенным рифом, на котором мы могли засесть, будто посаженные на кол.
Опомнился второй рулевой, начал помогать. Поздно, остолоп…
Снизу почти птицей взлетел Норп:
— Дан! Тонем! Внизу воды по пояс!
— Вижу! Готовьтесь! Поплавать придется! Нью! Ты где?!
— Здесь! — прокричали снизу.
— Хватай что-нибудь — и к берегу!
В ответ что-то прокричали, но слова промелькнули мимо сознания — в этот момент днище ударилось об очередной камень, и на этот раз куда серьезнее. Судно навалилось на препятствие, палуба ушла из-под ног, отчего я опять не удержался на ногах и лишь чудом не свалился с высоты рулевой площадки. А затем последовал второй рывок, ничуть не слабее. Но другой природы. Якорь, про который все забыли, наконец нашел за что зацепиться и сделал это именно сейчас. Корабль, оказавшись на привязи, дернулся в сторону, налетев на новый камень.
Вот теперь мы остановились окончательно.
Бросив взгляд по сторонам, я легко догадался, что дальше «Пес» вряд ли пойдет. Все, это его последняя остановка. Корпус еще содрогался, со скрежетом переползая через камни, но это была своего рода агония, вызванная инерцией судна и действиями волн.
— Все за борт! — крикнул я и первым последовал своему приказу.
Уж очень сильно пугала мачта. Как-то нехорошо накренилась, будто собираясь обрушиться на палубу, прихлопнув своими тяжелыми реями нерасторопных.
Уже вынырнув, понял, что я последний осел. Покинул судно в том, в чем был, не прихватив массы полезных вещей.
И даже не посмотрев, как там Нью…
Начал крутить по сторонам головой, пока не высмотрел девушку впереди. Значительно меня обогнав, она быстро плыла в сторону недалекого берега. И никакими подручными средствами при этом не пользовалась, то ли позабыв о моем приказе, то ли его проигнорировав.
Скорее последнее.
Припустил вслед за ней.
Метров триста-четыреста — даже для не слишком хорошего пловца дистанция терпимая. Ничего удивительного, что я преодолел ее одним из первых: ведь меня не тормозили доски, бочонки и прочие средства спасения на воде, коими обременили себя остальные.
За одним исключением.
Нью, самая первая оказавшись на суше, стояла у кромки прибоя, расставив руки в стороны.
— Ты что, пугало из себя изобразить решила? — поинтересовался я, шлепая по мелководью.
— Будь у тебя хоть капля ума, мог бы догадаться, что таким способом я пытаюсь высушить платье.
— Капля? Ума? Да где же мне найти столько?! И вообще зря ты это затеяла: команде, и мне в том числе, приятно смотреть на девушек в мокрой одежде. Не лишай нас последней радости в жизни.
— Очень смешно. Ну что? Доволен? Нашел берег? А я ведь тебе говорила, что не надо было сюда идти.
— А у нас был богатый выбор? Радуйся: мы живы, и мы на суше. Поверь, это очень даже неплохо.
— Пытаюсь поверить, но почему-то не получается. Дан, а зачем тебе пустые ножны?
— Пустые? Блин, а ведь в них был меч… Получается, теперь они и правда мне незачем…
— Корабль… Смотри…
Обернувшись, я никакого корабля не увидел. Лишь мачта торчала из воды, да и та становилась все короче и короче.
— Поздравь меня, Нью.
— С чем?
— Второй корабль. Второй мой корабль. И тот, и другой на дне. Как ты думаешь, может, есть смысл сменить профессию капитана на что-нибудь другое? Например, стать дворником…
Глава 20Женская интуиция
Не было бури или даже самого захудалого шторма. Ну разве что волнение выше среднего, но все равно к серьезным его не отнести. Тем не менее из полусотни человек до суши добралось лишь тридцать пять.
Плавать никто не умел, приказ обзавестись индивидуальными спасательными средствами многие пропустили мимо ушей. Но и тем, кто не пропустил, тоже не всем это помогло. В итоге: треть команды на дне.
Как глупо…
Спасшийся народ выглядел потерянно. Стресс и все такое — неудивительно. И я знал, что надо как можно быстрее привести людей в чувство, а сделать это проще всего с помощью труда, пусть даже самого бессмысленного. И потому начал быстро озадачивать невольников ценными указаниями:
— Ты, ты и ты! Пройдитесь по берегу, вытащите из воды, все, что вынесло волнами. Ольб, ты, говорят, видишь как орел? Ну так сходи на тот бугор и посмотри с него, куда нас занесло. Только не задерживайся, быстрее возвращайся. Вы двое, к тем кустам и дальше. Зелень в той стороне сочнее — вдруг пресная вода найдется. А остальные не сидите на месте, надо натаскать дров и поставить навесы, а то небо пасмурное и может дождь пойти.
