Пикси спросила:
— Тебе нужно набрать вес, милая. Ты очень худая!
— Я не из королевичей. Я из рабочего класса.
— Для меня разницы нет. Иди сюда.
Пикси хлопнула полотенцем, расправляя его. Еще одна странность. Сорча сама вытиралась после купания. Даже мама позволяла Сорче укутаться в полотенце самой, а потом вытирала ее волосы.
Мягкое полотенце задевало все дюймы тела Сорчи, тщательно вытирая. Пикси не мешкала, будто всю жизнь так делала.
— Пикси? — спросила Сорча. — Что вы делали перед попаданием на Гибразил?
Женщина замешкалась на миг.
— Я была служанкой у самой красивой благой женщины.
— У кого?
— Королевы Нивы, конечно.
— Королевы? — Сорча выдохнула. — Это высокое место.
— Королева — конечно.
— Нет, служанка королевы. Это невероятный опыт. Я тебе завидую.
Пикси потрясенно посмотрела на нее и рассмеялась.
— Дорогуша, ты — чудо! Я и не думала, что мне могут позавидовать! — она рассмеялась и отдала полотенце Сорче. — Высокое место служанки королевы. Прелесть!
Сорча с улыбкой закончила вытирать себя.
— Но это важное положение.
Тени плясали за шторами и между служанок в комнате. Сорча склонила голову и наблюдала за крыльями, перьями и силуэтами из теней. Наверное, они не подозревали, что она видела их истинные облики.
Она надеялась, что когда-то они смогут ходить без морока. Их страх был понятен. Люди плохо реагировали на странных существ. Сорча не верила, что отпрянет от их обликов.
Ей придется остаться. Она отругала себя. Она не планировала оставаться, и она должна была верить, что Туата де Дананн выслушает. Ее путешествие было важным. Он должен был понимать.
— Пикси? — обратилась она. — Где сегодня ваш господин?
— Полагаю, тренируется во дворе. Обычно он там.
— Тренируется?
— О, да, — Пикси вернулась. В ее руках было бледно-зеленое платье, ткань почти касалась пола. — Он — поразительный воин, но те истории пусть поведает он. А это будет хорошо смотреться с твоими волосами.
Сорча провела пальцем по ткани. Бархат, ткань аристократов.
— Я не могу это надеть, — сказала Сорча. — Я его испорчу.
— Его больше никто не носит. Или ты его испортишь, или моль.
Желание наполнило ее, покалывало на кончиках пальцев, и она потянулась к платью. Она еще не носила такую ткань. Хоть бордель хвалился женщинами высокого класса, бархат доставался ее сестрам, когда приходили важные клиенты. Сорча всегда носила шерсть и хлопок.
Она погладила ткань.
— Спасибо.
— Мне нравится украшать красивые вещи, милая. Надевай, и тебе нужно будет поесть.
Сорча натянула платье через голову, обмотала волосы полотенцем. Кто-то устроил пир на столе. Свежие фрукты, овощи, листья салата и хлеб наполняли миски. Рядом стоял графин холодной воды.
Она упала на стул и смотрела в потрясении.
— Это мне?
— Этого мало, — фыркнула Пикси. — Но сейчас больше не получится.
— Это больше, чем я когда-либо просила! Вы должны были отпустить меня с яблоком.
— Мы куда гостеприимнее. Ешь.
Сорча запихивала еду в рот и выпивала стакан за стаканом воды. Ее желудок взбунтуется потом, не важно. Она неделями не видела столько еды, а вода на вкус была как первый снег.
Когда живот заболел, а горло сдавило, она отодвинула тарелку и вздохнула.
— Мне не нравится быть попрошайкой, — начала она, — но у вас нет муки и масла? Я бы хотела сделать хлеб боггарту, но нет продуктов.
— Боггарту? — повторила Пикси. — Брауни любят мед, милая.
— Она уже не брауни, и ей понравилась идея с хлебом.
— В той хижине есть кухня… Хорошо. Мы обеспечим твою кухню припасами, и тебе не придется больше просить.
Фейри наполнили ее руки всем, в чем она нуждалась. Еды было столько, что понадобился мешок, и его быстро наполнили доверху.
Они были добрыми настолько, что вызывали подозрения. Сорча хмурилась и качала головой, покидая кухню. В такой быстрой перемене не было смысла. Один день они были невидимыми, а в другой — друзьями? Это казалось странным.
— Что ты тут делаешь? — ворчливый голос был знакомым.
Сорча повернулась и встретилась взглядом с Цианом, гномом. Он был не в мороке человека, не невидимым голосом, а низким и толстым гномом. Жир свисал с его нечеткого лица. Два глаза, нос и широкий рот на бледной коже, и все под коричневой широкополой шляпой. Он втиснулся в одежду, пуговицы грозили оторваться от натяжения. Он был без обуви, потому что ногти на ногах были длинными, опускались к земле.
— Циан, — она робко кивнула.
— У тебя не хватает разума, чтобы убегать с криками?
— У меня твое имя. Зачем мне кричать?
— номы страшные. Мы, бывало, ели людей.
— Бывало — главное слово, — сказала она, толкая калитку бедром. — Спасибо, что напомнил, что не все тут так добры, как фейри на кухне.
— Брауни. Они всегда хотят заботиться о ком-то. Они доведут заботой до смерти, если их не остановить!
Она догадывалась о таком. Калитка хлопнула за ней, и она пошла к хижине ведьмы.
