— Совершенно верно. Аркадий Николаевич, да не принимайте вы это так близко к сердцу. Начальство оценило проделанную вами и вашей группой работу, все будет соответствующим образом учтено…
— Капитан, — зарычал Волин, — вы что, идиот? Вы хоть понимаете, что вы натворили?
— А что, собственно, произошло? Никуда этот Газеев не денется. Подписку-то он дал…
— Да нас…ь ему на подписку!!! — Волин все-таки сорвался на крик, хотя и не хотел этого. — Плевал он на нее!!! Газеев уедет и глазом не моргнет!!!
— Значит, мы дадим его во всероссийский розыск, — спокойно заметил Пилюгин. — И, кстати, попытка скрыться добавит ему лишнюю уголовную статью.
— Какая статья?! Вы что, смеетесь? Ему уже верная «вышка» светит, а вы думаете напугать его какой-то там статьей! Да по ней срок всего до двух лет! По-вашему, Газеева это остановит? Я не пойму, капитан, вы серьезно все это говорите или придуриваетесь?
— Аркадий Николаевич, — ледяным тоном ответил Пилюгин, — Владимир Андреевич Баев, задержанный, к слову сказать, по вашей же ориентировке, только что начал давать показания.
— Какие еще показания?
— Об убийстве четырех девушек, бывшего сотрудника милиции, ныне телохранителя, а также охранника в здании телефонного узла на Арбате.
— Та-а-ак, — Волин вытер лоб. — И сколько же человек его «допрашивают»? И чем?
— Вы на что это намекаете? — если бы голосом можно было заморозить, Волин превратился бы в снеговика. — Вы что, думаете, мы выбивали это признание? Да ваш Баев тут пел, как соловей! Сам, без всякой помощи. Как понял, что ему грозит, мигом накатал чистосердечное!
— А вы помогли, да? Деталями. В общем, так, капитан, — жестко сказал Волин. — Завтра с утра я подаю рапорт на имя Генерального прокурора города Москвы. И мы, в присутствии троих медиков, осмотрим Баева. И не дай бог на его теле обнаружится хотя бы одна царапина. Слышите? Хотя бы одна! Срок я вам обещаю. И не маленький!
— Аркадий Николаевич, — хмыкнул Пилюгин. — Да это, оказывается, не я идиот. Это вы — идиот. Через мгновение в трубке уже пульсировали короткие гудки.
— Твою мать! — Волин швырнул трубку на рычаг. — Твою мать!!! Значит, Марина Рибанэ была права. Боря действительно приходил к ней. Ему осталось убить две последние жертвы. Насчет шестой Волин не думал, но с Мариной все было просто. Убив ее, Миша Газеев получит хорошую отговорку. Мол, мое алиби могла подтвердить эта девушка, но маньяк, гад, сволочь такая, убил любимого человека. И как, интересно, будет выкручиваться из этой ситуации «верный оруженосец» Пилюгин? Заставит Баева написать признание, что тот на ночь смотался из камеры, убил двух девушек, а затем добровольно вернулся обратно? Или Газеев опять воспользуется льдом и полиэтиленовыми пакетами? Волин снял трубку, набрал номер вокзального отделения:
— Дежурный? Волин. По поводу Баева. Вы допросили его после задержания? Да? Молодцы, ребята. Протокол у вас? Забрали? — Впрочем, иного ожидать и не приходилось. Пилюгин старался угодить своему «боссу». Интересно, подумал Волин, а не сам ли Пилюгин снабдил Газеева информацией о «казачке»? — Слушайте, капитан, а кто допрашивал Баева? Он еще не ушел? Позовите его к телефону, пожалуйста. — Пауза. — Капитан? Приветствую вас. Капитан, не могли бы вы пересказать мне, о чем поведал вам Баев? Почему он попытался уехать? Капитан задумался.
— Баев сказал, что якобы сбил какую-то девушку, когда возвращался из гостей. В нетрезвом виде, конечно. Испугался и скрылся с места происшествия. Он даже не знал, видел ли его кто-нибудь, поэтому боялся, что за ним в любую секунду могут прийти. Затем в институт явился какой-то парень из прокуратуры, начал показывать фотографии погибших девушек. Баев испугался еще больше, подумал, что его проверяют, а когда увидел участкового у подъезда, решил сбежать. Отсидеться у родни в Кемерове. «Участковый, — подумал Волин. — Тот самый, который приходит к соседке Баева семь раз в неделю. Совпадение, напугавшее стоматолога до дрожи в коленях. Черт побери, какие странные коленца выкидывает иногда жизнь. Знай Баев заранее, чем для него закончится эта история, — остался бы на месте происшествия». Волин поблагодарил капитана, повесил трубку. Вздохнул, взъерошил волосы. Ладно, с признаниями потом разберемся. Пока у него есть проблемы и поважнее. Например, он, Волин, остался в гордом одиночестве. Свободный парень из группы поддержки уже уехал домой. Сколько же можно сидеть вот так? Целый день, почитай, скучал. А в одиночку ловить маньяка — гиблое дело. Нет, Волин не боялся. Точнее, боялся, но в меру. Ровно настолько, чтобы вести себя осторожно и осмотрительно. Но в одиночку не оцепишь район и даже улицу. Не перекроешь выходы из дома. И спину тебе никто не прикроет… Волин подумал, снова снял трубку и решительно набрал номер.