Озадачив всех без исключения, я теперь присматривал, чтобы никто не отлынивал. То есть осуществлял общее руководство. Занятие нехитрое. И заодно присматривался к поведению людей, выискивая опасно упавших духом. Но таковых не находил. Что меня до сих пор поражает в аборигенах — так это полное наплевательство на человеческую жизнь, пусть даже она своя. Нет, инстинкт самосохранения им не чужд, но к смерти они относятся примерно как к насморку.
Вы только представьте ситуацию у нас, на Земле: тонет корабль, треть пассажиров и команды при этом погибает. Что станет с остальными? Да они не один день будут пребывать под наблюдением врачей. Психологическая помощь, антистрессовые меры и все такое. Заставить их пойти на работу в этом состоянии не получится, да и никто не станет этого делать. Выжившие начнут давать пространные интервью, позже пойдут мемуары и многомиллионные иски к судовладельцу — ведь кто, как не он, обязан оплатить моральный ущерб.
Здесь и намека на такое нет. Попробуй местным расскажи про наши кризисные обычаи — меня бы попросту не поняли. Утонул корабль? Плохо. Куча народа вместе с ним утонула? Плохо. Сапоги тоже на дно ушли? Тоже плохо: почти новые были и не жали. Вот сейчас отдышусь, сплюну воду морскую, которой наглотался по уши, и пойду рубить жерди под навес, благо ножа своего не потерял. Как удачно получилось, что не потерял, ведь без него пришлось бы голыми руками деревца ломать.
Когда в бою погибла девушка, мне небезразличная, даже близкие мне люди недоумевали, не понимая, почему я так огорчен. Ведь надо радоваться разгрому демов, а не горевать по пустякам. Женщин всех возрастов и любого качества в Межгорье хватает, выбирай любую, а такая победа случилась впервые, и неизвестно, не станет ли единственной.
Нью, единственная, кого не озадачили работой, бесцельно шаталась по пляжу. Может, ракушки красивые хотела найти по своей привычке, или не знаю что. Хотелось думать, что к смерти она относится не так, как принято на родине, и сильно не приуныла, а то ведь ей здесь придется жить от стресса к стрессу.
Любят здесь люди умирать.
Насильственной смертью.
В итоге бродить в одиночестве ей надоело, и она темнее тучи вернулась ко мне и пожаловалась:
— Вся материя на корабле осталась. И нитки с иголками.
— Ты никак жалеешь, что в одном платье осталась?
— Я стерплю. Но у многих почти не осталось одежды, а ночью может быть холодно. Дан, как мы теперь доберемся до твоего Межгорья?
— Еще не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю. Ты даже не представляешь, из каких мест мы до него добирались поначалу. И это тоже переживем.
Не знаю, куда бы нас дальше завела эта беседа, но ее прервали самым странным, я бы даже сказал, почти невообразимым способом.
Сперва раздался звук, от которого сердце мое замерло в радостном предчувствии. Я ведь уже почти не надеялся его услышать, приняв на веру предположение, что местное море прячет меня не хуже, чем стог иголку.
И тут на тебе…
Хлопанье крыльев. Обычный звук, который издает птица покрупнее скворца и поменьше вороны. Оборачиваясь, я начал растягивать рот в слюнявой улыбке идиота.
Зеленый. Сволочь пернатая, мой милый попугай, он наконец меня нашел. Теперь у нас все будет хорошо, потому как вслед за авиацией обязательно спешит кавалерия.
А затем на смену слюнявой улыбке идиота заявилась перекошенная челюсть племенного дегенерата.
Попугай здесь был. Именно такой, как я предполагал: больше скворца, но меньше вороны. Мало разбираясь в южных птицах, считаю (возможно, неверно) этот размер приличным. Характерно изогнутый клюв, нижняя половина которого столь подвижна, что превращает этот орган в инструмент, для которого доступны самые сложные работы вроде чистки перьев или борьбы со скорлупой орехов. Голые лапы с тонкими паучьими пальцами, способные удержать тело почти на любой поверхности. Еле заметный хохолок на прилизанной макушке. И глаза с хитринкой, выдающие нешуточный интеллект.
Вот только это был вовсе не Зеленый, на что указывало сразу несколько признаков.
Первым делом бросалось в глаза, что оперение у прилетевшей птицы радикально-белого цвета. Скорее даже перламутровое. И ни одного зеленого пятнышка, как у моего приятеля.
Мой птиц чистюля, а здесь заметно, что хвост грязноват. Вряд ли из-за неряшливости, просто им частенько приходится елозить по самым разным поверхностям, что не всегда можно поправить последующей чисткой, а на белом любая точечка хорошо заметна.