ался. Просто смотрел в огонь
— У меня был сын… хотя нет — он ещё жив. Генерал призвал его в армию, промыл ему мозги. Выставил меня тираном, дураком, предателем. Подсунул липовые документы, будто я замешан в коррупции и заговора. И знаешь что? Сын поверил. Отказался от семьи. Не просто отказался — когда видит меня издалека, переходит улицу. Не здоровается. Не смотрит в глаза. А теперь он — уважаемый офицер. Один из доверенных лиц генерала. Постоянно при нём. Моя смерть станет для него последним ударом. Может, он поймёт, до чего довёл отца. Может, вернётся. Защитит мать. Сестру.
Флин допил остатки в стакане, не дрогнув ни в слове.
Я всё больше убеждался, что генерал — не человек. Он — чистое зло. Безликое, хищное, способное проникать куда угодно, вербовать кого угодно. Я не понимал, как один человек может породить такую систему… но знал, пока он у власти, я не соберу всё, что нужно для устройства лича.
Сначала я должен сломать генерала. Заставить людей увидеть правду. Потом — рассказать им о мире за стенами.
А дальше пусть решают сами. Что будет с этим королевством — мне плевать.
— Идёт. Мы сделаем, о чём ты просишь. А теперь — сведения. — Я вернулся на диван.
Флин начал подробно описывать Рейн её задачу.
После этого он переключил внимание на меня — начал рассказывать детали, сокровенные тайны, всё, что знал о генерале. Когда я спросил, где доказательства, он поднялся с дивана и повёл нас по особняку. В одной из комнат передал Рейн документы. В них были прямые улики, доказывающие, что генерал — глава культа Апостолов.
На первый взгляд — мелочи, но собранные вместе, они могли подорвать его авторитет как будущего лидера всего королевства.
— А теперь главное, — сказал Флин и бросил на стол толстую, потрёпанную папку.
— Что это? Имена, фамилии, даты? — уточнила Рейн, начиная листать страницы.
— Как только генерал стал главой культа, он подчинил себе множество сенаторов. Я был одним из них. Молодой, глупый, мечтал о деньгах… Вот и купил этот особняк, — начал Флин, не пытаясь оправдываться.
До сената он возглавлял небольшую гильдию торговцев. На первый взгляд — обычные люди. На деле — торговля контрабандой, скупка у разведчиков и военных старомировых артефактов, оружие, плотские утехи... Всё, что можно было купить или продать.
Однажды генерал вышел на него с деликатной просьбой. Высокооплачиваемой.
Суть была проста. Гильдия Флина, сопровождаемая наёмниками и солдатами армии, выходила за стены. Армия искала лагеря и деревни за пределами королевства. Раса — не имела значения. Всех взрослых убивали. Детей брали живыми. Их сажали в повозки, запирали в ящиках, оформляли документы как на товар и ввозили в столицу. Их ждала неофициальная тюрьма.
— "Неофициальная тюрьма"? Все знают, где она, — скептически заметила Рейн.
— Не та. У генерала есть своя. Под городом, в старых канализациях. Там он держит этих детей. И не только их. Проводит опыты. Что именно он с ними делает — я не знаю. Я просто передавал "товар", получал награду… и уходил, — тихо ответил Флин.
— Ты мне отвратителен, — сказала Рейн сквозь зубы.
— Да. Мне тоже. Но я выживал и заработал состояние. Генерал за преданность ввёл меня в сенат, замолвил словечко… Я женился, но продолжал выполнять заказы. Потом родился сын и когда я впервые взял его на руки, всё рухнуло. Я понял, что творю зло и отказался. Сказал генералу, что ухожу. Тогда он забрал моего сына под своё крыло. А дальше… сами видите, во что всё превратилось, — проговорил Флин, опускаясь в кресло.
— Кай, тут… имена. Возраст. Раса. Подписи. Сотни записей. Все подтверждены генералом. Есть даже подписи Флина. Даты. Количество детей… — Рейн всё ещё листала папку.
Всё. Всё было. Безупречные доказательства. Прямые, жестокие и неопровержимые.
Я знал — это конец. Для генерала и для Флина тоже. Его не спасти...никак.
— Рейн, займись поручением Флина. Организуй всё для его семьи. Алиса, помоги ей, — сказал я.
— Я покажу вам повозки, нужные документы… всё, чтобы Рейн могла безопасно выйти из города. А дальше… сделай, что должен, — хмыкнул Флин, проходя мимо.
К глубокой ночи всё было готово. Мы остались в особняке. Флин приготовил свой последний ужин. Первый нормальный ужин за долгое время. Не хлеб, не холодное мясо, а настоящая еда. Я ел молча.
Наутро Рейн покинула город. Всё прошло спокойно. Или, по крайней мере, мне так показалось. Паники не было.
Алиса ждала в гостиной. А я вместе с Флином остался в его кабинете. В этом месте я должен был оборвать его жизнь. Мы не говорили. Он просто сидел, смотрел на меня… и ждал, когда я вгоню клинок ему в грудь.
Мысли разрывали изнутри. Сомнения, боль, ответственность. Правильный ли выбор? Или я совершаю то, что навсегда изменит меня?
Но я знал.
Я должен.
За окном разгорался утренний свет, касаясь пыльных окон особняка, как будто мир не имел никакого отношения к тому, что должно было произойти здесь, в этой комнате. Всё казалось почти обыденным, кожаное кресло, старый письменный стол. И только воздух... он дрожал, как перед бурей.