Когда зазвонил телефон, Саша Смирнитский, в верхней одежде и обуви, полулежал в кресле и тупо смотрел в экран телевизора, на котором трое участников старательно угадывали мелодии. Он чувствовал себя настолько плохо, насколько вообще может быть плохо человеку. Рядом с креслом стояла запечатанная бутылка водки. Сначала Саша действительно решил напиться, но, купив бутылку и принеся ее домой, вдруг понял, что пить ему совсем не хочется. Точнее, выпить хотелось, но в самом алкогольном дурмане таилось предательство. По отношению к памяти. Напившись, Саша забылся бы, но он также забыл бы. Ее. Пусть на время, но забыл бы. А он не хотел забывать ничего. Ни единой детали. Он хотел помнить. Потому что в этом искусственном забытьи и заключалось предательство. Телефон надрывался длинными нудными трелями и никак не хотел умолкать. Саша ждал, пока он заткнется. В какой-то момент у него появилось желание взять аппарат и запустить в окно. Но он просто снял трубку и произнес стеклянно, без всякого выражения:
— Да?
— Саша? Это Волин.
— Да, — все тем же тоном отреагировал оперативник, исподлобья тупо пялясь в экран и даже не пошевелясь.
— Нам с Левой срочно нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.
— Нет.
— Саша, сегодня Боря убил не одну, а двух девушек… — Саша никак не отреагировал на сообщение. — Нам удалось взять его, но он опять оказался на свободе. И, если ты не приедешь, могут погибнуть еще две девушки.
— Нет.
— Почему? Оперативник поднял бутылку, зубами сорвал крышку, глотнул, как воду, даже не поморщившись.
— Я выпил, — заявил он, ставя бутылку на пол.
— Ты врешь, — жестко сказал Волин.
— Нет.
— Врешь! Я знаю твой голос! Ты не пил!
— Выпил, — равнодушно возразил Саша. — Только что. В трубке повисла тяжелая пауза. Наконец Волин хмыкнул и сказал холодно:
— Извини. Не думал, что отрываю тебя от дела, — и повесил трубку. Саша бросил свою на пол. Взял бутылку, поднес к лицу, рассматривая прозрачную, маслянистую жидкость, покачал на ладони и вдруг со всего размаху запустил ее в стену. Бутылка взорвалась, как граната. На обоях осталось большое влажное пятно. Брызги водки и осколки стекла разлетелись по всей комнате. Саша вскочил. Лицо его перекосила ярость. Он размахнулся и что было сил ударил по телефону ногой, заорав:
— Ты, сволочь, гад! Сволочь! — Аппарат пролетел через всю комнату и ударился о шкаф. На темной полировке загорелось светло-желтое «солнышко». Саша тигром метнулся вперед и нанес телефону еще один удар. По светлому корпусу пробежала жирная, как червяк, трещина. — Сволочь, сволочь, сволочь! — орал Саша. А за его спиной одна за другой угадывались мелодии, и лукавый ведущий нашептывал верные ответы телезрителям. — Гад! Сволочь! Гад! — Он молотил по аппарату до тех пор, пока тот не превратился в груду бесполезных деталей. — Гад!!! Только после того, как телефон прекратил подавать признаки жизни, Саша остановился и, тяжело дыша, огляделся. Ярость постепенно сходила с его лица, уступая место гримасе плача. И вдруг оперативник действительно заплакал, утирая слезы рукавом пальто. На экране телевизора одинокая, невероятно счастливая девушка угадывала одну мелодию за другой, а в левом углу экрана легкомысленно убегали секунды.
Лева добрался до Маринки даже раньше, чем обещал. За двадцать одну минуту. У подъезда стоял, вращая мигалкой, милицейский «уазик». Оперативник подошел к машине, предъявил удостоверение, поинтересовался у патрульных:
— Что здесь, парни? Видели кого-нибудь? Дородный сержант выпятил нижнюю губу, пробурчал:
— Часы есть? Тогда на время посмотри. Жильцы как раз с работы возвращаются. Как думаешь, видели мы кого-нибудь или нет? Лева тяжело взглянул на него, спросил:
— Ты один такой умный? Или у вас все отделение в юмористы записалось?
— Один, — хмыкнул сержант с вызовом, забираясь в салон желто-синего «козлика». — Мы поехали.
— Давай, давай, — напутствовал его Лева, входя в подъезд. Он поднялся на нужный этаж, позвонил в квартиру. Через секунду ожил спрятанный в стене динамик:
— Кто? Вопрос прозвучал над самым ухом Левы, очень громко. К тому же голос этой девушки был очень похож на голос убитых Леры и Аллы Ладожской. Оперативник вздрогнул от неожиданности.
— Добрый вечер, — сказал он механически и тут же обругал себя мысленно за неуместное приветствие. — Я из прокуратуры. Меня прислал Аркадий Николаевич Волин.
— Покажите удостоверение.
— Конечно, пожалуйста. Лева продемонстрировал свои «корочки» глазку. Щелкнули замки и дверь открылась. Марина Рибанэ оказалась довольно высокой, стройной и по-спортивному подтянутой. Плечи несколько шире бедер, однако фигуру это не портило. А черная водолазка и черные же обтягивающие джинсы только подчеркивали грациозность девушки. Короткая стрижка, непослушные медно-рыжие вихры торчат в разные стороны, но это даже придавало облику Марины своеобразный шарм. Другое дело, что, на Левин вкус, у нее были несколько крупноватые черты лица, однако умело наложенная косметика сглаживала этот изъян.
— Заходите. — Прежде чем захлопнуть дверь, Маринка выглянула на лестничную площадку. — Вы там никого не заметили?