И в городах, адвокаты, крысы в галстуках, фирмы.Я так хочу ограничить мир нами двоими.Все кувырком, этот жалкий мир сотру и покинем.Хватай крыло, если со мной[2].
Грубоватая циничность песни более чем соответствовала ситуации. Марго, сцепив руки в замок на шее Чижика, не сводила с них глаз, а чуть поодаль, с выражением полной отрешенности застыл Иван Сергеевич. Он смотрел прямо, но, казалось, ничего не видел. Рома, находящийся в этот момент на другом конце импровизированного танцпола, тоже пристально наблюдал.
Я чувствовала, как мышцы Матвея напряжены, еще немного – и он готов кинуться на Лу.
– Не злись, – сказала я ему как можно мягче, – все немного не так, как ты думаешь.
– Мне не надо думать, я не слепой, – глухо прорычал он. – Или она нарочно меня выводит?
– Не нарочно. На самом деле ты ей очень нравишься. Честно! Она просто боится.
– Чего боится? – Он наконец посмотрел на меня.
– Того, что между вами может произойти.
– Если ты считаешь меня идиотом, то сильно ошибаешься. Не знаю только, кого из них я хочу убить первым.
– Матвей, послушай, можешь мне не верить, но я клянусь, что она сейчас чудит только оттого, что не хочет, чтобы случилось нечто плохое.
– Правда? – Он делано расхохотался. – Это какое-то новое оправдание разврата?
– Просто у Ксюши есть такая особенность: она может предчувствовать будущее. Это звучит странно, но я тебя не обманываю. Ей кажется, что, если она начнет с тобой встречаться, это закончится нехорошо.
– Это закончится нехорошо прямо сейчас! – Матвей остановился, и я увидела, как Марго, отпихнув Чижика, метнулась к Ксюше, схватила за волосы и резко дернула.
Ксюша вскрикнула, Лу сгреб ее в охапку, закрывая от новых нападок своей девушки.
– Я тебе обещала, тварь, что все волосы выдеру?! – завопила та, остервенело стараясь достать Ксюшу.
Мы с Оболенцевым кинулись к ним. Я попыталась оттащить Марго, а он, вместо того чтобы сгладить конфликт, силой вырвал Ксюшу из рук Лу и, не давая прийти в себя, влепил звонкую пощечину.
– Предчувствие у тебя, да? Будущее ты видишь? – перекрикивая музыку, проорал он. – А я тебе скажу, какое тебя ждет будущее!
– Тихо-тихо, – схватил его за плечо Лу, но разъяренный Матвей словно только этого и ждал, потому что тут же с разворота двинул ему в лицо кулаком. Лу, которому было не привыкать к потасовкам, немедленно ответил.
Началась неразбериха, тут уже подключились все: Рома, Проскурин, Чижик, Степа. Они кричали, толкались, завязалась еще одна драка, но я уже совершенно не могла разобраться в происходящем. Лена с Никой увели бьющуюся в истерике Марго. С трудом отыскав всхлипывающую Ксюшу, я обняла ее за плечи и предложила отвести в дом, но она вдруг с неожиданной злостью оттолкнула меня.
– Предательница! Видеть тебя не хочу!
Кусая губы, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Волосы торчали во все стороны, тушь размазалась, вид у нее был жалкий, но воинственный.
– Ксюш, ты о чем? – растерялась я. – Чего ты на мне срываешься?
– Ты на фига ему все растрепала?
– Что растрепала? О чем вообще речь?
– Ты сказала, что у меня предчувствие.
– Да, сказала, но никто же это не понимает буквально. Я хотела его остановить, потому что выглядело так, будто ты делаешь это нарочно.
– Вы обалдели? – К нам подлетел Рома. – Дуры недоделанные! Вам сказали сидеть дома?! Нет, блин, приперлись, идиотки!
– Да пошел ты! – срываясь, закричала Ксюша. – И ты пошла на фиг!
Как только она умчалась в гостевой дом, музыка выключилась. Все, разбившись на группки, обсуждали случившееся. Отовсюду доносились обрывки фраз «Сама виновата», «Ему не стоило», «Жаль, что их разняли» и всякое в том же духе.
Испепеляя друг друга взглядом, мы с Ромой молча постояли, и он поспешил к своей драгоценной Жанне, которая уговаривала Ивана Сергеевича отдать ей бутылку вина. И тут я заметила Тима. Он вышел с неосвещенной части участка и быстрым шагом шел к нам. Я выскочила навстречу, подбежала и обняла.
– Что случилось? – удивился он.
– Матвей ударил Ксюшу и подрался с Лу. А потом она накричала на меня и несправедливо обиделась. Рома тоже наехал.
– Как увлекательно тут у вас, – Тим погладил меня по волосам.
– А ты где был?
– По телефону разговаривал. Из-за музыки пришлось отойти подальше.
– Ты хотел поговорить? – Я с надеждой поймала его взгляд. Сейчас он нужен мне больше, чем когда-либо.
Но Тим нахмурился.
– Сначала я поговорю с Матвеем.
– При чем тут он?
– При том, что ударить девушку отвратительно. Как бы она ни поступила, – заявил Тим со всей серьезностью. – Я считаю, что ему необходимо немедленно извиниться.
– Ты прав! – То, как он это сказал, тронуло меня до глубины души. – Но может, отложишь это на потом? Все равно Матвей еще злится и не послушает тебя.
– Нет, никаких «потом». Терпеть не могу конфликты подобного рода.