Фейри были добрыми, но почти чересчур. Она не помнила истории про брауни, но собиралась использовать боггарта. Было просто подкупить хлебом и выведать информацию.
Им стоило завести долгие отношения. Ей нужно было много информации, а боггарт была идеальным собеседником в этом.
Глава шестая
Ужин
— Что она попросила? — голос Эмонна разнесся эхом по комнате.
— Ингредиенты для хлеба, господин.
— Она не попросила сам хлеб?
— Нет. Она сказала, что хотела сама испечь его для боггарта.
Он отклонился на высоком стуле. Сцепив пальцы, он прижал их к губам.
— зачем ей это? Боггарт почти не стоит траты времени.
— Может, для нее боггарт стоит траты времени, господин.
Он не подумал об этом. Боггарты и низшие фейри были традиционно далеко от Туата де Дананн. Их работа была понятной. Слуги, лакеи, порой — красивые служанки приходились кстати. Но он еще не видел, чтобы кто-то тратил время, обходясь с ними с уважением.
Потрясало такое от человека. Она так злилась, ворвавшись в тронный зал, будто замок принадлежал ей. Ее глаза пылали огнем, а слова жалили его гордость. Он отказывался верить, что она была такой, как думала Уна.
В ней был дух воина.
Уна суетилась за ним, убирая каждый дюйм его комнат. Она была хороша в этом. Он еще не видел, чтобы пикси так хотела выполнять работу служанки. Она была лучшей, и только ее из служанок он смог взять на проклятый остров.
Он предпочитал пикси без морока. Ее облик старушки раздражал его. Пикси были худыми, лепестки цветов были у них вместо волос. У нее они были бледно-лавандовыми, сочетались с мерцающими крыльями, которыми она окутывала плечи.
— Где она сейчас? — спросил он.
— Там же, где и прошлой ночью, в хижине ведьмы.
— Она вернулась?
— Даже не жаловалась.
Эмонн склонился и уперся локтями в стол.
— Зачем?
— Печь хлеб для Бронаг.
— Да, но почему еще? Должна быть другая причина.
Уна вздохнула. Она прошла к его столу и опустилась на колени перед ним.
— Вы навредите себе, пытаясь понять людей. Вы знаете, что это невозможно.
— Я не могу принять это за правду.
— Тогда вы сойдете с ума. Оставьте это, мастер. Не все можно понять.
Он не мог оставить. Он закрывал глаза и видел ее пылающие зеленые глаза. Изумруды и леса прятались в ее взгляде, опасные и острые. Странно, что он запомнил ее глаза, будто остальное в ней не было примечательным.
Уважающие себя фейри не ходили к королевичам, выглядя так, будто валялись в свинарнике. Женщина была отвратительна. Водоросли торчали в ее волосах, одежда смялась и была в грязи. Одна нога была босой, а другая — в почти порванной туфле.
Но она держалась с грацией королевы.
Может, так она его очаровала. Она была загадкой, странностью, созданием почти без смысла. Она не могла существовать, но была тут.
— Люди ведь никогда не попадали в Гибразил, да? — спросил он.
— Насколько я знаю, это так, господин.
— Тогда как она сюда попала?
— Не знаю. Я не допрашиваю попавших сюда, а забочусь о них.
Он фыркнул.
— Циан произвел впечатление.
— Я виновата, — скривилась Уна. — Я назвала его имя при девушке. Я не думала, что она услышит нас, пока мы в мороке, но она смогла.
— Он злится на тебя?
— А когда было иначе? — она встала из-за стола и нахмурилась. — Вы уходите от ответа. Что вы будете с ней делать?
— С кем? — Эмонн вскинул бровь и отклонился на стуле. На всякий случай, он поднял ноги в сапогах на стол.
— Хватит издеваться! Это плохо для моего здоровья. Вы знаете, о ком я! Она милая, и ваша грубость меня не радует.
— Я спрашивал мнения?
— Нет, но я его озвучу. Она — милейшее создание, которое приносило нам море за две сотни лет! Вам нужно извиниться перед ней… — Уна подняла руку, когда он открыл рот, — извиниться и пригласить остаться здесь. В той хижине небезопасно.
Эмонн хотел перемахнуть через стол и задушить ее. Извиниться? Перед той, которой даже на острове быть не должно? Его не заботили чувства глупой девочки.
Воспоминания о брате вспыхнули в его голове. Его горло сжалось, будто его душили удавкой. Камни на шее отбрасывали тусклый свет на его пальцы.
Уна отвела взгляд с расстроенным звуком.
— Я не хотела оскорбить, господин.
— Я в этом уверен. Ты всегда была одной из моих любимых слуг, и за это я баловал тебя. Не заставляй пожалеть об этом.
Она поклонилась и повернулась уходить. Он встретил ее взгляд, когда она замешкалась у двери.
— Господин, позвольте попросить вас больше не думать о нас как о слугах. Мы видим в вас семью, дорогой, и надеемся, что однажды и вы нас такими увидите.
Ее юбки шуршали, когда она выходила из комнаты.
Он нахмурился. Так его видел его народ? Как загадочную фигуру, что мало думала о них?
Давным-давно, когда он был юным и опьяненным мыслями о власти, он так и думал. Эмонн встал, сцепил руки за спиной, побрел к портрету матери. Ее золотые волосы ниспадали прямо, ни одна прядка не выбивалась.