Флин молчал. Не задавал вопросов. Не просил пощады. Он просто смотрел. Не на меня — сквозь меня.
Я держал кинжал.
Мой кулак побелел. Рука чуть подрагивала — не от страха, а, наверное, от злости. Или от боли, от той, что нельзя выговорить. Я смотрел на этот клинок и понимал, что всё изменится, стоит мне только шагнуть вперёд. Стоит лишь поднять руку.
Я пытался убедить себя, что это нужно. Это справедливо. Он виновен. Он сам признал.
Но в горле стоял ком.
Потому что не было ничего правильного.
— Хочешь сказать что-то перед… — начал я. Голос предательски дрогнул.
Флин покачал головой.
— Нет. Всё, что надо, я уже сказал.
И замолчал.
Я шагнул ближе.
Один.
Второй.
Стоял почти вплотную.
Он не двинулся. Даже не моргнул. Просто закрыл глаза.
Я поднял руку.
И всё внутри меня начало ломаться.
Я чувствовал, как мир сужается до одной точки — кончика клинка. В голове крутились мысли, что если я это сделаю, если вгоню в него клинок — я потеряю что-то, чего не вернуть.
Человечность?
Душу?
Право жить, не глядя в зеркало с отвращением?
Но выбора не было.
Он знал это.
И я знал.
Мгновение — и кинжал вошёл в грудь. Медленно. Почти без звука.
Я почувствовал, как плоть раздвигается под лезвием, как лезвие находит сердце. И как под пальцами — тёплая дрожь, жизнь, которую я забираю.
Флин ничего не сказал. Даже сжал зубы чтобы не было и звука.
Просто обмяк на стуле, как будто кто-то перерезал нити, на которых держалась его душа. Голова чуть склонилась вбок, плечи опустились.
И всё.
Я стоял, застыв. Кинжал торчал из его груди. Кровь медленно стекала по рукояти, капала на пол.
Шаг назад.
Ещё один.
Мир вдруг стал каким-то странно чётким. Я слышал, как стучит моё сердце. Как где-то далеко поёт птица — не в тему, издевательски.
И вдруг — словно что-то щёлкнуло в голове.
Как будто открылась дверь, которую я даже не знал, что ношу в себе.
Внутри поднялось странное… наслаждение. Не яркое, не как от победы или от любви. Холодное и молчаливое.
Оно касалось каждого нерва, словно пальцами и будто говорило "вот каково это — убивать с наслаждением". Не в бою.
А хладнокровно.
Словно судья.
Меня замутило.
Я выдохнул. Резко, через стиснутые зубы.
— Нет... — прошептал, сам себе, не в силах выносить эту тишину.
Я выгнал эту мысль. Оттолкнул.
Но чувство осталось.
И это было страшнее всего.
Всё кончено.
Флин мёртв.
И я… Я сделал то, что должен.
Я медленно закрыл шторы в кабинете Флина. Свет больше не должен был проникать сюда. Повернулся, вышел и аккуратно притворил за собой дверь. Без звука. Навсегда.
Алиса стояла в коридоре. Увидев меня, не проронила ни слова. Да и не было нужды. Слова в такие моменты только портят тишину.
Флин передал нам ключи от особняка ещё до того, как я…
Мы заперли дом со всех сторон. Надёжно. Чтобы никто не вошёл. Чтобы тело нашли не сразу. Пусть время немного укроет следы. Пусть всё произойдёт в нужный момент.
Перед тем как покинуть столицу, Рейн вручила мне ещё одни ключи — от своего убежища. Там, по её словам, хранилось всё, карты, документы, схемы, заметки, всё, что касалось подготовки к проникновению в тюрьму. Она объяснила, что я найду там набросок плана. И что могу начинать действовать без неё.
Перед уходом она мне сказала "если ты не идиот, разберёшься".
Что ж. Посмотрим, была ли она права.
Мы с Алисой добрались до её убежища. Старая мастерская, замаскированная под заброшенный склад, я тут ещё не бывал. Обычно с Рейн встречались в подвале одного из домов. Когда-то, возможно, здесь действительно что-то производили — теперь же стены хранили только тайны.
Разложив бумаги Рейн на столе, мы принялись изучать её так называемый «план».
— Это не план, — пробормотал я, перелистывая страницы. — Это теоретическая болтовня.
Записки были грубыми, набросанными от руки. Никакой конкретики — только догадки, предположения, слабые зацепки. Кто может помочь, где искать нужные журналы, как обойти патрули. Всё — в теории.
— Зато форму подготовила, — откликнулась Алиса, открывая старый шкаф у стены.
Изнутри она достала форму охранника — чёрная клёпаная кожа, тяжёлая, надёжная.
Я узнал её сразу. Такие носят только в тюрьмах столицы. Полный комплект: шлем, закрывающий всё лицо — защита от бунтов, плевков, попыток выколоть глаза. Эта броня не оставляла человеку лица.
Форма выделялась — заключённые одеты в серое. А охранники — как тени, во всем чёрном.
В заметках Рейн значилось, что смена начинается в шесть утра, сутки через двое. Она даже записала даты, в которые меня никто не должен узнать. Всё просто.
Почти.
Документ личности она тоже подготовила — чужое имя, описание схожее с моим. Почти совпадает. Почти, но не до конца. Нет главного — штампа. А его ставят только на одном заводов, где выпускают такие документы.