– Конфликты? Ты сказал, конфликты, да?
– Ну да. А что?
– Просто… Я хотела сказать, что догадалась.
Взяв меня за обе руки, он несколько секунд смотрел в глаза, потом отпустил.
– Я скоро.
Обогнув дом по садовой дорожке, освещенной маленькими лампочками на солнечных батареях, я вышла к главному входу. Меня трясло. Я действительно ляпнула Матвею лишнее, но он все равно ничего не понял, а чтобы предположить, чем могут закончиться Ксюшины выкрутасы, не требовалось быть провидцем. Я пыталась спасти подругу, а степень моей вины не шла ни в какое сравнение с ее поступками. Вместе с тем я прекрасно понимала, что она просто психанула и ей нужно время, чтобы успокоиться и переварить случившееся. Вообще, Ксюша отходчивая, и, вполне возможно, если Матвей извинится прямо сейчас, то через полчаса мы уже будем смеяться над тем, что случилось.
Дойдя до забора, я обнаружила, что калитка не заперта. И, если помнить о знаках, то это определенно выглядело как приглашение.
Песчаная дорога расходилась в две стороны. Фонари на обочинах тускло светили, и после криков и музыки, казалось, здесь стояла абсолютная тишина. Пахло сиренью и дымом. На густом темном небе мелким бисером рассыпались звезды. Подняв к ним голову, я глубоко вдохнула и, обогнув припаркованную возле забора машину Проскурина, медленно побрела по желтому песку.
Глава 14
– Ого! Серова? Меня ищешь?
От неожиданности я вздрогнула и обернулась на голос Ершова, прозвучавший со стороны большой березы, росшей напротив соседей Оболенцева, но его самого не увидела.
– Что там у вас за шум? – от дерева отделился сливавшийся с ним силуэт.
– Ничего особенного, – желанием пересказывать случившееся я не горела и задерживаться не стала, прошла мимо, но тут же услышала за спиной шаги.
– Ты чего грустная?
– Хочу побыть одна.
– А я хочу с кем-нибудь поговорить.
– В доме полно народу.
– Зачем идти в дом, если ты уже здесь?
Я резко остановилась. В свете фонаря он напоминал существо из демонологической мифологии: духа березы, из которой вышел, или хранителя этой дороги. Стройный, острый, криво улыбающийся, испытывающий на мне магию своего гипноза. Волосы торчком, руки небрежно засунуты в передние карманы джинсов. Из-под черной ветровки, словно из самой глубины его самого, светилась белым рубашка.
– Чего пристал?
– Еще даже не пытался.
– Пожалуйста, не ходи за мной!
– Но у тебя глаза на мокром месте, и ты вот-вот разревешься.
– Неправда.
– Точно. Я же вижу, ты едва держишься.
Пока он этого не произнес, мне казалось, еще немного – и все уляжется. Я прогуляюсь, подышу счастливым майским воздухом, найду объяснения происходящему и успокоюсь.
Но удивительным образом его слова всколыхнули одновременно все чувства сегодняшнего дня: злость на Ксюшу за несправедливое обвинение, разочарование от несостоявшегося разговора с Тимом, беспокойство о пропавшем телефоне и даже стыд за обман Мартова.
Неожиданно для себя я всхлипнула. Утерла нос ладонью и поспешила прочь, чтобы окончательно не раскиснуть, но Ершов не отставал.
– Нет ничего стыдного в том, чтобы себя пожалеть.
На плечо легла рука.
– Не трогай меня, Ершов! – Я со злостью повернулась к нему, и тогда он просто обнял меня, прижав мою голову к своему плечу.
– Ничего, поплачь! Так всегда легче.
Его внезапная человечность и теплота подействовали на меня странным образом. Я размякла и, даже не пытаясь высвободиться, горько расплакалась, как от детской пустой обиды, когда, разбив коленки, ругаешь «плохой пол», который сделал тебе больно.
– Ну как? – Минут через пять он отстранился.
На вороте его рубашки расползалось мокрое пятно со следами черной туши.
– Кажется, лучше. – Я пошарила в карманах. – У тебя нет платка?
– Есть это. – Он достал небольшую стопку салфеток.
Высморкавшись и вытерев насухо лицо, я попыталась освободиться от продолжающих обнимать меня рук, но они сжались сильнее.
– Хватит, – я пихнула его ладонями в грудь, – отпусти!
– От тебя пахнет жасмином! – Он понюхал мою шею и волосы, на утешение это уже похоже не было.
– Я сейчас заору! – предупредила я.
– Я бы это послушал, – прошептал он на ухо.
– А-а-а! – закричала я, и он, расхохотавшись, отпустил.
Мой голос разнесся по всей округе, но со двора, где уже снова играла музыка, никто не вышел.
Ершов достал из кармана самокрутку и протянул.
– Что это?
– Косяк, что же еще?
– Травка?
– Угу.
– Ты совсем? – На секунду я даже забыла о его приставаниях. – Здесь Иван Сергеевич, а ты притащил наркотики.
– Пфф… – Он осклабился. – Какие же это наркотики? Это лекарство. Бери, станет легче.
– Ну уж нет! – Я снова предприняла попытку уйти, но он, схватив меня за плечи, потянул к березе, где обнаружилась узкая деревянная лавочка-доска.
– Садись. Успокойся. Расскажи, что случилось! – Устроившись на краю доски, он закинул ногу на ногу и закурил.