Здесь иногда проходили учения таможенников. Целый день инструкторы в полосатых бело-зеленых спортивных костюмах вдалбливали новичкам основы скалолазания, необходимые для обуздания контрабанды.
Но в тот день на Братце не было никого. Кроме Клемантины. Вжимаясь в камень, она медленно поднималась, проверяя надежность каждого захвата.
Южный, западный и восточный склоны она легко покорила в предыдущие дни — то были детские игрушки. Сегодня предстояла задача посерьезнее. Северный бок Братца — отвесная стена, ухватиться не за что, голый гранит.
На этой вертикальной стене она сейчас и распласталась. Еще три метра — и можно будет ухватиться за край уступа. Вообще говоря, самое трудное только там и начиналось: вершина Братца шла нависающим гребнем. Но пока что надо было преодолеть и эти три метра. Клемантина висела над пропастью, удерживаясь в наискось прорезавшей гранитную плиту трещине только кончиками обутых в веревочные тапочки ног. В трещину набился грунт, на нем выросла чахлая травка — зеленая полоска на сером фоне, напоминающая ленточку «За заслуги в сельском хозяйстве» в петлице учительского мундира.
Клемантина дышала медленно и глубоко. Выше, выше, точно муха по стеклу. Три метра. Всего три метра. Меньше, чем два ее роста.
Кое-какие шероховатости, если приглядеться, все-таки были. Надо только уметь смотреть: достаточно внимательно, чтобы их заметить, но не слишком пристально — иначе сообразишь, насколько они ненадежны, и ужаснешься.
Клемантина уцепилась обеими руками за два таких сомнительных бугорка, и ничего.
Коленки терлись о камень. Она поднялась на тридцать сантиметров выше зеленой полоски.
Перевела дух, осмотрелась и поползла опять. Еще через десять минут она вскарабкалась на карниз, с которого начинался последний этап. К взмокшему лбу прилипли пряди волос. Разгоряченное тело источало запах, похожий на запах прелой травы.
Карниз был узкий — не пошевельнешься. Она только повернула голову и увидела внизу, в необычном ракурсе, окруженного бахромой пены Морского Братца. Солнце стояло уже довольно высоко, и лучи его, преломляясь в мелких брызгах, окаймляли прибрежные камни радужными облачками.
Макушка Берегового Братца нависала сверху, похожая на наклоненную вперед приоткрытую книгу. Клемантина собиралась ползти по этому глубокому покатому желобу.
Запрокинув голову, она оглядела гребень и простонала от наслаждения. Влажное пятно расползлось у нее по брюкам между ног.
Сопливая троица ползала на четвереньках по комнате, где их запирали перед трехчасовым кормлением. Они уже не спали, как прежде, круглыми сутками и были рады поразмять задние конечности. Ноэль и Жоэль повизгивали. Степенный Ситроен не спеша описывал круги вокруг низенького одноногого столика.
Жакмор наблюдал за близнецами. Теперь, когда из личинок они превратились в забавные живые существа, он часто сидел с ними. Благодаря климату и хорошему уходу они развивались поразительно быстро. У первенцев, Ноэля и Жоэля, волосики были светлые и прямые. Ситроен, сохранивший с рождения темные кудри, выглядел на год старше братьев.
Само собой, у малышей текли слюни. Стоило одному остановиться, как на ковре появлялось мокрое пятнышко, и тягучая прозрачная ниточка, свисавшая у виновника из уголка рта, обрывалась не сразу.
Жакмор наблюдал за Ситроеном. Глядя в пол, мальчик ползал, как заведенный, но завод уже кончался. Вот движения его замедлились, он сел и внимательно, переводя взгляд все выше, осмотрел столик.
— Ну и что ты надумал? — спросил Жакмор.
— Абу-у… — был ответ.
Ситроен протянул руку к столику. Далековато. Тогда все в том же сидячем положении он подвинулся поближе, легко ухватился за край столешницы, подтянулся и встал.
— Молодец! — похвалил Жакмор. — Именно так это и делается.
— О-о… абу! — откликнулся Ситроен, отпустил столик и тут же с удивленным видом плюхнулся на попку.
— Ну вот, — сказал Жакмор. — Не надо было отпускать. Все очень просто. Через семь лет ты пойдешь к первому причастию, через двадцать выучишься, а еще через пять — женишься.
Ситроен с сомнением покачал головой и снова, уже куда быстрее, вскочил на ножки.
— Что ж, — подытожил Жакмор, — значит, надо звать сапожника или кузнеца. Здесь, дружок, воспитание жесткое. Хотя подковывают же лошадей, и ничего страшного. Это уж как решит твоя матушка.
Он лениво потянулся. Что за жизнь! И совсем не с кем проводить психоанализ. К дурехе-служанке не подступиться. Уперлась — и ни в какую.
— Наверняка мне же и придется идти в деревню по этому делу, — подумал психиатр вслух. — Я не был там уже несколько недель.
Ситроен снова кружил вокруг столика, но теперь не ползком, а на ногах.
— Ого, — заметил Жакмор, — смотри, какой бедовый! Этак ты обскачешь мою программу. Отлично, скоро будет с кем погулять.
Жоэль и Ноэль проявляли признаки беспокойства. Жакмор взглянул на часы.
— Действительно, подходит время. Собственно, уже подошло. Ну ничего, каждый может запоздать.
