– Тале? – поторопил Эспер, когда тот не сдвинулся с места.
– Ах да, – очнулся кот. – Туда.
Тале кубарем скатился со стола и врезался лбом в ногу ошалевшего Кхара. Округлив глаза, мужчина неотрывно смотрел на дверь, окутанную тонкой пеленой пыли, – еще немного, несколько сильных ударов, и она с грохотом упадет на порог. Тале вгрызся зубами в его штанину и что есть силы потянул, скрежеща когтями по полу.
– Кхар, нам нужно уходить, – пролепетал кот с забитым ртом.
– Что вы наделали? – едва шевеля губами, пробормотал мужчина.
– Мы разберемся с этим позже, давай же. – Голос Тале жалобно дрогнул.
Эспер зарычал, нетерпеливо хлестнув хвостом.
– Мы возместим вам весь ущерб, – пообещал Арий, потянув Кхара за плечо. – Но для этого нам надо выбраться.
Мужчина встрепенулся, будто пробудившись. Тале отпустил его штанину и помчался дальше. Мы поспешили за ним. За барной стойкой нашлась неприметная дверь, обшитая настенными панелями, а за ней скрипучая кованая лестница, ведущая в теплый освещенный подвал. Миновав коридор, мы оказались в маленькой кухне: закопченные узкие окна под потолком были плотно заперты, пронизанный ароматами тушеного мяса и сладких овощей пар белесым туманом парил над полом.
– А где Мэрит? – удивилась я царящей в кухне тишине.
– К полудню она уходит, я не могу оплачивать ей полный день, – стыдливо потупив взгляд, признался Кхар и тихо выдохнул: – Оно и к лучшему.
Наверху раздался оглушительный грохот, когда дверь утратила последние силы и, неспособная больше сопротивляться, слетела с петель. Потолок вздрогнул, на наши макушки посыпалась пыль. Тале замер, запрокинув голову.
– Охотники не виноваты, что стали такими. Король разрушил их души, – жалостливо произнес он и с беспокойством переступил с лапки на лапку.
– Эти души уже не спасти, Тале, их можно только освободить, – попыталась успокоить его Эсса, но кот лишь сокрушенно прянул ушами.
В этот раз Шейн спорить не стал. Пока Эсса с бесстрастным спокойствием рассуждала об освободительном убийстве волков, друг толкнул тяжелую дверь у дальней стены: прохладный воздух ворвался в помещение, развеяв туманную пелену пара. За порогом оказался узкий, пропахший сыростью и чем-то неприятно кислым тоннель, в конце которого брезжил свет. Вскоре мы оказались на пересечении двух тихих улиц.
– Они ведь не нападут на людях? – спросила Шеонна. Она выскользнула из арки тоннеля последней и затравленно озиралась по сторонам.
– На вас – нет, – успокоил ее Эспер. – Но Охотники выглядят как обычные люди, а если человек убьет тамиру посреди улицы, – он задумчиво переглянулся с Тале, – то его никто не осудит и не остановит. Может, в этом городе много сочувствующих нам людей, но здесь действуют те же законы, что во всей империи, – мы опасны и подлежим уничтожению, если переступим границы города.
– Так, может, тебе пора взять с братца пример и сменить шкуру на людскую, вместо того чтобы притягивать к нам своим обликом лишние неприятности? – предложил Шейн.
Эспер не ответил, но я ощутила, как зашевелились шерстинки на его спине, и неприятная горечь проступила на языке при мысли о подобной смене образа.
– Куда дальше? – нетерпеливо спросила Эсса.
– Сюда. – Тале повел носом за угол дома.
– Тале, – резко окликнул его Кхар. – Дальше они пойдут сами.
Серый кот прижал уши и замер, а мужчина тем временем сурово воззрился на Ария.
– Надеюсь, вам хватит благоразумия уйти из города как можно быстрее.
– Хватит, – хмуро ответил Эспер вместо брата.
– Полагаю, вам понадобится проводник, а может, и не один, – чужой грубый голос обогнал своего владельца, вынырнул из-за угла и стальными клыками вгрызся в затылок, замораживая кровь.
На улицу свернули двое: широкоплечие, крепкие, как вековые дубы, с тяжелыми, похожими на сокрушительные молоты, узловатыми руками – тамиру не поскупились на свирепство, и каждая клеточка их новых тел внушала страх. А еще до дрожи в ногах пугал едва различимый шлейф незнакомой магии, которая путалась в легких порывах ветра и щекотала нос Эспера, – именно она скрывала запах Охотников, свет их клейм и даже звук шагов.
Тамиру мысленно выругался. Злость на собственную беспечность сдавила ему горло: он совершил глупость, когда убедил себя, что мы сможем спрятаться, – от волков, чей нюх обостряет чужая неизвестная Сила, не скрыться. И теперь за его самоуверенность придется расплачиваться нам всем.
Охотники неспешно приближались. Шейн вскинул ружье, прицелившись.
– Не надо, парень, – покачал головой один из мужчин, – мы заберем лишь то, что нам полагается, и уйдем с миром.
Он по очереди, будто играя в считалочку, указал пальцем на Эспера, Ария и меня. Я нервно сглотнула. Арий попятился.
– Здравствуй, Йору, – ехидно поддержал собрата второй Охотник, и его взгляд упал на скалящегося Эспера. – И ваше трусливое величество. Король будет рад такой славной добыче.
– Стоять! – скомандовал Шейн, крепче перехватив ружье.
Охотники послушно остановились, но надменные улыбки не сползали с их лиц. Неожиданно за спиной раздался хриплый рык. Я испуганно вжалась спиной в стену: посреди улицы, отрезая путь к отступлению, стоял черный матерый пес.
