соскучились по тебе… А с чего их оставлять дома? Хорошо. Ладно, Джон, до встречи.
Услышав, как дядя Бобби кладет трубку на рычаг, Дин ощутил миг подлинного счастья. Папа жив – и судя по тому, что они с дядей Бобби о чем-то пререкались, как обычно, чем-то недоволен.
А это значит, Дин знал по опыту, что отец в полном порядке.
Ожидая его в аэропорту, Дин говорил себе, как важны для папы эти частые отлучки, он понимал это гораздо лучше, чем Сэмми. Младший брат толком не помнил маму, он был совсем маленьким, когда ее не стало. Трудно представить, что он когда-нибудь по-настоящему поймет, что с ней случилось.
Если быть честным с самим собой, то Дин и сам это не вполне понимал. Бывали дни, хотя в этом он бы никому не признался, когда он не мог даже вспомнить, как она выглядела.
Маму убил какой-то монстр, и папа не успокоится, пока не найдет его и не убьет. А пока он ездит и убивает других монстров, которые хотят убить мам других мальчиков и девочек.
Потому что папа – герой, а герои ведут себя именно так.
Наконец за спинами какой-то ссорившейся пары мелькнула знакомая темноволосая голова. Широко шагая, папа обогнал пару и широко улыбнулся.
Сэмми ни на что вокруг внимания не обращал, но, увидев отца, вскочил и бросился к нему.
– Па-а-ап!
– Совсем еще ребенок! – заметил Дин, делая вид, что возвращение отца – не такое уж большое дело.
– Ну как, ребята, все в порядке?
– Все классно, па! – Сэмми от нетерпения подпрыгивал на месте. – Я побил Дина в шашки, а потом он выиграл у меня в прятки, но это ничего, потому что я снова побил его в ятци[25].
Дин собрался было уточнить, что Сэмми выиграл только одну партию, но Бобби положил ладонь ему на плечо и покачал головой. Дин недовольно промолчал. Сэм был счастлив видеть отца, и Бобби не хотел портить ему удовольствие. И Дин ограничился словами:
– Здорово, что ты вернулся, па.
– Я соскучился по вам, ребята. Да, у меня тут кое-что для вас есть. – Он сунул руку в карман куртки, достал два маленьких пластмассовых прямоугольника и один протянул Сэмми, другой Дину.
Это были сувениры из Калифорнии, миниатюрные автомобильные номера, только на одном вместо цифр было выбито «ДИН», а на другом – «СЭМ».
– Вот это да! – завопил младший. – Здорово!
– Такие только в Сан-Франциско найдешь, – улыбнулся Джон. – Хотел, чтобы у вас было что-то особенное.
Сэм не мог сдержать восторга, и Дин решил промолчать. Он-то знал, что такие игрушки в Калифорнии продаются повсюду. А особенно – в сувенирных магазинах аэропортов. Сам он летал только однажды, и ему это очень-очень-очень не понравилось, но магазины он запомнил хорошо.
Торопясь на свой рейс, папа просто схватил то, что подвернулось под руку. Судя по подслушанному Дином разговору, он, кажется, даже не ожидал увидеть сыновей в аэропорту.
Отец взъерошил Сэму волосы и повернулся к Дину. Положил ему руки на печи, его лицо стало очень серьезным, как всегда, когда он собирался сказать что-то особенно важное.
– Ты ведь присматривал за Сэмми, верно, сынок?
Дин кашлянул и вдруг почувствовал себя очень виноватым. Ему вспомнились слова отца, сказанные в тот вечер, когда не стало мамы. Они всегда хранились у него в памяти, но сейчас зазвучали во весь голос.
– Ступай с братом на улицу, да поживее – не оборачивайся. Ну же, Дин, марш!
Он расправил плечи и посмотрел отцу прямо в глаза.
– Так точно, сэр!
– Ну, вот и молодец. – Джон улыбнулся.
– Ладно, хватит болтаться тут, пошли, – сказал дядя Бобби.
Они направились к стоянке. Дин засопел, когда Сэмми принялся в десятый раз рассказывать о том, как один-единственный раз обыграл Дина в ятци, но вспомнил слова отца и снова промолчал.
Отец дрался с плохими людьми и спасал хороших и в то же время заботился о своих сыновьях.
Потому что отец – герой, а герои ведут себя именно так.
Глава 20
В слабом свете убывающей луны Майра Ву бежала через парк «Золотые ворота». Ей грозила смертельная опасность. Никогда еще она не испытывала такого страха. Он сдавливал грудь, ноги стали как ватные. Даже в самых мрачных фантазиях она не могла вообразить подобного ужаса.
До того дня, когда она впервые услышала выстрелы.
Майра родилась в Сан-Франциско. Ее отец был американцем китайского происхождения, мать – немецкого. Майра ходила в государственную начальную школу, затем в среднюю и старшую, затем там же, в Сан-Франциско, поступила в Калифорнийский университет, где изучала театральное искусство и получала средние оценки, ни в чем особо не преуспевая, но и не отставая.
Театр всегда увлекал Майру, и хотя ведущих ролей она не получала, место на сцене ей почти всегда доставалось. А если нет, то она помогала постановке, чем могла. Это позволяло чувствовать свою причастность к спектаклю.