Жоэль разревелся первым. Ноэль подхватил. Ситроен хранил спокойствие и смотрел на братьев с презрением.
Было уже половина четвертого, когда явилась Клемантина. Жакмор за все это время не сдвинулся с места. Сидел невозмутимо, как будто не слышал оглушительного ора двойняшек. И столь же безмятежно восседал на коленях у психиатра и таскал его за бороду Ситроен.
— Наконец-то! — сказал Жакмор.
Левая штанина Клемантины была разорвана снизу доверху. Скулу украшал здоровенный синяк.
— Похоже, вы не скучали, — заметил Жакмор.
— Верно, — сухо сказала Клемантина. — А вы?
Этот ровный, сдержанный тон никак не вязался с видимым возбуждением, которым трепетал каждый мускул ее тела.
— Орут, как резаные, — заключила она после минутного наблюдения.
— Еще бы, — сказал Жакмор, — они проголодались. Они, между прочим, нуждаются в вас не меньше, чем эти ваши каменные братцы.
— Раньше я не смогла, — сказала Клемантина. — Первым получит самый терпеливый.
Она взяла с коленей психиатра Ситроена и устроилась с ним в другом кресле. Жакмор целомудренно отвернулся, ему было неловко смотреть, как Клемантина дает ребенку грудь; вид синих жилочек на белой коже слишком волновал его. И вообще он считал, что женская грудь существует не для того, чтобы совать ее в рот молокососам.
— Да, вы знаете, он научился ходить, — поделился новостью Жакмор.
Клемантина вздрогнула и невольно отдернула сосок от ротика сына… Ситроен смиренно ждал.
— Ходить? — Она посадила его на пол. — А ну, иди!
Ситроен схватился за материнскую штанину и встал. Оторопевшая Клемантина снова взяла его на колени.
Подползли орущие без умолку Ноэль и Жоэль.
— А они? — спросила мать.
— Они нет, — сказал психиатр.
— Слава Богу, — вздохнула Клемантина.
— Можно подумать, вас огорчает, что мальчик пошел, — с удивлением сказал Жакмор.
— Ничего, пока еще этим крохам далеко не убежать.
Когда Ситроен насосался, Клемантина подцепила за помочи и приложила к груди Жоэля с Ноэлем.
Жакмор встал.
— Так вы их любите? — спросил он Клемантину.
— Они такие забавные, — ответила она. — И, главное, я им так нужна. Вы идете гулять?
— Да, хотел пройтись.
— Зайдите заодно к кузнецу. По поводу Ситроена.
— Почему вы непременно хотите воспитывать их, как деревенских детей?
— А почему бы и нет? — резко возразила Клемантина. — Вам это не нравится?
— Не нравится, — сказал психиатр.
— Вы сноб! — воскликнула Клемантина. — Мои дети вырастут закаленными.
Жакмор вышел из комнаты. Ситроен проводил его долгим взглядом, и личико его было строгим, как лик каменного святого на разбомбленном соборе.
— Звали? — спросила, входя в комнату, служанка.
— Забери всех троих, перепеленай и уложи, — распорядилась Клемантина и, присмотревшись к девушке, прибавила: — Ты что-то неважно выглядишь.
— Правда, мадам?
— Ты все еще спишь с Жакмором?
— Да.
— Ну и как он с тобой обходится?
— Известно как, — ухмыльнулась служанка.
— С расспросами не пристает?
— Еще как! Я не успею разомлеть, а он уж тут как тут, знай расспрашивает.
— Не вздумай отвечать. И не спи с ним больше.
— Да ведь скучно без этого, — сказала девушка.
— Фу, какая гадость! Доиграешься — он тебе ребеночка сделает.
— Ну, пока еще ничего не случилось.
— А случится — поздно будет, — прошептала Клемантина и вздрогнула. — Нет, лучше не спи с ним. Все это так противно.
— А по мне, так ничего, даже приятно, — возразила служанка.
— Ладно, пошла вон, — сказала Клемантина.
Пизабелла унесла близнецов.
Клемантина зашла в спальню, разделась, протерла все тело одеколоном, промыла кровоподтек на лице. Затем, лежа на полу, сделала гимнастику и только после этого перелегла в постель. Нет, опаздывать на кормление больше нельзя. Не годится, чтобы дети ждали, как сегодня. Что бы ни было, а они должны есть вовремя.
Анжель лежал на кровати в полной прострации. Услышав стук в дверь, он поднял веки.
— Войдите.
Вошел Жакмор и, поглядев на него, сказал:
— Валяемся без дела, как всегда.
— Как всегда, — подтвердил Анжель.
— Как самочувствие?
— Ничего. Температура вот поднялась.
— Ну-ка… — Жакмор подошел поближе и пощупал Анжелю пульс. — В самом деле. — Он сел на край кровати. — Подвиньте ноги.
Анжель подвинулся, и Жакмор, устроившись поудобней, принялся задумчиво оглаживать себе бороду.
— Что еще с вами приключилось? — спросил он.
— Вы же знаете…
— Искали женщину?
— Нашел.
— Ну и?.. Переспали с ней?
— Не могу… — вздохнул Анжель. — Только ляжем — у меня жар.
— А Клемантина так и не желает?
— Нет. А от остальных у меня поднимается температура.
— Это просто самовнушение.
— Помнится, вам не понравилось, когда я вам сказал то же самое, — горько усмехнулся Анжель.