Зверь оскалился, обнажив острые, как сабли, клыки, и стремглав бросился на Эспера. Но Тале, оказавшийся ближе всех к Охотнику, кинулся наперерез. Он прыгнул на зверя, вцепился когтями в морду и яростно полоснул его по глазам. Черный пес взревел, с силой вскинул голову, подбросив серого кота в воздух, и прыгнул следом. Зубы сомкнулись на хрупком тельце Тале, и я услышала приглушенный влажный хруст. Темная кровь окропила белоснежные собачьи клыки.
Охотник вновь дернул головой и с неприязнью отшвырнул кота как надоевшую набитую соломой куклу. Тале тяжело упал на пыльную дорогу, безжизненно растянувшись на серой брусчатке.
– Тале! – отчаянный крик вырвался из моей груди, оцарапав горло.
Разом позабыв обо всем: об Охотниках, уже успевших отрастить когти, о черном псе с окровавленными клыками и о собственном страхе, – я бросилась к коту, но Шейн перехватил меня на полпути. Его руки стальными путами обвили мою талию.
– Тале!
Я попыталась вырваться, саданула Шейна пяткой по колену, но он перетерпел боль, ни на мгновение не ослабляя хватку.
Сквозь мутную пелену слез я не видела ничего, кроме темной вязкой крови, растекающейся по брусчатке, и не ощущала ничего, кроме гнева, рокочущего в наших с Эспером душах. Злость поднималась из глубин моего сердца, ее чадящий дым застилал глаза, а глухой треск заглушал мысли.
Земля гулко задрожала, и ярость хлынула на свободу под аккомпанемент далеких криков и зловещего скрежета. Разрывая землю на части и отбрасывая в стороны тяжелые камни, древесный корень взметнулся вверх, врезался в стену соседнего дома, вспоров штукатурку, будто тонкую кожу, и резко ухнул вниз, острым копьем вонзившись между лопаток черного пса. Зверь распластался на земле, из раззявленной пасти вылетел булькающий хрип. По мостовой снова потекла темная кровь.
Остальные Охотники бросились врассыпную, но тонкие отростки, отделившиеся от корня, незамедлительно обвили их ноги. Мужчины грузно попадали навзничь и заскребли когтями по стремительно разрастающимся побегам, но ни один мускул не дрогнул на их лицах.
Тале не дышал. Я ощущала безжизненную неподвижность его тела, как ощущала тяжесть домов, мостовых и прикосновение человеческих ног, уносящих своих владельцев как можно дальше от безумной Стихии. А еще я ощущала ветер, запутавшийся в пушистых кустарниках, растекающуюся по корням живительную силу и ни с чем не сравнимую неистовую жажду крови. Гехейн изнывал от голода, и в моих силах было его утолить. Я хотела его утолить.
И, будто поняв мои мысли, Стихия неожиданно подчинилась – не склонила покорно голову, но позволила разделить с ней Силу до тех пор, пока мы преследуем общую цель.
Я вскинула руку, крепко сжала кулак, и корни стянулись на плечах Охотников. Захрустели кости, выросшие толстые шипы пронзили тела, и Стихия возликовала от вкуса звериной крови. Теперь Охотники кричали. Может, страх и жалость больше не тревожили их сердца, но боль они всё еще ощущали, как и все живые существа…
– Алесса, остановись, – испуганный, звучащий словно из-под толщи воды голос Шейна раздался над моим ухом.
Друг прижимал меня к себе, но я едва ощущала его руки и собственное тело. Передо мной распростерся совершенно новый необъятный мир, полный жизни и пышущий Силой, в которой хотелось утонуть. Разбивая брусчатку, толстые корни неслись вперед, могучими ударами сотрясая выросшие на пути стены и круша каменную кладку. И мой разум, ликуя, несся следом за ними, не замечая ни криков, ни страха: чужая кровь лилась по земле и опьяняла своей сладостью.
Эспер нырнул следом за мной, но, как бы отчаянно он ни барахтался в стремительном потоке, ему не удалось поймать меня и вытащить на спокойный берег. Я же не нашла в себе желания протянуть ему руку.
– Прости, – извинения Шейна прорвались сквозь грохот бури.
Его разум наполнил мое сознание нестерпимой болью – Шейн будто мечом прокладывал путь сквозь тернии моих запутанных мыслей, терзая и разрывая нутро. Стихия испуганно смолкла, ее поток резко иссяк, и меня выбросило на холодную твердую почву. Я больше не ощущала голода; руки дрожали, сквозь рваную туманную пелену проникал клокочущий страх, но Шейн не останавливался. Его Сила зажала меня в стальных тисках и тянула вниз – в небытие. Внезапно между нами встала непроницаемая стена.
Эспер.
Шейн резко отпустил меня. Его разум покинул мою голову, а руки разомкнулись, и я обессиленно осела на землю, краем глаза заметив, как друг зажал кровоточащее запястье, исцеляя себя Силой.
Шеонна помогла мне подняться. Земля кружилась перед глазами, но я сумела рассмотреть хаос, который сотворила. Серые морщинистые корни – некоторые толщиной с тележное колесо – изрыли дорогу, не оставив даже крохотного уцелевшего островка; они, сгорбившись, вздымались над сырой землей. В их плотно сплетенных узлах были зажаты бездыханные, изломанные, будто сухие веточки, тела Охотников. Стены соседних зданий обрушились, обнажив некогда ухоженные, а теперь покрытые слоем пыли комнатки. Где-то хлестала из разорванных, покореженных труб вода, осып