Окончив университет, она осталась дома, с отцом и матерью, которые никогда и не в чем ей не перечили. Их волновало только одно – чтобы у дочери не было проблем с законом. Впрочем, для беспокойства оснований не было. Ни ее саму, ни ее друзей нельзя было назвать людьми, у которых могут возникнуть проблемы с кем бы то ни было, и уж в последнюю очередь с законом. Полицейских она видела только на улице.
До тех пор, пока не устроилась работать в ресторане Томми Шина.
Обожая сцену и обладая истинным талантом, Майра, тем не менее, никогда не стремилась к актерской карьере. Она рассылала свое портфолио и ходила на прослушивания, получая предложения выступать во второсортных клубах, но всерьез ее это не увлекало.
В конце концов, следуя традиционным путем актеров-неудачников, она стала официанткой. Нанимаясь на работу, Майра вспомнила анекдот, который рассказывал один университетский профессор. Мужчина знакомится в баре с женщиной и спрашивает: «Чем занимаетесь?» Та говорит: «Я актриса». А мужчина отвечает: «Да ну? И в каком же ресторане вы выступаете?»
Внешность Майры свидетельствовала о китайском происхождении отца, от матери ей достались только голубые глаза. Это мешало получать хорошие роли в театре, зато увеличивало шансы получить работу в каком-нибудь ресторане в Китайском квартале.
Помимо английского, она бегло говорила по-китайски и по-немецки, что являлось плюсом для хозяев ресторанов, которые по-прежнему, несмотря на наплыв туристов, обслуживали в основном своих.
В ресторане Томми Шина как раз была открыта вакансия, и поначалу все шло хорошо. Майре нравилось общаться с людьми, нравилось обслуживать посетителей и нравились те, с кем она работала. Она ладила со всеми, за одним только исключением. Отношения со странным пожилым управляющим у нее не сложились.
Альберт Чао, востроносый, замкнутый пожилой господин, редко выходил из своего кабинета. А если выходил, то только для того, чтобы устроить кому-нибудь разнос – за дело или просто так. Или для того, чтобы поговорить с полицейскими, которые регулярно наведывались в ресторан. Иногда это были люди в форме, но чаще приходилось видеть поднимающегося по лестнице детектива в штатском.
Майра никак не могла понять, что им тут надо. Однажды она попыталась расспросить Йонга, служившего в ресторане менеджером, но тот только отмахнулся.
– Не наше дело, – отрезал он, осматривая зал. Его взгляд остановился на одном из столиков. – Номер четыре. Нужна вода, принеси. – И он хлопнул в ладоши, призывая девушку заниматься своим делом.
Она повиновалась, но на том не успокоилась и втайне от Йонга продолжила задавать вопросы. Но в ответ ей пересказывали только слухи, и они ей совсем не нравились.
И тогда она решила не забивать себе больше голову.
Одно учреждение неподалеку решило отметить приближающееся Рождество, устроив у Шина обед для всех сорока своих работников. Кроме них были и обычные посетители, так что народу в зале было битком, и всем в ресторане приходилось трудиться не покладая рук, не говоря уж о том, что то одно, то другое заканчивалось быстрее, чем предполагалось. Скоро стало не хватать салфеток, и Йонг послал Майру в кладовку, где держал некоторый запас – как раз на такой случай.
Чтобы попасть туда, нужно было пройти мимо кабинета Альберта Чао, и Майра старалась ступать как можно тише, чтобы никого не побеспокоить. И вдруг услышала какой-то звук, похожий на выхлоп автомобиля.
Вот только доносился он из-за закрытой двери кабинета. «Может, там окно открыто, – подумала Майра, – поэтому так громко». Но тут же почувствовала запах гари.
Потом раздался чей-то смех.
И снова тот же странный звук.
Майра застыла, прижимая к груди кипу салфеток. Кто-то вскрикнул.
Крик тут же оборвался, и за ним последовало какое-то всхлипывание. Подумав, что кому-то, возможно, нужна помощь, хотя ее внутренний голос просто надрывался: беги, беги со всех ног! – она постучала в дверь.
– Есть тут кто-нибудь? Все в порядке? Мне показалось, я что-то слышала!..
Тут раздался еще один хлопок, и всхлипы прекратились.
Майра почувствовала, что не может сделать ни шагу, и наступившая тишина показалась ей страшнее недавнего грохота.
Скрипнула половица, дверь медленно открылась.
С гривой белых волос, дыбом стоявших на голове и переходивших в косичку, спускавшуюся чуть ли не до половины спины, Альберт Чао был похож на чокнутого азиатского ученого. Он щурился, злые глаза грозно сверкали над острым носом. Но не это было самым страшным, потому что так Чао выглядел всякий раз, когда Майра его видела.
Нет, испугало ее красное пятно у него на груди. Майра повидала достаточно сценических эффектов, чтобы знать, как выглядят кровавые пятна, и сейчас не сомневалась: это настоящая кровь.
– Что тебе надо? – спросил Чао жутким ровным тоном.
Сердце Майры билось так сильно, что ребрам было больно.
– Я… э-э… За салфетками пришла… там кончились… ну, и услышала…
– Ничего ты не слышала, – твердо заявил мистер Чао. – И ничего не видела, ясно?